А мне остается механическая работа по сравнению отпечатков...
Я почувствовала, что должна подкрепить свои силы сигаретой, и едва не столкнулась с Эндрюсом.
- Доктор! - выпалил он. - Я понял, эти пальчики не наши, наши - перчатки!
Под моим взглядом Эндрюс слегка замедлил темп речи и объяснил все снова, более внятно.
- Я думал, что это за жир на кончиках пальцев у перчаток? И зачем вообще надевать тканые, хлопковые печатки на обыск дома, если есть кожаные или резиновые? Я пересматривал фотографии дома, и, когда увидел фото ее туалетного столика, меня осенило - это косметические перчатки! Такие надевают, когда на руки наносят крем, чтобы он лучше впитался! И помните, от этих отпечатков какой-то сладкий запах шел? А у нее на столике, видите, стоит крем для рук "козье молоко и ваниль". Поэтому наши перчатки и наследили в основном в спальне и гостиной - их надевала хозяйка дома! И, я думаю, они были на ней, когда ее убили.
Косметические перчатки? Черт, я даже не подозревала о существовании чего-то подобного...
Но я убедилась в правоте Эндрюса уже через пару часов: неизвестные отпечатки из дома Коула принадлежали Эдне Митчелл! Те самые, которые я приняла за отпечатки Фелисити.
- Надо звонить Дрейперу, - озвучил Эндрюс очевидное. - У нас есть подозреваемая!
Но Дрейпер позвонил нам первым, и новость о том, что Эдна Митчелл побывала в гостях у Фелисити, не произвела на него должного впечатления. Он сам спешил поделиться добытой информацией.
- Элис, это просто потрясающе... Теперь мне не нужно пытать студентика. Угадай, кто пришел в участок весь в синяках, глаза не открываются и трещина в копчике?
- Кто?
- Том Меррил!
- Меррил? - зачем-то переспросила я. - И кто это с ним так?
- Родной папаша.
- За что?
- Взбеленился, когда сын признался ему в том, что случилось на балу "Пригласи дурнушку". Слышала про такое?
- Конечно! - усмехнулась я. - Меня тоже приглашали.
Рыцарство, как его понимают студентики братств. Отыскать заброшенных, страшных, несчастных девушек, устроить для них бал со всем возможным для фратернити финасовым шиком и на протяжении вечера обращаться с "приглашенными леди" с подчеркнутым вниманием.
Я никогда не хотела служить выгодным фоном - и неважно, что оттенять, красоту подруги или фальшивое благородство мужчины, и потому отказалась резко и грубо.
Но противней всего было вспоминать не приглашение, а надежду, которая вспыхнула и горела на моем лице между тем, как я выслушала приглашение - и вспомнила, что скоро тринадцатое ноября.
- Так вот, папаша как следует его отпинал и выкинул прочь из дома, заявив, что он больше не будет разбираться с его проблемами и он ему больше не сын. А Меррил после этого приполз к нам в участок с признанием...
- Так что же он натворил на том балу?
- Не только он, - уточнил Дрейпер и начал расссказ.
Он говорил, цитируя косноязычного Меррила; история, пропущенная через двух посредников, должна была восприниматься только как перечень событий и фактов.
Но я почему-то представила себе все предельно отчетливо, так, словно сама побывала там.
... Вечеринка начиналась с традиционной совместной фотографии перед входом; и девушки не знали, что накрытый красным бархатом постамент - это весы, а часы за спиной на самом деле показывают, на сколько фунтов они потянут. Парню, который привел самую толстую даму, полагалась аналогичная сумма в английских фунтах.
В зале стояла огромная чаша с пуншем, и каждый мог подойти и зачерпнуть себе порцию, причем в чашу постоянно подливали все более крепкие напитки.
Вначале было несколько конкурсов, и все шло в достаточно традиционном ключе: например, парню предлагали описать свою девушку в двух словах. Они вставали и проникновенно говорили что-то вроде "Милая малышка", "Заводная хохотушка" и тому подобное, а остальные слушали их, аплодировали и посмеивались. Постепенно смех становился все громче и резче. Студенток среди них почти не было: парни привели сюда уборщиц, кассирш из супермаркетов, девушек из химчисток...
Разогрев был недолгим; вскоре на эстраде появилась группа звезд местного значения, и начался рок-н-ролл. Первые несколько танцев свет в зале оставался очень ярким: это было нужно для того, чтобы как следует оценить участниц. В мужском туалете и на веранде шли бурные дискусии: кто достоин номинации "Лучший сиськотряс" и "Летучая свинья" - для девушек, которые рисковали танцевать поддержки со своими партнерами.
Затем от сухого льда пошел пар, включился стробоскоп и несколько украденных из студенческого театра прожекторов.
Теперь, в полумраке пропахшего травкой, алкоголем, духами и потом зала, главной доблестью стало как бы ненароком наступить партнерше на подол, сбросить бретельку платья, сверкнуть ее нижним бельем. За это партнерам полагались призы - новые порции джина и виски.
Главный призовой фонд, - около тысячи долларов, - состоял из взносов членов братства; и его должен был получить студент, который привел самую страшную даму.
Издевательский тон вечеринки становился все более очевидным, и многие девушки сбежали, не дожидаясь финала.
