Иногда мы вместе ходили на проспект Хайл, чтобы разглядывать витрины многочисленных магазинов одежды. От изумления я открывала рот и прижималась носом к стеклу. Все эти платья и юбки из разноцветного шелка. Я так живо представляла себе, как примеряю наряды всех цветов и превращаюсь в принцессу. Свадебные платья в витрине были похожи на костюмы сказочных фей. Мне тоже хотелось такое – я мечтала и не хотела останавливаться.
Очень скоро и моя жизнь перевернулась с ног на голову. Это был февраль 2008 года – я только вернулась из школы, и ко мне подошел папа, чтобы сказать, что настал мой черед выходить замуж.
Глава третьяРазговор с судьей
По лицу судьи скользнула тень недоверия.
– Так ты хочешь развестись?
– Да!
– Постой… Я правильно понимаю, что ты замужем?
– Да!
У судьи Абдо тонкие черты лица, а белая рубашка как будто осветляет смуглое лицо. Он явно не верит мне: с каждым моим «да» его лицо становится все темнее и мрачнее.
– Но как же ты можешь быть замужем! Сколько тебе лет, ты слишком мала…
– Я. Хочу. Развестись. – Я говорю медленно, но уверенно.
Мне удается сдержать слезы – похоже, я и правда их все выплакала. Я страшно волнуюсь, но не собираюсь отступать. Я знаю, чего хочу, и я получу это. Я прекращу свои страдания прямо здесь. И прямо сейчас.
– Но ты же такая маленькая… И такая хрупкая.
Я утвердительно киваю головой, не отводя взгляда от судьи. Он задумчиво теребит усы. О, пожалуйста, пусть он согласится мне помочь!
– Скажи, а почему ты хочешь развестись? – В его голосе звучит спокойствие, за которым Абдо пытается скрыть смятение.
Все еще не отрывая взгляда, я говорю:
– Мой муж меня избивает.
Мои слова звучат для него как пощечина: судья дергается и его лицо застывает. Он, наконец, мне верит: со мной произошло что-то ужасное, и у меня нет ни одной причины врать.
Немного подумав, он решается задать мне самый главный вопрос:
– Ты еще девственница?
В горле застревает удушающий комок. У нас в стране не принято о таком говорить, это стыдно, неприлично. Тем более этот судья – абсолютно чужой для меня человек. Разве может быть в моей жизни еще больше стыда?
– Нет, у меня была кровь…
Мои слова явно шокировали его, хоть он и попытался это скрыть. Глубоко дыша, Абдо взволнованно произносит:
– Я тебе помогу.
Чувствую, что избавилась от тяжелого груза: наконец-то это все закончится. Пройдет пара часов, и я получу развод, смогу вернуться в семью, смогу быть со своими братьями и сестрами, ходить в школу, а все остальное останется в темном и страшном прошлом. Смогу спать ночью, не вздрагивая от каждого шороха – вдруг в комнату войдет он…
Но я слишком рано почувствовала себя свободной.
– Понимаешь, это не так быстро, как ты могла надеяться. Будет суд, но я не могу обещать тебе, что ты его выиграешь.
Через какое-то время в комнату вошел другой судья. Он согласился, что дело не простое. Судью зовут Мохаммед аль-Гхази – это главный прокурор, начальник всех судей, как объясняет мне господин Абдо. Они в два голоса утверждают, что дело сложное и щекотливое: такого на их практике не случалось. Они объясняют, что в Йемене часто выдают замуж маленьких девочек, не достигших пятнадцати лет[11], – это древний обычай, нарушающий государственный закон. Они говорят, что я первая девочка, которая решилась пойти в суд. «Понимаешь, малышка, это вопрос семейной чести».
Растерянный господин Абдо говорит, что нам нужен адвокат. Зачем адвокат? Они же сами говорят, что мой брак незаконен. А разве законы не должны защищать людей? Я не могу вернуться домой и снова попасть в водоворот страха, избиения и издевательств. Как же они этого не поймут!
Как заговоренная, я твержу одну и ту же фразу: «Мне нужен развод, мне не нужен адвокат. Я хочу развестись!».
– Мы найдем способ, мы обязательно поможем тебе… – неуверенно бормочет Мохаммед аль-Гхази, сам не понимая, удастся ли ему сдержать слово.
Уже почти два часа дня, и скоро все закроется. Сегодня среда, а значит, с завтрашнего дня начинаются мусульманские выходные – суд будет закрыт до субботы. Но у меня нет этого времени.
– Ты ни в коем случае не можешь вернуться домой. Кто знает, может, к субботе тебя уже увезут или случится что-то ужасное.
Господин Абдо предлагает мне пожить пока у него. Увы, это невозможно, так как его жена с детьми уехали погостить к родственникам, а по традициям ислама женщина не может проживать с мужчиной под одной крышей, если она не является членом его семьи.
