Победителей с почетом встретили в городе. Впервые удалось захватить столько пленных сразу. Городская знать хотела услышать подробности. Начан-Кан пришел со своей молодой дочерью Зазиль-Ха. Девушка не отличалась той статью, что мгновенно покоряет в женщинах Севильи или Гранады. И лицо не назовешь красивым. Широконосая, как большинство здешних женщин. И все-таки, глядя на нее, Герреро с удивлением отметил, что впервые смотрит с симпатией на кого-то из местных жителей.
Когда Герреро заговорил, Зазиль-Ха начала вовсю улыбаться, а потом расхохоталась с очаровательной непосредственностью. Отец очень сердито взглянул на нее, она тут же перестала хохотать.
– Он так смешно разговаривает!
– Если тебе так смешно, будешь сама учить его языку, – отрезал Начан-Кан.
Зазиль-Ха немного погрустнела, но недовольство ее явно было напускным. Ей ведь и самой было интересно пообщаться с пришельцем из-за моря. Он, наверно, много чего может рассказать о своей стране и о заморских чудесах. Сама-то она дальше Косумеля не путешествовала{5}.
Они поженились через год. До того Герреро сделали богатую татуировку, проткнули нос и уши. Волосы надо лбом ему выжгли, а те, что остались, он завязывал теперь в тугой узел на темени, оставляя сзади длинную волнистую косу. Борода давным-давно потеряла прежнюю форму и свешивалась спутанными локонами. Шею и грудь украсили ожерелья из обсидана, уши – тяжелые круглые серьги из яшмы. Словом, Герреро был неотразимым женихом.
На том месте, где поженились андалузец Гонсало Герреро и дочь предводителя одного из городов майя Зазиль-Ха, и посейчас справляют свадьбы «в стиле майя». Но не верьте всей этой мишуре, господа! Мы не знаем, как выглядели тамошние обряды полтысячелетия назад. Те свадьбы, что справляют сейчас на Юкатане – не более, чем красивый спектакль. Мы даже не знаем, сколько лет было тогда жениху и невесте. Можно, однако, утверждать с уверенностью: то не была свадьба по принуждению. Они были молоды, и они любили друг друга. И первая брачная ночь у них, безусловно, была...
И побежала, закрутилась обычная каждодневная жизнь. Зазиль-Ха, как и положено женщине, работала по дому, ткала и шила одежду, готовила еду. Герреро, как положено мужчине и военачальнику, занимался делами города-государства, планировал и осуществлял походы. Постепенно из мелких воинских отрядов, что покрывали себя негромкой местной славой в мелких стычках с соседями, образовалась настоящая армия. Здесь была воинская иерархия, здесь была стратегия войн и тактика боя. Был даже свой военный флот. Пусть не было пушек, но лучники, высадившиеся на чужих берегах, умели утверждать власть и силу Чактемаля. Соседние города-государства спешили заключать с ним союзы. Город богател и разрастался. Герреро пришлось припомнить все, что он знал из военной инженерии. На окраинах государства стали строить форты и сторожевые башни.
Менее чем через год родился сын Гвакамац. Еще через два года – дочь, а потом опять сын. То были первые метисы на американском континенте.
И такая жизнь продолжалась семь лет.
В конце февраля 1519 года армия Фернандо Кортеса в составе пятисот восьми пехотинцев, шестнадцати конных рыцарей, тринадцати аркебузиров, тридцати двух арбалетчиков, ста матросов и двухсот рабов высадилась на острове Косумель. Никто из них не знал языка местных жителей. Когда испанцы увидели, как на возвышении в храме богини Ишчель приносят в жертву воинов из соседнего племени, они пришли в ярость и разрушили храм. Как водится, захватили десятка два-три местных жителей: рабы всегда пригодятся. А поскольку в те времена еще не было принято обращаться к обращенным в рабство по номерам, испанцы знаками просили новоиспеченных рабов назвать свои имена. Шестнадцатилетний смуглый юноша сказал по-испански: «Me llamo Alom» – «Меня зовут Алом».
«Откуда ты знаешь испанский?» – спросили его. «Меня обучил вашему языку один из наших рабов. У него белая кожа, как у вас, и густая борода. Сейчас он работает в другом поселении».
Когда юноша привел Кортеса и его людей к своему бывшему рабу, тот молился. Увидел пришедших, поднялся, раскинул руки, бросился навстречу.
– Слава господу! Мои молитвы услышаны!
Засуетился, отбежал и вернулся с толстой книгой.
– Видите: я сохранил этот требник. Я молился, я соблюдал посты. Я даже знаю, что сегодня пятница!
– Нам нужен переводчик, – сказал Кортес.
На восьмой год пребывания Герреро в Чактемале к берегу подошла лодка с Косумеля. Приплывшие вышли из лодки и двинулись прямо к дому Герреро. Впереди гребцов-индейцев шел высокий загорелый человек средних лет с сединой в длинной бороде. Он совсем не походил на здешних людей, несмотря на густой загар.
Герреро стоял, глядел на гостей и просто глазам не верил. О господи!
– Херонимо! Агильяр!
