– Я слыхал, будто бы до низвержения с небес вы, Добрый Народ, все были ангелами.
Король выпустил изо рта тонкую струю дыма, задумчиво тронул бакенбарды, затем сказал:
– Нет, мы были не совсем теми, кого вы могли бы назвать ангелами. Настоящие ангелы – вовсе не такие, как толкует ваша церковь.
– Так может, вы мне расскажете, каковы же они? – спросил отец Кессиди, весьма удивленный.
– Я подкину вам пару идей, чтобы вы смекнули, каковы они, – сказал король. – Они не любят часовен, они не любят лесов, они не любят океана. Они отличаются от великанов – довольно сильно отличаются – и мастерски лицемерят. Вообще же вы не ошибетесь, приняв за одного из них любую вещь, какую только видели в жизни. Вот теперь у вас есть отличное представление о том, каковы они. И еще я подумал, – добавил фэйри, нахмурившись, – что в вашем приходе есть трое молодых холостяков, которые имеют дурную привычку называть ангелами тех девиц, что вовсе на ангелов не похожи, вовсе не похожи. Будь я на вашем месте, то осудил бы это во время проповеди.
– Ну, я даже не знаю! – протянул отец Кессиди, утаптывая угольки в трубке. – Молодежи следует говорить друг другу подобное. А если молодой холостяк заводит приятные речи с приятной девушкой, и не более, то имеет все шансы так и остаться холостяком. С другой стороны, парень, который стал бы обсуждать со своей возлюбленной, сколько он уберет урожая, вероятно, может к ней охладеть, когда они обвенчаются. Но, впрочем, это не имеет отношения к вашему историческому экскурсу. Продолжайте, ваше величество.
– Ну, я в любом случае терпеть не могу глупости, – ответил фэйри. – Так или иначе, как я уже говорил, там, на небесах, они звали нас Маленьким Народцем. Нас были миллионы, мы держались друг друга, и я был королем им всем. Мы были счастливы вместе, словно птички в одном гнезде, пока вражда не разделила черных и белых ангелов.
С чего все началось, я толком так и не узнал, а выспрашивать боялся, чтобы не оказаться вовлеченным. Я советовал Маленькому Народцу держаться от этого подальше, ибо друзья у нас были с обеих сторон, и мы не желали неприятностей ни с теми, ни с этими.
Я хорошо знал Старого Ника{14}. Более учтивого и более приятного собеседника вам бы не повстречалось – пожалуй, его манеры были даже слишком приторны. Он был тысячекратно благосклонен и любезен к моим подданным, и теперь, когда он низвергнут, я не скажу о нем худого слова.
– А я скажу! – заявил отец Кессиди, глядя весьма сурово. – Я – против него и всех его делишек и козней. Да я ручаюсь, что в конце окажется, что тех, кому он навредил, побольше выйдет, чем тех, кому он помог!
– А я его виню только в одном, – сказал король, – он отвратил от Маленького Народца моего побратима и лучшего друга, Таддеуса Флинна. Случилось же это так. Таддеус был добродушным малым, но чудовищно смелым и столь же вспыльчивым. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу, словно наяву – вот он размашисто шагает, в одиночку, склонив голову, с трубкой в зубах, заложив руки за спину. Никогда он не носил плаща, но его жакет всегда был застегнут. Высокая шляпа сидела набекрень, с побегом зеленого клевера в тулье. Его лицо обрамляла тонкая черная бородка.
Отец Кессиди вскинул руки в сильнейшем изумлении:
– Если бы я не крестил его и не отпел его доброго батюшку, то мог бы поклясться, что вы мне только что описали моего прихожанина, Майкла Питера МакГиллигана!
– МакГиллиган не столь порядочен, не столь изыскан и не столь доблестен, чтобы быть фэйри, – презрительно бросил король, помахивая трубкой. – Но позвольте продолжить.
Таддеус и я частенько посиживали в месте, которое называлось зубцами или парапетом, где огромная золотая стена тянулась по краю небес, и где широкие ступени вели вниз, и где можно было усесться славным вечерком, свесив ноги, или постоять, готовясь к полету в чистейшем воздушном просторе... В общем, короче говоря, в ночь перед великой битвой Теди и я сидели на нижней ступеньке, глядели на бездну, простиравшуюся лига за лигой, и беседовали о мире, что раскинулся на шестьдесят тысяч миль внизу, и об аде – двадцать тысяч миль напротив, когда прибыл тот, кто взметнул бурю над нами, чьи черные крылья затмили небо, в чьей деснице, словно копье, сверкала длинная молния: то был Старый Ник.
– Бриан Коннорс, сколько еще ты будешь прозябать в убогости да ничтожестве и прятать взор вместе со своими подданными? – спросил он.
– Воистину, с чего бы это? – спросил Теди и взвился на ноги в сильнейшем волнении.
– Почему же, – спросил Старый Ник, – были вы созданы мелкими коротышками на посмешище да на потеху всему свету? Почему не созданы вы ангелами, как мы, все прочие?
– Черт побери! – воскликнул Теди. – Я никогда об этом не думал.
– Так муж ли ты – или же мышь? Станешь ли ты сражаться за свои права? – спросил Сатана. – Если да, то присоединяйся ко мне и будь одним из нас. Ибо завтра мы обрушим на них свою ярость!
