На работу мне добираться пешком - ровно двенадцать минут. Если есть настроение - могу выйти чуть пораньше, чтобы позавтракать в пирожковой, она с восьми открыта. Заодно там можно взять ватрушек на ужин.
Иду я, стало быть, в сторону пирожковой, и вдруг ноги сами замедляют шаг, сами подносят меня к витрине. Я останавливаюсь, не понимая, что мне в такое время суток нужно в обувном магазине, и вдруг осознаю: да это же магазин музыкальных инструментов. И говорю себе: ну, Влад, ты даешь! Не за одну же ночь тут эти инструменты поселились, сперва обувь выехала, потом магазин стоял закрытый, его наверняка ремонтировали, потом инструменты въехали, а я пробегаю мимо, ничего не замечая.
Так вот, стою я перед витриной и смотрю на маленькую скрипочку, которая мне совершенно не нужна. Смотрю - а во мне два желания одновременно рождаются. Первое - послушать что-нибудь в скрипичном исполнении, второе - разгромить витрину и сломать скрипочку о колено. Отродясь я музыкальных инструментов не ломал, ну, может, в детстве какую-нибудь пластмассовую дудку.
Влад, говорю я себе, идем ловить птицу недоперепил. Без нее не обойтись.
И внутренний Влад отвечает: сперва сходим на работу, птица будет вечером.
Думаю, многим мужикам знакомо это странное ощущение, когда выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел. С Семеновым такое часто случается, со мной - куда реже, я малопьющий. Нет, не так. С Михаилом это реже случалось, а как относится к спиртному Влад - я еще не знаю.
Так что отлипаю я от витрины, пока глас рассудка еще действует, и иду на работу.
И меня обгоняет стайка девчонок.
Я смотрю на их узенькие спинки, обтянутые разноцветными маечками, на длинные мелькающие ножки, и понимаю - не догнать уже, не догнать. А одна... темненькая, с волосами до лопаток, в белых туфельках на загорелых ножках...
Те самые девчонки, что учатся где-то по соседству.
Не догнать!
Иду дальше, желаю пирожков и ватрушек... И вдруг понимаю, что на самом деле мне нужна пицца размером с колесо от самосвала.
Пиццерия поблизости есть, называется "Римские каникулы". Хозяин - мой бывший сосед Лева. Он даже пару настоящих итальянцев привез - правда, не из Рима, а из Неаполя, если не врет. Пиццы они пекли неплохие, но какие-то неправильные. По здешним понятиям, слой теста должен быть минимальный, а у них- чуть ли не сантиметровый. Но одной такой хватит и на завтрак, и на обед.
Подхожу. Ну здрасьте вам! От "Римских каникул" осталась одна вывеска. Прогорел, значит, Левка... Печально. Ну, выбора нет - спешу в пирожковую.
Тот рабочий день был почти обыкновенным. Ближе к вечеру позвонил Валька Семенов. Он утром обнаружил на лестничной клетке у своей двери кучку земли. Приехав на работу, он вместо того, чтобы честно трудиться, лазил в Интернет - когда завотделом не видел. И вот он понял, что ему подбросили кладбищенскую землю.
- А я, дурак, так ее там и оставил! Ее, оказывается, нужно было смести на кусок картона веником, который потом - сжечь! А землю - выкинуть туда, где люди не ходят! - проповедовал он.
- И точно, что дурак, - сказал я. - Ну вот кто ради тебя потащится на кладбище?
- Я знаю, кто! Арина!
Валька, в отличие от меня, был официально женат и десять лет назад развелся.
Ему повезло - в него вцепилась мертвой хваткой толстушка, увидевшая в нем единственный шанс хоть немного побыть замужней дамой. И она была на все готова ради фаты и этого жуткого белого платья, с юбкой - полтора метра в диаметре. Сидело оно на ней... ох, лучше не вспоминать, как оно на ней сидело...
Я знал, что Арина вышла замуж вторично, родила вдобавок к Валькиному чаду еще одно, а Вальку если и вспоминает - то как страшный сон. Они действительно были такой нелепой парой, что все только пальцем у висков крутили. И чем еще мог кончится брак по случаю беременности?
Тогда я еще удивлялся - как ей удалось его на себе женить? Тогда я еще не понимал, какой он внушаемый.
- Думаешь, она о тебе помнит?
- Как еще помнит! Знаю!
- Откуда?
- Она ко мне ночью приходит! Ну, снится.
Хотел было я сказать: так это ты, мил-человек, о ней помнишь. Но не стал. Чего мне с Валькой ссориться?
Договорились встретиться завтра в пивном баре. На том и расстались.
Но смартфон я положил не сразу. Что-то в нем еще звучало, что-то пробивалось ко мне...
Я старательно вслушивался. Очень далекие звуки то возникали, то пропадали. Смысла в них не было никакого. Ведь обычно, даже когда всего четыре ноты подряд - в них уже есть смысл, с ними уже можно работать, можно продолжить их мысль, завершить, понять, как она может развиваться дальше. Определиться с размером, понять, где там нужна пауза. Опять же - если ты не ученик, для которого метроном - царь и Бог, то вскоре поймешь, какие доли секунды в ноте и в паузе сделают фразу выразительнее... и она начнет дышать...
- Миша! Миша, к Виктор-Иванычу!