Слово берет Абдель Вахед – третий судья. Он предлагает свою помощь и разрешает мне побыть гостьей в его доме столько, сколько нужно. Этот судья совсем не похож на двух других – он коренастый, носит очки и строгий костюм, который придает ему очень уверенный и даже импозантный вид. Мне боязно на него смотреть и уж тем более разговаривать, но он мой единственный шанс не возвращаться сегодня домой, так что выбора у меня нет.
У Абделя большой удобный автомобиль с кондиционером. Практически всю дорогу до его дома я просидела молча, изредка поглядывая на него. Кажется, он хороший и заботливый отец, раз так по-доброму отнесся к чужому ребенку. Вот бы мой отец был таким же…
Я так и не решаюсь поблагодарить его, но вдруг он первым обращается ко мне.
– Нуджуд, ты очень смелая! Я восхищен твоим поступком. Многие девочки твоего возраста оказываются в таком же положении, но ты первая не побоялась заговорить об этом. Ты имеешь полное право требовать развода, и уж поверь мне, мы сделаем для этого все возможное. Ты никогда больше не вернешься к мужу, обещаю.
Мне еще никто не говорил таких слов. От смущения я краснею, и лицо растягивается в огромной улыбке.
– Ты уникальная! Поверь, твоя история вдохновит многих других на борьбу за свободу.
Дома нас встретили жена Абделя и его дети. У него есть дочь Шима, которая младше меня на три или четыре года. В ближайшие дни я буду жить в ее комнате. Там полно игрушек, особенно кукол Fulla – это африканская Барби, о которой мечтают все девочки Йемена. А еще в доме судьи есть телевизор – это такая роскошь! Вокруг него столпились четверо братьев Шимы.
– Haram[12]! – прозносит Шима вместо приветствия.
Мама объяснила Шиме, почему я оказалась здесь, и она очень тепло меня приняла. Сразу видно, что она растет в любви и заботе, так что история об избиении маленькой девочки злым взрослым трогает ее до глубины души.
Мне улыбается Саба, жена судьи, и говорит: «Нуджуд, прошу, чувствуй себя как дома».
Так вот она какая, настоящая семья, – здесь не накажут, поддержат и защитят. Именно здесь в первый раз я решилась рассказать свою историю.
Глава четвертаяСвадьба
Мы с Моной часто прогуливались по проспекту Хайл и любовались витринами, забыв обо всем. Сколько шикарных нарядов, совсем не похожих на наши черные платки, существует в этом мире! Особенно нам нравилось разглядывать белые свадебные платья – они всем своим видом излучали любовь и счастье, которые ждут девушку в этот прекрасный день.
– Inch'Alla[13], и ты будешь в таком в день своей свадьбы, – всегда шептала Мона, не отрывая взгляда от витрины.
Мона почти никогда не улыбалась. Ее собственная свадьба была устроена на скорую руку, и ни о каком шикарном наряде речи не шло. Она предпочитала не говорить о своем замужестве, особенно после того, как ее муж внезапно исчез. Я чувствовала, что за этим кроется какая-то история, потому что взрослые часто шептались, а Мона всегда закрывалась, когда разговор заходил о ее муже. А еще она всегда шептала мне, что желает, чтобы мой муж был добрым и заботливым.
Я вообще ничего не знала о том, что значит быть замужем. Почему-то мне казалось, что свадьба – это большой веселый праздник с кучей подарков, сладостей и драгоценностей. А еще, что это начало новой жизни, и что она обязательно будет лучше прежней. Я несколько раз была на свадебных церемониях моих родственниц – они всегда проходили с музыкой и танцами. Женщины наряжались: делали яркий макияж, укладывали волосы как модели из рекламы шампуня, а самые кокетливые украшали челку маленькими заколочками. Молодоженам расписывали руки хной, и я всегда думала, что когда-то и мои руки будут такими красивыми.
Папины слова стали для меня неожиданностью. Я даже не сразу поняла, что он имеет в виду, говоря «теперь настал твой черед». Сперва я растерялась, а потом даже восприняла эту новость с радостью. Замужество казалось мне шансом на новую счастливую жизнь за пределами дома – в последнее время находиться там стало совсем невыносимо. Отец потерял работу в муниципалитете, а новое место найти так и не смог. У нас была уйма долгов, и мы жили в постоянном страхе, что хозяин квартиры выставит нас за дверь.
Мы экономили на всем. Как только Omma не исхитрялась, чтобы прокормить семью. Сначала из рагу пропало мясо – даже не вспомню, когда я в последний раз ела fatah (рагу из говядины). Наверное, это был день, когда мы вместе с родственниками были в ресторане в честь Аида, конца рамадана. Детям тогда еще разрешили выпить Pepsi – американскую черную газировку. Помню, что перед уходом официант побрызгал мне на ладошки духами. Они так вкусно пахли!
Обычно наш рацион состоял из риса, овощей, блинов с ароматным йогуртовым соусом из лука и чеснока, а на десерт мы с мамой готовили bin al sahn[14] с медом. Если отцу удавалось заработать достаточно денег, то братья покупали на рынке курицу, которую мы готовили по пятницам, в священный для мусульман день.