ыться дочке своей.
- А ты тут при чем?
- Да я муж ее, - Семишкин возмущенно зыркнул на знакомого, как же, такую важную вещь и не знать. - Оттуда и узнал, что сейф, где Федька прятал миллионы, в подвале бывшего здания обкома стоит, это аккурат напротив здания министерства геологии. Сам понимаешь, туда народ ходил как в церковь, еженедельно, вот в его подвале, видать, Федор и заприметил еще когда надежный тайник. Сейф капитальный, с царских времен оставшийся. Сам знаешь, раньше на этом месте палата купцов первой гильдии стояла, потом помещения перестроили, потом туда обком въехал, затем здание снесли, но подвал не тронули, на его месте известный тебе Бирюков стал первый за сто лет доходный дом строить.
- И зачем ты это все рассказываешь? - поинтересовался Копейкин. Игнат только хмыкнул.
- А вот зачем. Бирюков подвал не тронул, только укрепил, а строил поверх, заодно, чтоб сэкономить. Только некстати разорился, едва до второго этажа довел, было это в кризис девяносто восьмого. Он обанкротился, но потом, как дела на лад пошли, снова принялся за свою мечту, до двенадцатого этажа довел, а тут новый кризис, восьмого - и снова Бирюков разорился. Кризисы у нас так и шли. Бирюков снова пытался достраивать в четырнадцатом, ну тут и его новая инфляция накрыла и комиссия, которая поняла, что дом без крыши долго не простоит. Его снесли, а фундамент, уж больно хорош, забетонировали. В нем-то, в подвале, сейф с министерским фунтами как стоял, так и стоит.
Копейкин удивился, насколько просто у приятеля все выходило, но Семишкин стоял на своем, он на строительстве именного этого дома еще когда работал, пусть и на кране, то есть, вниз не спускался, но рабочие рассказывали о сейфе, который пытались шашкой подорвать, вдруг что ценное, - это когда снова стройку последний раз заморозили, - но что-то тогда помешало. А теперь, когда он узнал, что и сколько там находится, сам бы рад, да боится и огласки - после взрыва кто только ни набежит любопытствовать, да и за сохранность валюты тоже может быть под вопросом. Вот и решил к Копейкину обратиться. Немудрено, что Влас изначально не хотел связываться с таким непонятным делом, но после - уже договаривался со щепетильной своей совестью. И договорился.
На следующей неделе, а разговор этот случился в субботу, оба прибыли чуть за полдень к забору, отделявшему от города и мира фундамент столетнего дома: Влас пешедралом, а Игнат на экскаваторе, благополучно заимствованном у родного СМУ, где уже без малого двадцать лет бессменно и, как мнилось Семишкину, задарма трудился. Квалификация прораба сказалась - заказчик без труда за десять минут расковырял вход в подвал, да так ловко, что Копейкину оставалось только восхищенно языком поцокать, после чего оба заговорщика спустились вниз, где и обнаружили искомую комнату, щедро заваленную строительным хламом. Еще два часа ушло на его вынос, Влас все больше смотрел, стараясь беречь бесценные руки, а Семишкин вкалывал за двоих, прям как в своем трижды на дню проклинаемом СМУ. Но к обеду управился, и оба проникли внутрь комнаты.
Сейф находился на месте, Копейкин презрительно осмотрел его, но пофырчав, больше для видимости, механизм германского чуда инженерной мысли сохранился на диво хорошо, извлек стетоскоп и принялся подбирать требуемый код. Щедро пропыленный временем сейф поддался через три минуты, большую часть времени Копейкин, как говорилось выше, фырчал, мол, можно было б пригласить дилетанта, уж больно проста оказалась работа, а после предоставил открывать тяжелую насыпную дверь весом в пару пудов, издергавшемуся в предвкушении заказчику.
Деньги сохранились так же отменно, пачки фунтов занимали всю верхнюю полку, на нижней лежали печати несуществующей уже тридцать лет партийной организации, а еще бланки почетных грамот из тридцатых годов, а еще значки и куча марок для взносов обществ ДОСААФ, видимо, тогда сейфом пользовались легально последний раз. Их восторженный Семишкин с радостью извлек и убрал на раздачу друзьям.
- Одно к одному, еще и подарки будут, - изрек Игнат, упаковывая в папку грамоты и только после этого возвращаясь к деньгам. Копейкин молча протянул руку для получения своей доли, да тут Семишкин вскрикнул и замер на месте.
- Черт, - хмуро пробормотал он. - Я думал, фунты английские, а они израильские. Смотри, какие интересные, на пятифунтовке, пионерка местная. Видать, наши им завезли.
- Не похоже, может, местное начинание, - пробормотал Влас, разглядывая сумрачных молодых людей с другой купюры. - Вот на пятидесятке еще двое пионеров, отправленных на картошку в кибуц.
- Ну и пусть. А тут рабочих и крестьян навалом, нет, точно наши переселенцы боны делали, уж больно тематика похожа. Интересно, какой у них курс, у тебя смартфон с интернетом, глянь.
- Сейчас они уже не ходят, но по-прежнему котируются. Что значит, свободно конвертируемая валюта, - изрек Копейкин, изучив подноготную вопроса в Центробанке. - Тогда поменяй, а после выдашь долю.