Теди не раздумывал ни секунды:
– Я пойду за тобой, Сатана, добрый мой друг! Тьфу, тьфу, подумать только, какие мы все-таки убогие! – И, одним прыжком вскочив на плечи Старого Ника, он отправился с ним в полет, словно колибри на спине орла.
– Береги себя, Бриан, – сказал Теди, – и приходи посмотреть на битву. Я буду там, да и тебя приглашаю. Битва начнется поутру. Над долиной шеренга черных ангелов пересечет небеса, лицом к лицу с шеренгой белых ангелов.
У каждого в руке был рупор, как рисуют на картинках, и они стали поносить друг друга тяжкими словесами через долину. И поскольку белые ангелы не могли ответить или сквернословили, то армия Старого Ника получила значительное преимущество. Но когда дошло до дела, и ангелы стали швырять друг в друга горы да метать громы, тут уж черные получили свое.
Бедный маленький Таддеус Флинн стоял среди них, в пыли, грохоте и реве, отважный, как лев. Он не мог швыряться горами, не мог метать громов и молний, но что касается крепкого словца – в этом ему не было равных.
Я увидел, как он скинул жакет, бросил его наземь и замахнулся трубкой на здоровенного ангела.
– Ты, скотоподобный смерд! – воскликнул он. – Я позволяю тебе пройти полпути отсюда!
– Батюшки-светы, верно, когда армии сошлись в рукопашную, это было величественное зрелище! – сказал отец Кессиди. – Мне дивно, что вы держались там в стороне.
– Я всегда полагал, – ответил король, – что не стоит драться, если точно получишь на орехи, кроме тех случаев, когда это твой долг. А драться ради спортивного интереса, когда все равно в итоге будешь бит, это – напрасно тратить время и портить свое доброе имя. Знаю, многие считают иначе, – добавил он, указывая куда-то трубкой. – Возможно, я не прав, однако препираться об этом не собираюсь. И, быть может, мне же было бы лучше, если бы в тот день я руководствовался иными правилами.
Как бы там ни было, пока все были заняты тем, что огибали глыбы да уклонялись от молний, я сказал себе: «Здесь не место тебе и таким, как ты!» И вот я увел весь мой народ за зубцы и велел всем схорониться на нижних ступенях. Не успели мы занять места, как – бац! – черный ангел пронесся у нас над головами и начал падать все ниже, и ниже, и ниже, пока не исчез из виду. Затем еще парочка его товарищей перелетела через зубцы; за ними немедленно последовали сотни других, и скоро ливень черных крыл рухнул в пропасть.
В разгар суматохи ко мне спрыгнул не кто иной, как запыхавшийся Теди.
– Это конец, Бриан, мы позорно разбиты, – сказал он, раскинув руки для прыжка и балансируя на краю ступени. – Может, ты и не подумал бы обо мне подобного, Бриан Коннорс, но я – падший ангел.
– Погоди, Таддеус Флинн! – сказал я. – Не прыгай!
– Я должен прыгнуть, – сказал он, – или буду проклят.
Следующее, что я помню – это как его несло, крутило и вертело на мили подо мной.
– И я знаю, – сказал король, вытирая глаза полой плаща, – что, когда настанет Судный День, у меня будет по крайней мере один друг, который дождется меня внизу, чтобы показать и самые холодные края, и местечки потеплей.
В следующий миг прибыла белая армия с пленными ангелами, черными и белыми, теми, что не поддержали в битве ни тех, ни этих, а стояли в стороне, как и мы сами.
– Тот, кто из страха за свою шкуру, – сказал архангел Гавриил, – не стал за правду, когда правда была под угрозой, может, и не заслужил ада, но и на небесах ноги его не будет. Набейте звезды этими трусами и зашвырните их за край неба! – приказал он.
С этими словами он подбросил одного бедолагу в воздух, да так, что он улетел на десяток миль в горние выси.
Прочие добрые ангелы последовали его примеру, и я видел, как тысячи уходили, оставляя по себе лишь полоски черного дыма на сотни миль вокруг.
Архангел Гавриил обернулся и увидел меня, и, признаться честно, я вздрогнул.
– Что ж, король Бриан Коннорс, – произнес он, – я надеюсь, ты видел, что бывает со слишком умными, слишком хитрыми и слишком осторожными – с такими, как вы. Я не могу отправить вас на звезды, так как они уже переполнены, и не стану бросать вас в бездонную пропасть, так как чаю помочь вам. Я отправлю вас всех вниз, на землю. Довольно скоро мы собираемся создать и род людей, хотя они в итоге окажутся никчемными тварями, а в конце мы выжжем это место дотла. После этого, если вы все еще будете живы, то пойдете в ад, ибо это единственное место, которое для вас осталось.
– Слишком уж ты суров к коротышкам, – сказал прибывший архангел Михаил. Святой Михаил был личностью открытой и дружелюбной. – В самом деле, что плохого, что скверного, что хорошего могут они нам сделать? Да и как ты можешь винить этих бедных маленьких созданий в невмешательстве?
– Может, я несколько погорячился, – сказал архангел Гавриил, – но, будучи святыми, мы должны выполнять то, что говорим. Во всяком случае, я позволю им осесть в любом уголке мира на их выбор, и я поселю туда таких людей, какие придутся им по душе. Теперь назови свои условия, – сказал он мне, раскрыв свою книгу и приготовив карандаш, – и я создам для вас таких людей, среди которых вы хотели бы жить.