Обнялись. Потом оглядели друг друга. Как изменились за семь-то лет! Особенно поражался Агильяр. Сроду не узнал бы своего попутчика в этом рослом растатуированном индейце.
Герреро повел друга за ширмы, туда, где горел очаг. Они сели на низкие украшенные резьбой скамейки без спинок, а слуга уже расставлял корзиночки с едой на петате, толстой тростниковой подстилке. Принесли и маисовые лепешки, служившие ложками. Герреро был счастлив.
– Как ты? Где ты был все это время? Кого-нибудь еще из наших видел?
– После побега меня увезли на Косумель. Меня и обеих женщин. Те быстро умерли. Видно, климат неподходящий. Москиты, жара, работа тяжелая. Я тоже болел, но выжил милостью Господа нашего.
Поговорили. Повспоминали прошлое. Выпили бальче{6}. Когда беседа начала увядать, Агильяр вдруг сказал:
– А я за тобой.
Герреро аж вздрогнул и вопросительно уставился на собеседника. И Агильяр рассказал о прибывших испанцах и о Кортесе.
– Как раз вчера Кортес объявил о присоединении всех этих земель к испанским владениям.
– А здешние жители об этом знают? – иронически хмыкнул Герреро.
– Скоро узнают. Мы идем на материк. Мы установим здесь власть нашего короля и нашего отца небесного. Так что собирайся.
– Куда?
Агильяр пристально и недоверчиво посмотрел Герреро в глаза. С чего это он дурака валяет?
– Ты что, не понял? Тебя ждут на каравелле.
Герреро не отвел взгляда.
– Ну, ты же видишь, каким я стал. Что обо мне скажут твои новые друзья, когда они меня увидят? Какой из меня конкистадор!
– Ты что, не хочешь вернуться в Испанию? Для тебя это единственный шанс. Завоюем эти земли – и домой.
– Понимаешь, я ведь женат...
Агильяр расхохотался.
– Женат?! Ты что, сочетался с ней перед лицом Господа и по законам церкви? Да эта твоя женитьба – не более, чем блуд. Просто блуд!
– Здесь мои дети. У меня есть определенные обязанности.
– А по отношению к Испании у тебя нет обязанностей? Долг каждого испанца – хранить верность короне, умножать ее богатства и биться с врагами страны.
– Стало быть, здешние племена стали теперь врагами Испании? Или Испания хочет видеть в них врагов?
– О ком ты говоришь? Язычники, приносящие человеческие жертвы своим лживым богам.
– Ну, не столь много, сколько святая инквизиция со своими аутодафе.
– Да ты богохульствуешь! Ты что, не понимаешь, что предаешь своего короля и нашу святую церковь?
– Неужели вам мало Европы? Она уже почти вся у ваших ног. А индейцы вовсе не жаждут становиться испанскими подданными.
Тон Агильяра немного смягчился.
– Они слепы. Они не знают истинного учения. Мы, как старшие братья, должны открыть им свет истины, указать единственно верный путь.
– С помощью пушек и аркебуз?
– Гонсало, ты вручаешь свою бессмертную душу дьяволу – и все ради туземной женщины?
И тут к ним, решительно сдвинув ширму, ворвалась Зазиль-Ха. Она только что выкупала младшего сына в глиняной ванне и уложила его поспать. Свойственным женщинам всех народов обостренным чутьем она сразу уловила, о чем идет речь. И видно было, что перед ними не просто разгневанная женщина, а дочь вождя.
– Пришел увезти моего мужа? Отнять у детей отца? Иди к своим и передай, чтоб держались подальше от наших мест, а то худо им придется.
Герреро поднялся.
– Успокойся, я никуда не еду.
Взял ее за плечи, вывел наружу. Зазиль-Ха плакала.
– Успокойся, – повторил он, – я буду здесь.
Потом вернулся к Агильяру.
– Я видел, ты бусы привез. Оставишь? Детям отдам. У нас такого стекла нет. Пусть посмотрят, что умеют делать мастера на моей родине{7}.
Не думаю, что Агильяр передал Кортесу совет Зазиль-Ха, но факт остается фактом: испанцы не стали задерживаться на территории государств майя, а пошли на север завоевывать ацтеков, покорять Мексику. Юкатан, формально перешедший под власть Испании раньше других материковых земель, остался непокоренным. Смириться с этим испанцы не хотели. Пять лет спустя на Юкатан вторглось войско под началом жестокого и коварного Педро де Альварадо. Пока Альварадо и его люди вершили свои зверства, десятками сжигая на медленном огне пленных индейцев, люди Чактемаля готовились к битвам. На полуострове развернулась настоящая партизанская война. В свое время Кортесу удалось без особого напряжения покорить ацтеков. Причиной этого был страх. Испанцев боялись. Трепетали перед двухголовыми четвероногими чудовищами, что мчались быстрее ягуаров. Разбегались в панике при звуках аркебузной пальбы. Испанцы были чем-то вроде божьей кары. Неуязвимые и, похоже, бессмертные. Как же случилось, что теперь их не боятся? Племена Юкатана знают то, чего не знали люди Монтесумы: конкистадоры – обычные люди. Они смертны и уязвимы, с ними можно воевать, их можно победить.