Мама научила меня печь лепешки. Мы готовили их в печи tandour, совсем как тогда, когда жили в долине. Но однажды ее пришлось продать, чтобы выручить деньги, как и многие другие личные вещи. Поскольку денег не хватало, маме пришлось продать не только ее. Рассчитывать на отца стало трудно.
Однажды наступил день, когда продавать уже было нечего, и тогда мои братья стали одними из тех бродяжек, что продают на светофорах водителям всякую мелочовку вроде салфеток или жвачки. Через какое-то время к ним присоединилась Мона, но ей не повезло: не прошло и двадцати четырех часов, как она попалась полицейским, и они отвезли ее в какое-то особое место для людей, которые нарушают закон. Мона рассказывала, что она видела там женщин, которых обвиняют в том, что они встречались с несколькими мужчинами одновременно. Охранники были к ним жестоки и таскали их за волосы. Сестра сделала еще одну попытку вернуться к уличной торговле, но после еще одного столкновения с полицейскими решила не рисковать и отказалась от этой идеи. Это значило, что пришел черед поработать нам с Хайфой. Мы ходили между машин, держась за руки и не осмеливаясь взглянуть в глаза водителям. Впрочем, те тоже делали вид, что не замечают двух оборванок.
В дни, когда отец не ленился допоздна в кровати, он вместе с другими безработными слонялся по главной площади, надеясь найти хотя бы временный заработок и устроиться чернорабочим, каменщиком или даже мальчиком на побегушках, чтобы выручить хотя бы тысячу риалов[15]. После полудня он обычно жевал кат с соседями – папа говорил, что это помогает ему расслабиться и немного забыть о проблемах. Такое времяпрепровождение стало для него ритуалом: он усаживался по-турецки, аккуратно вытаскивал лучшие листья из маленькой пластиковой сумки, а затем отправлял их в рот. В конце концов листья превращались в один огромный шар, который он мог пережевывать часами.
Как раз в один из таких моментов к папе обратился тридцатилетний мужчина и сказал, что хочет породниться с нашей семьей: взять кого-то из дочерей в жены. Мужчину звали Фаез Али Тхамер. Он родом из нашей деревни, а в городе работал курьером: развозил на мотоцикле разные товары. Отец принял его предложение почти сразу. По его логике, избранницей Фаеза должна была стать я – самая старшая после Джамили и Моны, которые уже замужем.
Этим же вечером я подслушала странный и резкий разговор между Моной и отцом.
– Нуджуд еще слишком мала, чтобы становиться чьей-то женой!
– Что ты имеешь в виду? Пророк Мохаммед взял Аишу в жены, когда ей было всего лишь девять лет!
– Отец, сейчас все совсем не так, как во времена пророка, – настаивала Мона.
– Как же ты не поймешь, что замужество – это лучший способ защитить Нуджуд? Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Я не хочу, чтобы с ней случилось то же, что с тобой и Джамилей… Если она будет замужем, то какой-нибудь проходимец не лишит ее чести, и она не будет опозорена… Хватит с нашей семьи вас двоих, все пускают сплетни… И Фаез кажется очень достойным: его знают в квартале, он родом из нашей деревни. И Фаез обещал, что не притронется к Нуджуд, пока та не станет взрослее.
– Но отец…
– Все уже решено! И к тому же, у нас не так много денег, чтобы прокормить семью. Выдадим замуж, и одним голодным ртом станет меньше.
Мама оставалась безучастна. Было видно, что решение отца расстраивает ее, но возражать она не решалась. Omma очень хорошо усвоила, что женщинам в нашей стране нужно подчиняться приказам мужчин, и ничего с этим не поделать. Ее собственный брак был устроен так же, как сейчас мой.
Слова отца не выходили у меня из головы. Так вот кто я для него – лишний голодный рот. И раз подвернулась такая удачная возможность, то от меня нужно обязательно избавиться. Конечно, я не была идеальной дочерью, часто капризничала и делала глупости, но ведь я же его дочка! Я вот люблю отца, даже несмотря на то, что из-за него мы голодаем и попрошайничаем на улице, а он жует кат с соседями.
Совершенно не понятно, что папа имел в виду, когда говорил, что я смогу избежать участи Джамили и Моны. Джамиля часто бывала у нас в гостях и всегда приходила со сладостями. Сейчас ее нет уже несколько недель – она внезапно пропала. Так же, как и муж Моны, о котором тоже ничего не слышно. Куда он мог уехать? Слишком сложная загадка для девятилетней девочки.
Когда муж Моны пропал, его мать потребовала от нее отдать внуков – трехлетнюю Мониру и полуторагодовалого Нассера. Моне пришлось это сделать, но разлука с детьми буквально разрывала ее сердце. Как бы она ни боролась, ей удалось оставить с собой только сына, потому что ему нужно грудное молоко. С тех пор сестра не отходит от него ни на шаг. Стоило ему хоть на минуту скрыться с глаз, Мона тут же бежала к нему и сгребала в охапку, как самое драгоценное в мире сокровище.