Но Фелисити Питерс осталась. Больше трех часов подряд она молчаливо цеплялась за своего партнера, красавчика Томлинсона, и с ее неумело накрашенного лица не сходила улыбка. Томлинсон был с ней безупречно внимательным.
Почему она не поняла, что происходит? - на мгновенье задалась я вопросом и тут же нашла ответ. Фелисити не хотела понимать.
Когда ее - ближе к полуночи - объявили королевой бала, улыбка превратилась в безудержное сияние.
- Солнышко, я знал, что мы победим! - громко объявил ее партнер. - Я сделал на это серьезную ставку!
Фелисити молча кивнула, не сводя с него глаз.
Их пригласили на танец победителей, и Томлинсон, закрутив несложное па, уронил ее и сам упал.
- Берт, ты не ушибся?
- Нет, не ушибся, просто устал... Парни, я ведь уже не должен терпеть ее жирную рожу?? - обратился он к залу.
- Покажи нам ее жирные сиськи! - выкрикнул кто-то, и темнота взорвалась смехом. Не слишком громким - некоторые в зале промолчали, некоторые даже отвели глаза, но Томлинсону хватило и этого.
- Секунду, братья... - пошатываясь, Томлинсон подошел к Фелисити, которая замерла на месте, словно пригвожденная лучом прожектора. Она отчаянно моргала.
- Солнышко мое, ты ведь понимаешь... - начал Томлинсон, и Фелисити от звука его голоса ожила. Она что-то пробормотала, отступила от него на шаг и грохнулась со сцены.
Та была всего в три ступеньки высотой, и, пока Фелисити неуклюже возилась на полу, пытаясь встать, Томлинсон уже легко и ловко приземлился рядом с ней. Вокруг немедленно расчистилось свободное пространство, и с легким скрежетом прожектор снова навел на них свой прицел.
- Какая же ты неуклюжая, моя радость, - ласково проворковал Томлинсон и, ухватив ее за руку, вздернул вверх... и отпустил. Фелисити зашаталась и шлепнулась на пол снова.
Многие в зале засмеялись, послышались даже редкие хлопки.
Фелисити встала с пола, глубоко дыша и раскрасневшись, как помидор. Ее глаза блестели, как в лихорадке, зрачки расширились.
Томлинсон смотрел на нее с ленивым интересом; он открыл рот, собираясь что-то сказать, но тут в его щеку звучно впечаталась ладонь Фелисити.
- Тварь! - выплюнула она. - Ублюдок! - Вторую пощечину ей влепить не удалось: руку перехватил Меррил и быстро завел ее за спину.
Фелисити продолжала трепыхаться.
- Ты должен извиниться! - выкрикнула она, глядя на Томлинсона.
- Извинись, - повторила она, но в ее голосе уже не было уверенности; в нем задребезжала нота страха.
Фелисити замерла.
- Извиниться? - несмотря на красные от ударов щеки, Томлинсон улыбался, словно предвкушая что-то очень интересное. - Но за что я должен перед тобой извиняться?
Он поднял брови и округлил рот - само воплощение недоумения. Зал притих, прислушиваясь к их диалогу, и кто-то опять включил стробоскоп.
- З-за это приглашение... это просто подло, я даже... - запнулась Фелисити, окончательно осознав, что их слушают все, кто собрался в зале. Ручища Меррила оставалось сомкнутой не ее запястье.
- Ни з-за ч-что, - передразнил ее Томлинсон. - Или давай так - я извинюсь перед тобой, а ты извинишься перед ним, - он выразительно сжал ладонью свой пах и сделал драматическую паузу. - Потому что само существование таких уродин, как ты, оскорбляет мой член!
Ему зааплодировали, засмеялись, засвистели.
Томлинсон медленно протянул к девушке руку: Фелисити замерла и затаила дыхание.
Он ухватил в горсть оборки ее декольте - а потом рванул вниз. Дешевый материал кое-как состроченного платья разошелся легко и быстро.
- Сиськи! - Меррил схватил вторую руку Фелисити, которой она пыталась свести края разорванного платья, и начал медленно поворачивать ее вокруг собственной оси. В прорехе зияло белое рыхлое тело, чашечки черного кружевного бюстгальтера с красным бантиком между ними издевательски торчали наружу.
Льюис, который до этого довольствовался ролью зрителя, начал проталкиваться поближе к сцене.
Фелисити открыла рот, но тут Меррил толкнул ее на Томлинсона, как большой пляжный мяч. От Томлинсона она снова отлетела к Меррилу, бестолково размахивая руками, и платье с каждым движением сползало все ниже. Ее лицо некрасиво распухло и пошло пятнами, а из носа выскользнула капелька крови.
И тут ее подхватил и поставил на ноги Льюис.
Фелисити ошеломленно помотала головой...
- Вы слишком разошлись, - вполголоса сказал Льюис и добавил, - давай заканчивать, ладно, Берти?
Томлинсон скользнул взглядом по белому круглому блину лица Фелисити с красной, размазанной под носом полосой и устало вздохнул.
- Ты прав, шутку надо заканчивать вовремя, - согласился он и изящно склонился перед девушкой, взмахнув воображаемой шляпой.
- Мадам, благодарю вас за все то удовольствие, которое мне доставило ваше общество.