Каждая книга, достойная называться этим высоким именем, вызывает у меня странное полумистическое чувство. Мне кажется, что она еще до появления на свет жила своей самостоятельной жизнью, дожидаясь, когда ее извлекут из мрака времени, очистят от пыли годов, затемняющих главную суть подробностей, и представят на суд людей.
Но легкость творческой работы обманчива. Надо ли говорить, что каждое событие, взаимное притяжение или отталкивание персонажей, слог и композиция, интонация и образный строй книги, чтобы обрести жизненную подлинность, должны пройти через сознание и сердце автора, оплодотвориться его мыслью и чувством. Хочу подчеркнуть здесь слово подлинность. Ведь немало произведений, которые лишь какими-то внешними признаками схожи с литературой, а на самом деле ею вовсе не являются. Такие сочинения напоминают скроенное из кусков лоскутное одеяло: подобранные невпопад, случайные цвета плохо сочетаются, швы неумелы — и все это на живую нитку скрепленное полотно расползается на глазах.
Но речь моя не о них. К счастью, башкирская литература не обделена подлинными книгами. Их немного, но они есть, хотя выстраивать список не стану. Ведь упомянув одни имена и пропустив другие, ничего кроме гнева и обиды неназванных не услышишь. Скажу только, что в моем небольшом заветном перечне есть отмеченные печатью подлинности романы «Плач домбры» и «Кожаная шкатулка». Автор их— Ахияр Хакимов. Они и кажутся мне осторожно высвобожденными из плена Времени цельными кусками нашей древней истории. Западающие в душу, тревожные и поучительные страницы...
Не скрою, на сегодня исторические романы А. Хакимова я считаю вершиной его творчества и готов подтвердить это суждение многими аргументами.
Начать с того, что обращение к прошлому требует острого исторического зрения, умения погружаться в мир людских судеб и страстей ушедшей эпохи, проникаться болью и надеждой своих предшественников. И вот что тут важно: к исторической прозе А. Хакимов пришел в зрелый период своей человеческой и писательской биографии, во всеоружии знаний и творческого опыта. Потому, я думаю, и оказались его романы созвучны нашим читательским раздумьям о многовековом пути народа.
А ведь известно, что в юности он даже не мечтал стать писателем и в литературу пришел довольно поздно, а первыми его печатными работами были рецензии, литературно-критические статьи, переводы произведений русской классики.
А. Хакимов принадлежит к поколению тех, чья юность вдохновлялась идеалами революции и прошла суровое испытание своей верности родине на полях Великой Отечественной войны. Добровольно ушедший на фронт еще до призывного возраста, он встретил весну Победы под Братиславой, а вернувшись домой в сорок шестом, продолжил учебу, работал в школе. Из таких резких поворотов состояла его жизнь и в последующие годы: только что был учителем, а тут студент Московского университета, аспирант Института мировой литературы им. А. М. Горького, автор научных и литературно-критических работ, кандидат наук. Совсем вроде бы недавно работал заместителем главного редактора башкирского журнала «Агидель», и вдруг — заведующий отделом в «Литературной газете», потом член ее редколлегии...
Нас, его товарищей по перу, особенно удивило то, что, уже снискав доброе имя и известность как взыскательный, активно работающий критик, он «вдруг» обратился к прозе. Помнится, некоторые наши писатели выразили даже сомнение по этому поводу: зачем критику проза? Не блажь ли? Очевидно, так думали и в тогдашней «Агидели», когда ею была отвергнута первая повесть А. Хакимова «Перелетные птицы». Правда, не исключено и другое: вряд ли эта повесть о не до конца удавшейся десантной операции наших войск при форсировании Днепра могла вписаться в рамки принятых в начале 70-х годов литературных стандартов. Скорее всего так оно и было.
Поучительна дальнейшая судьба повести. Узнав, как обошлись с ней в «Агидели», тогдашний главный редактор татарского журнала «Казан утлары» («Огни Казани») Гариф Ахунов выразил желание прочитать рукопись. Прочитал, сам же перевел на татарский и опубликовал в своем журнале. Только потом «Перелетные птицы» появились на башкирском языке. Повесть печаталась в шестнадцати номерах газеты «Совет Башкиртостаны».
Первые прозаические произведения А. Хакимова — о войне, о нравственном облике защитников Родины, о том, как проявляли себя люди, изо дня в день находясь под огнем. Лучшие из них ценою жизни обретали бессмертие, но были и такие, кто трусливо прятался за чужую спину. Война высвечивала и беспощадно обнажала суть человека. Об этом повести А. Хакимова.
Почему вдруг бывший фронтовик, «отступив» от удачно сложившейся литературной судьбы критика, решился перейти к прозе о войне? Объяснение этой загадке я нашел в воспоминаниях Ю. Бондарева. Взявшись за перо уже после войны и еще не найдя своей дороги в литературе, сидел он однажды летней ночью на рыбалке и слушал, как до самого утра гудела где-то поблизости застрявшая в грязи машина. Это напомнило писателю гул армады готовящихся к атаке танков, и он понял, что должен писать о войне.