Заговорщики ударили по рукам, после чего Влас, недовольный, удалился в свое тайное логово на Осенней улице, по дороге потряхивая поврежденную крепким рукопожатием ладонь, а Семишкин направился в обменник.
- Видите ли, молодой человек, - объяснял кассир взволнованному Семишкину. - Я не могу провести расчет по вышедшей из обращения валюте. Да, не стану спорить, ваши банкноты в цене, но вот их стоимость надо уточнять в Центробанке или, лучше еще, в госбанке Израиля. Ежели желаете, я сделаю нужный запрос.
- Лучше сперва переведите их стоимость в рубли, чтоб знать, какую сумму вам предстоит заказывать, а то, как в прошлый раз выйдет, в том году еще, когда я менял дойчмарки, найденные в закромах у тестя, а ваши сразу дать нужную сумму не смогли.
- Так это вы меняли! - как же помню. Сейчас рассчитаю стоимость нашему постоянному посетителю. Подождите. Вот... - сделав еще несколько пасов рукой над клавиатурой, кассир вывел искомый результат. - Смотрите, что выходит.
- Так денег вам не надо заказывать?
- Нет, обождите. Израильские фунты были в тысячу девятьсот восьмидесятом году обменены на шекели по курсу один к десяти.
- И то неплохо, - подытожил Семишкин, мысленно отказываясь от возможности стать миллионером в валютном исчислении. - Выкладывайте шекели.
- Но они были обменены на новые израильские шекели в восемьдесят пятом году из-за гиперинфляции, по курсу один к тысяче, так что теперь у вас на руках находится...
- Всего одиннадцать тысяч рублей? И ради этого я позволил себе руку пожимать? - возопил Копейкин, хлопая по лбу поврежденной рукой и морщась от удвоенной боли. - Какого лешего ты вообще решил получить эти деньги?
- Я порядочный человек, - отрезал Семишкин, - а у меня перед тобой обязательства. Поэтому я обратился в наш Центробанк, кинул им фунты, те связались с банком Израиля и выслали мне шекели. Плату за все эти операции взял на себя, так что сам оказался в сильном накладе. Но я не мог допустить, чтоб мой друг не получил своей доли.
- Вот спасибо! Сообщил мне, что вручишь деньги, не удосужившись сказать, сколько именно? Я место в ресторане "Разгуляй" забронировал, ты знаешь, сколько там ужин стоит? Мне на эти тыщи воблу с пивком только пожевать.
- Ну, если так, я тогда...
- Нет уж, давай сюда награду, - Копейкин жадно хватанул деньги и стремительно повернувшись, ринулся прочь. Бронь в "Разгуляе" отменять он не стал, но вместо столика просто посидел в баре, приняв на грудь полдюжины наперсточных "Лонг Айлендов". Добавив при расчете тысячу кровно наворованных, грустный и лишь слегка подшофе, отправился домой на Осеннюю.
Кирилл Берендеев
ТИФЛИССКАЯ УНИКА
Известный на весь Спасопрокопьевск и окрестности медвежатник Влас Копейкин получил приглашение поработать, какого он еще не знал. Не первый и даже не двадцатый раз предлагали ему, молодому человеку, едва достигшему тридцатилетнего возраста, то или иное специфическое дельце, но чтоб так...
Тем более, сам Влас в ту пору занимался весьма приятным, но не слишком обязательным делом. Он вызвал к себе давно знакомого и оттого доверенного курьера из "Почты России" и теперь в его присутствии заполнял поздравительные открытки на близящуюся пасху. Подобным мало, кто занимался, да припомните, когда вы-то отправляли вживую поздравления? - неудивительно, что Копейкин слыл в дамских кругах эдаким бонвиваном, с которым приятно будет связать себя узами, если тот, конечно, согласится не просто встретиться, а пустить к себе в неведомое еще ни одной девушке жилище, незнамо, где располагавшееся. Но Влас пускать не спешил, девушки томились в ожидании, переживали, иногда допуская излишние вольности - чем, стоит заметить прямо, Копейкин и пользовался напропалую.
И пока Влас сим занимался, ему позвонил давний заказчик Алтынин, некогда получивший из святая святых банка "Прогресс" коллекцию яиц Агафона Фаберже, сына того самого Петера Пауля, до той поры принадлежавшей прежнему владельцу Рублеву.
Со времени скандального ограбления, в коем участвовал и Влас, немало времени ушло, но репутацию свою банк восстановить так и не сумел, и потихоньку стал клониться к закату. Немудрено, что его прежние клиенты ныне спешно вытаскивали самое ценное из ячеек и перевозили груз либо домой, или в места более надежные или хотя бы менее разрекламированные - от греха подальше. Не хотели хоть чем помочь тонущему предприятию, напротив, только ускоряли и без того тяжелое падение, арендуя вот уже месяц без продыху банковский броневик, снующий по городу взад-вперед и едва успевающий заправляться.
Неудивительно, что на конвульсивные движения машины обратил внимание и Алтынин и снова пришел к Копейкину с удивительно знакомым предложением. Опять обчистить "Прогресс", но не весь приснопамятный банк, а лишь инкассацию, развозившую клиентские пожитки. С самим броневиком его ребята управятся, а уж внутреннее содержание останется на совести медвежатника.