Все-таки возраст. Дидро чувствовал свои семьдесят, когда утром поднимался с постели. Крутило ноги, ныло где-то справа – печень, наверно, – но после зарядки и душа все проходило, и тогда у бывшего полицейского просыпались старые инстинкты. Он непременно должен был посмотреть сводку происшествий, не ту, конечно, что клали ему на стол, когда он руководил подразделением по особо опасным преступлениям, – всего лишь телевизионную сводку, где не было и десятой доли того, о чем он должен был знать, находясь в должности. Но хоть что-то. «Это можно передать Дюссону, – распределял Дидро задачи, уже распределенные новым хозяином его кабинета дивизионным комиссаром Бежаром, – а с этим хорошо справится Жюссак…» Распределив задания и предполагая, что в вечерних криминальных новостях сможет узнать о результате, Дидро обычно провожал Марго и отправлялся на утреннюю прогулку.
Плохо без Этель, но он старался об этом не думать, а поэтому думал постоянно, и настроение портилось, точнее – падало, как сбитый истребитель. Домой после прогулки Дидро приходил разбитый и весь оставшийся день до возвращения сестры с работы занимался хозяйством или смотрел сериалы. Криминальные – никогда.
Сегодня он поднялся раньше обычного, потому что даже во сне помнил, что у него появилась цель. Внезапно. Покидая клинику, он не думал об этом, до вчерашнего вечера не думал, а ночью, лежа и считая козлов (он всегда считал именно козлов, а не слонов или баранов), неожиданно решил поехать в управление и попросить в архиве старое дело. Ему позволят посмотреть бумаги. Ничего, конечно, не переписывать, да ему это было и не нужно, только возобновить в памяти. Он забыл кое-какие детали и самую главную… какую? Этого он не знал, но был уверен: перелистывая страницы, непременно вспомнит, что именно пришло ему в голову. Что-то важное, пришло и ушло, как промелькнувший луч света.
Поднялся он раньше, но был медлителен, рассеян, а на самом деле сосредоточен, как в старые добрые времена, и потому не успел ни выпить вдвоем с Марго утренний кофе, ни проводить хотя бы до двери. Он даже не подумал об этом, стоя у окна и глядя на крышу дома напротив, а когда Марго что-то крикнула из холла, прощаясь, и ушла, хлопнув дверью (обиделась?), он воспринял лишние звуки как помеху и, лишь додумав мысль, огорченно вспомнил, что сломал утренний график. Ну и ладно. Он позвонил Гранже, начальнику архивного департамента, старому приятелю, задал вопрос, получил ожидаемый ответ, быстро оделся и, теперь уже полностью сосредоточенный на поставленной самому себе задаче, поехал на набережную Орфевр в хорошем настроении, не забивая себе, как обычно, голову мыслями об Этель и о том, как, черт возьми, плохо без нее на этом свете.
В управлении его, оказывается, еще помнили. Собственно, он в этом и не сомневался, не так уж много времени прошло после его отставки. Удивило не то, что его помнил кое-кто, с кем он был дружен, но и те, кого он сам забыл или не знал никогда. В коридорах ему кивали, и он мог подумать, что это ничего не означавшая дань вежливости, но его называли по имени, желали здоровья – это было приятно и настолько неожиданно, что, оказавшись за сейфовыми дверьми архива, Дидро не сразу вернулся из мира иллюзий и на пару вопросов Гранже ответил невпопад, отчего встретил недоуменный взгляд и тогда объяснил причину своей рассеянности.
– Помнят, конечно, – пожал плечами Гранже. – Сорок лет! За такой срок кого угодно запомнишь.
Дидро в этом сильно сомневался, тем более что здоровались с ним и молодые сотрудники, которых он видел впервые и был в этом так же уверен, как в том, что Гранже сегодня выглядел плохо: обрюзг, волосы всклокочены, совсем не следит за собой, что-то у него случилось, неужели с Карин, надо спросить, но смотрел Гранже таким взглядом, будто отталкивал и всем своим видом показывал, что отвечать на личные вопросы не станет, даже не пытайтесь.
Дидро сел за стол у окна, как обычно, дело ему принесли быстро, три толстые папки – он и помнил, что их было три. Открыл первую и погрузился в воспоминания. Фотографии трупа, пещеры (при ярком электрическом освещении вид у нее был, будто у декорации в музее естественной природы), молодых людей, протоколы допросов…
Перелистывая страницы, Дидро вспоминал все, что там было написано. Он помнил, оказывается, даже то, что некоторые листы были вырваны из школьной тетради: у него кончилась бумага, и Нодар, вырвав заполненные страницы, отдал ему свою тетрадку, куда записывал погодные условия.
Все было точно так, как он рассказал дотошному физику из Цюриха, воспринявшему его историю с недоверием, естественным для научного работника, но и с интересом, естественным для обывателя. В полдень явился Гранже и позвал приятеля «покусать горячих собак». Он и сейчас, как раньше, довольствовался хот-догами, а Дидро не любил сосиски и, как раньше, заказал суп.
Вернувшись к делу, Дидро подумал, что, похоже, опять упустил нечто, на что должен был обратить внимание. Он уже перешел к третьему тому, но вернулся и принялся смотреть с начала, так и не представляя, что хочет и не может обнаружить.