Мне кажется, нечто подобное наверняка случилось и с А. Хакимовым, заставив его взяться за перо, чтобы рассказать новым поколениям людей об увиденном и пережитом на фронте. Читатель и критика по достоинству оценили его остросюжетные, динамичные «военные» повести. «Перелетные птицы», «Байга», «Радуга», «Мост», «Хромая Волчица» и др. обогатили башкирскую прозу яркими страницами, повествующими о трагическом величии ратного подвига солдат Великой Отечественной. Эти произведения оказались для автора школой мастерства, писательского опыта.
Помню, зайдя как-то по своим делам в редакцию, я застал сотрудников журнала в растерянности. Оказалось, что к ним поступила рукопись романа А. Хакимова «Куштиряк»: произведение, дескать, интересное, но разве можно согласиться с тем, как автор изображает современную деревню? Роман от начала до конца ироничный, герои — люди смешные, нравственно ущербные, примитивные. А ведь аул-то процветает, в каждом колхозе есть свои орденоносные «маяки», передовики, но автор их не увидел...
Что на это сказать? Это были годы махрового застоя. С трибун гремели победные речи, а деревня дышала на ладан. Писать и тем более печатать произведения о реальном положении дел попросту было нельзя. Между тем именно такие книги, изредка пробиваясь к читателю, пробуждали его от убаюкивающей эйфории. Хоть и не говорилось на обсуждении о подобной направленности романа «Куштиряк», но с молчаливого согласия более опытных членов редколлегии он был одобрен и вскоре увидел свет на страницах журнала.
И все же мне думается, что еще не сказано о том, что «Куштиряк» в нашей литературе был одним из первых произведений, готовивших нынешнюю перестройку. Кроме того, роман этот подтвердил, насколько внимателен писатель к скрытым в глубинах жизни процессам. Живя в Москве, он не теряет связи с родной республикой, со стихией народной жизни, хорошо знает деревню и ее людей.
Нас, писателей, близких по возрасту к поколению А. Хакимова, всегда восхищало, насколько хорошо знает он тонкости родного языка. Помню, как однажды в Москве в дни съезда писателей РСФСР я с интересом слушал беседу между ним и Гали Ибрагимовым, автором исторического романа «Кинзя»: они с увлечением обсуждали особенности древнего башкирского языка, выясняли названия предметов быта и вооружения, вспоминали полузабытые понятия, обычаи и верования. Это был период, когда А. Хакимов работал над романом «Кожаная шкатулка» и находился весь во власти прошлого, в поисках затерявшихся следов своих далеких предков. События романа происходят в конце XIV века, в пору заката былого могущества Золотой Орды. Никто еще из башкирских писателей не заглядывал до него в те дали нашей истории.
Но, думаю, успеху А. Хакимова в первом же историческом романе сопутствовало не только горячее желание восстановить утерянные звенья народной жизни, хотя это тоже очень важно. Большим подспорьем ему служили, несомненно, и хорошее знание устно-поэтического творчества, и накопленный к тому времени писательский опыт, и владение методами научно-творческой работы. Не сомневаюсь, что тревожная мысль писателя об утере нынешними поколениями исторической памяти, стремление пробудить в них гордость за свое героическое прошлое и тем самым укрепить их веру в будущее делают романы А. Хакимова созвучными нашим нынешним непростым заботам.
Спустя несколько лет нам посчастливилось прочитать еще один исторический роман писателя — «Плач домбры», ставший первой частью дилогии. Здесь мы встретились с легендарным поэтом-сказителем по имени Хабрау и его соратниками — мудрыми предводителями народа, бесстрашными воинами, борющимися за объединение разрозненных, нередко враждующих между собой башкирских родов, против засилья Орды и предателей интересов родного края. В этой непримиримой схватке с силами зла Хабрау и его единомышленники набираются государственной мудрости, и этот суровый опыт, находя отражение в крылатых песнях поэта, становится достоянием слушателей, учит их добру, зовет к единству, готовит будущее.
До этого Хабрау жил в народных легендах и сказаниях, в его сохранившихся песнях. Теперь благодаря роману «Плач домбры» наш древний поэт пережил свое второе рождение. Оказалось, что он очень близок нам. Его опыт, его слово обогащают духовный мир сегодняшних людей...
Ставя исторические романы А. Хакимова выше других его произведений, я тем не менее сознаю, что этот подход может оказаться односторонним и субъективным. И действительно, читаю теперь новый роман писателя «Млечный Путь» и чувствую, как завораживает меня его напряженный внутренний ритм, как волнует заключенная в нем горькая правда нашего времени. Пусть читатель сам оценит это непростое произведение. Да и цель моя была в другом: еще раз сказать, что работает в литературе прекрасный писатель Ахияр Хакимов, выразить свою радость, что книга эта обретает ныне читателей далеко за пределами Башкирии и становится фактом всесоюзной литературы.