Поскольку я временно исполнял обязанности Михаила, то сунул смартфон в футлярчик на поясном ремне и поплелся к начальству.
- Опять, - сказало начальство. - И ты еще хотел прибавку к зарплате!
У нас есть филиалы за городом. Если на инструктаж не придут люди из центрального офиса - беда невелика, их ошибки я сам на месте могу исправить. А вот если не приедет старый дурак Онищенко из Ключевска, то будет плохо. А он, даже если за ним прислать личный самолет, не явится, потому что не хочет обременять свою единственную голову всякими новшествами. И ему все сходит с рук, потому что он досиживает до пенсии и занимает место, которое следовало бы отдать Кириллу Овсянникову!
- Да, я хотел прибавку к зарплате за вредность, - ответил я. - Потому что я регулярно подчищаю то дерьмо, которое навалил Онищенко. И он знает - все его ляпы не дойдут до вас, потому что есть такой идиот Михаил Макаров, который молча сам все сделает и никому на него доносить не станет.
Я спокойно мог называть Михаила Макарова идиотом. Теперь - мог.
- И если он не приедет на инструктаж, ругать будут Макарова, а не его. Он это прекрасно знает!
- Ты же понимаешь - ему до пенсии всего полтора года... - это уже начальство пошло на попятный.
- А мне плевать. Мне надоело подчищать дерьмо. Или ставьте на его место Кирилла Овсянникова, или - прибавка к зарплате.
- Или?..
- Или я ухожу. Надоело, понимаете?
- Да куда ж я его дену?
- А куда хотите.
После чего я вышел из кабинета. Пусть увольняет Михаила Макарова. Имеет право!
Хотел бы я посмотреть, кто стал Михаилом. Ведь досталось же кому-то это имя.
Я спустился к себе в закуток, сел и задумался о будущем. Ведь должно быть у Владислава хотя бы будущее, раз уж нет прошлого.
Скрипочка?..
Нет, осваивать скрипочку, пожалуй, уже поздно. А вот флейта... Я видел на набережной девушку, которая играла на флейте что-то совсем уж древнее... Гайдн... соната ми-бемоль мажор... простенькое переложение темы...
Флейта! Что-то было с ней связано, с ее печальным голоском. Где-то когда-то...
Запищал смартфон. Я даже не стал его добывать из футляра. Только вдруг удивился - какой же мерзкий у меня рингтон. От такого рингтона и зубы могут заболеть.
- Миша! Тебя к начальству!
Я пошел.
- Что трубу не берешь? - спросил Виктор Иванович. - Я сказал Онищенко: если он пропустит еще один инструктаж, переведу в вахтеры.
- Он пропустит.
- Ну, будет вахтером.
- Он не поверит.
- Это почему?
- Он уже по меньшей мере пять лет вам не верит.
После чего была блистательная пауза. Виктор Иванович вспомнил, что уже не раз предупреждал Онищенко о грядущих неприятностях.
- Жаль старика... - тихо сказал он.
- Онищенко не старик, а паразит. Паразитирует на всех, кто с ним работает. Мне тоже было его жаль.
- Ясно.
- Возраст - не индульгенция.
- Ясно. Буду думать.
Я вышел и уже на лестнице сам себя спросил: Влад, а что такое индульгенция?
Там, на лестнице, я встретил Юлю.
- Мишка, чего он от тебя сегодня хочет?
- Хочет, чтобы я продолжал нянчиться с Онищенко.
- А ты?
- А я не хочу. Надоел. Проще мне уйти.
- Ты что?
- Мне не место с ним в одной музыке.
Юля как-то странно на меня посмотрела.
- Хорошо сказано, нужно будет запомнить... Покурим?
- Можно.
И мы пошли в курилку.
Я привык и к курилке, и к Юле, но вдруг ощутил - они стали для меня чужими. Возник какой-то катастрофический разлад между миром моей фирмы и моим миром. Раньше так не было. Как будто, играя по одним и тем же нотам, то ли я убежал на полтакта вперед, то ли фирма отстала.
Потом я шел домой и остановился возле витрины со скрипочкой. Проснулась ненависть. И только тогда я впервые задумался: а чье же имя мне досталось? Чье имя я взял без спроса, только потому, что мама когда-то хотела назвать меня Владиком?
Дома я стал искать себе новый рингтон. И не мог! Ни одна музыкальная фраза меня не радовала. Хоть прямо ставь "Dies irae" из моцартовского "Реквиема".
И могло ли быть так, что носитель имени отказался от него точно так же, как я от имени "Михаил"? Написал на бумажке, пустил по ветру?
Но я не ловил никаких бумажек.
Перебрал по меньшей мере полтораста рингтонов. Все они меня дико раздражали. И тогда я вспомнил свадебный кораблик.
Что это было такое?
Я не мог воспроизвести фразу, в голове осталось только ощущение этой фразы, она пролетела сквозь меня, задев струны, струны отозвались, но они не имеют памяти.
Но если бы она вновь прозвучала - хотя бы намеком в потоке звуков, я бы ее узнал.
Бывает же так, что в человеке вдруг проснулся талант?
Бывает.
Ну да! Рожки прорезались!
Бывает же так, что он не спятит, а научится жить с этим талантом?
Сам научится?
Бывает. Но редко.
Интересно наблюдать за этим человеком.
Нас мало, и если окажется, что он умеет подключаться, надо забрать его к себе.