Понял, когда опять перевернул страницу с нужной фотографией. Вгляделся. Мысленно сравнил. Ну, конечно. Просто он не думал (да и кто бы подумал?) о такой нелепости, потому и не видел в упор того, что на самом деле бросалось в глаза. Но ведь чепуха, верно? Верно, ответил он себе. Совпадение. Мало ли… Нет, сказал он себе, таких совпадений не бывает. То есть бывает, конечно, если совпадает какая-то деталь. Если совпадают две детали – это подозрительно. А три (на фотографии их было именно три) – практически уверенность. В чем? В нелепости?
Дидро держал фотографию в руке и мысленно сравнивал. Конечно, возраст изменил черты лица. К тому же специфическое состояние субъекта… Никто – и он в том числе – не признал бы сходства ни с первого взгляда, ни с десятого, если бы не три детали, об одной из которых он вспомнил сам, а две другие обнаружил сейчас на старой выцветшей фотографии. Фотограф был опытным, работал в полиции много лет, и Дидро вспомнил, что для своего времени фотография получилась качественная, но сейчас выглядела слишком темной, а изображение – не таким уж четким. Старость, да. Фотобумага стареет так же, как люди, а может, еще быстрее.
«Я успокаиваю себя», – подумал он. Что-то есть и в самой фотографии. Слишком она потемнела от времени, или ему кажется? После того, как он разглядел детали, на которые прежде не обращал внимания, ему все теперь казалось странным. Не нужно преувеличивать.
Хорошо. И что дальше? Дидро поднялся, поморщившись от боли в пояснице, и пошел искать Гранже. То, что он хотел сделать, вообще-то было вне правил архива, приятель мог отказать, Дидро и обижаться не стал бы. Но попробовать можно.
– В деле, – сказал он, – есть пара фотографий, которые я хочу скопировать. Я понимаю, Луи, – быстро добавил Дидро, предвосхищая реплику Гранже, – что срок давности не прошел, но…
Он смешался, разглядев на лице Гранже ехидную и, в то же время, дружескую улыбку.
– Да ладно, Мишель, – пожал плечами архивариус, – не ты первый, не ты последний. Чуть ли не каждую неделю мне приходится делать вид, будто никто ничего не нарушает.
– Ты хочешь сказать…
– Я ничего не хочу сказать, – улыбнулся Гранже, – кроме того, что почти все твои коллеги лелеют тайные мысли расправиться со старыми делами, которые оказались им не по зубам, когда действительно можно было что-то сделать. Ни у кого ничего не получается, но… Так что тебе нужно? Копии этих двух фотографий? Ты не забыл, как пользоваться ксероксом? Прекрасно. Надеюсь, ты понимаешь, что никто…
– Безусловно! – воскликнул Дидро и от избытка чувств обнял приятеля. – Спасибо тебе.
– Пожалуйста, – пожал плечами Гранже. – Если обнаружишь что-то новое, расскажи потом, ладно?
– Непременно.
Ксерокопии получились хорошего качества, но чуть похуже оригиналов. Одну из деталей теперь можно было разглядеть, лишь точно зная, где она находится, но две другие были прекрасно видны и на копии. Будет что показать… сравнить… если, конечно, он застанет… должен застать… Дидро по опыту знал, что Дорнье не уйдет, дождется его возвращения, и завтра утром будет на том же месте. Что-то ему нужно, и, значит…
Почему-то мысли обрывались на середине – наверно, из-за того, что Дидро сам от себя скрывал их окончания, не желая даже мысленно произносить слово «мистика», которое он терпеть не мог с молодых лет. В реальной жизни нет никакой мистики, все объясняется рационально. Все, тем более шарлатанство.
Он подъехал к дому так, чтобы оставить машину не на обычном месте перед подъездом, а напротив, метрах в десяти от входа в кафе «Люсиль», куда он изредка захаживал, чтобы купить на вынос несколько круассанов. Утром этот человек сидел…
Да. Как Дидро и предполагал.
Он направился к столику неторопливо, чтобы Дорнье его увидел, разглядел, понял, что прятаться бесполезно, и принял ленивую позу, будто ждал бывшего дивизионного комиссара и вовсе не удивлен его появлением. Может, действительно ждал и не удивлен?
– Неожиданная встреча, – сказал Дидро, опускаясь на свободный стул. – Черный кофе и шарлотку, – сделал он заказ подошедшему официанту, не отрывая взгляда от визави.
– Как ваше здоровье, комиссар? – осведомился Дорнье. – Нога не беспокоит?
– В моем возрасте, – Дидро внимательно смотрел визави в глаза, и тот не отвел взгляда. Что ж, достойный соперник, – беспокоит не только нога. Глаза вот тоже.
– А что с глазами? – Дорнье нахмурился. – Вы вроде не жаловались…
– Нет. Просто я стал замечать то, на что раньше не обращал внимания.
– Раньше…
– Во время наших разговоров на пляже, – пояснил Дидро.
Дорнье и теперь не отвел взгляда. Похоже, он был готов к вопросам, а значит, и ответы были у него заготовлены. Если так, узнать правду будет вдвойне тяжело, а может, и вовсе не получится. Что тогда? Поговорим о нейтральном и мирно разойдемся? А завтра Дорнье опять будет сидеть в кафе и ждать… чего?