К свадьбе приготовились очень быстро. Я сразу поняла, что никакого праздника из моих фантазий не будет. Еще за месяц до церемонии семья мужа решила, что мне ни к чему учеба, и заставила бросить школу. Мне пришлось проститься с Малак, моей подругой, и любимыми учительницами – Самией и Самирой. Это они научили меня писать мое имя на арабском: сначала изгиб «noun», за ним завиток «jim», петелька «waou» и уголок «del»: Nojoud!
На прощание я крепко обняла Малак и пообещала ей, что мы скоро увидимся:
– Малак, вот увидишь, мы еще съездим вместе на море, и будем бродить по песку, и наблюдать, как волны стирают следы наших маленьких пяток, – шептала я ей, уткнувшись в плечо.
В школе мне больше всего нравились уроки математики и Корана. Нас учили пяти столпам ислама – это chadada (символ веры), пять ежедневных молитв, had (повествующий о великом паломничестве в Мекку), zakat (подаяния самым бедным) и рамадан (это время, когда мусульманам нельзя ни есть, ни пить от рассвета до заката). Самия говорила, что мы тоже будем соблюдать рамадан, когда подрастем.
А еще мне очень нравились уроки рисования. Я обожала рисовать цветными карандашами фрукты и цветы. А еще красивые дома с голубыми крышами и зелеными ставнями, окруженные садом фруктовых деревьев, и с бассейном в центре. Дома обязательно окружали высокие заборы, у которых стояли суровые охранники. Я слышала, что все богатые живут так.
Между уроками мы играли в прятки и рассказывали всякие смешные считалки. Школа была для меня особенным местом, островком счастья, где я укрывалась от неприятностей повседневной жизни.
Еще мне запретили ходить к соседям, чтобы послушать музыку. Я и Хайфа обожали бывать у них и слушать диски Хайфы Вахбе и Нэнси Аджрам. Это очень красивые ливанские певицы с роскошными волосами, огромными глазами и идеально прямыми носами. Мы частенько подражали им, кокетливо хлопая ресницами и виляя бедрами. Еще мне нравилась йеменская певица Джамиля Саад – она так проникновенно пела про любовь.
Наши соседи были редкими везунчиками: помимо проигрывателя они были обладателями еще и телевизора. Я часами смотрела «Том и Джерри», «Путешествия Аднана и Лины» – мультфильм о приключениях двух друзей в далекой азиатской стране. Наверное, это был Китай или Япония, потому что у героев были раскосые глаза. Но при этом они в совершенстве говорили на арабском, даже без акцента!
Аднан – очень смелый мальчик, который всегда спасает Лину из лап злодеев. Какая же она везучая. Иногда я мечтала, что и у меня будет такой защитник. Аднан очень напоминал мне одного мальчика из квартала Аль-Ка – его звали Эйман. Он как-то раз спас меня с друзьями от хулигана, который болтался по улице и кричал всякие ругательства: он не давал нам пройти и неприятно издевательски смеялся, наслаждаясь нашими испуганными лицами. А Эйман не побоялся дать ему отпор: он так здорово пригрозил ему, что тот убежал, сверкая пятками.
Эйман первый и последний человек, который встал на мою защиту. С тех пор он стал моим воображаемым героем. Когда мне плохо, я мечтаю, чтобы этот герой появился и показал всем, что меня нельзя обижать. И конечно, я мечтала, чтобы мой муж был таким человеком.
С момента так называемой помолвки до свадьбы прошло лишь две недели. По нашему обычаю женщины устроили свой собственный праздник и собрались в нашей крошечной квартире. Я зашла в комнату, и на меня сразу же обрушился залп радостных криков родственниц. Но я уже не видела ничего вокруг от застилающих глаза слез и лишь старалась не упасть, потому что праздничное платье было мне велико и волочилось по полу. Меня нарядили в полинявшую коричневую тунику родственницы мужа, волосы убрали под платок, который тяжело давил на голову, и даже не разрешили накрасить глаза тушью. Проходя мимо зеркала, я увидела в нем напуганную маленькую девочку: огромные карие и чуть раскосые глаза, розовые губы, круглые щечки и ни единой морщинки. Господи, но я же ребенок, почему я должна выходить замуж?
Мужчины отмечали событие в доме одного из моих дядей – жевали кат. Они же за пару дней до этого заключили брачный договор – ни меня, ни уж тем более маму на это мероприятие не позвали и даже ни о чем не сообщили. Мы узнали об этом от старших братьев, которые попрошайничали на улице, чтобы накормить отца, его брата и моего мужа с родней. Юридической стороной вопроса занимался будущий зять – единственный, кто в этой компании умел читать и писать. Dot[16] за меня составил сто пятьдесят тысяч риалов[17].
Вечером я услышала, как отец успокаивает маму: «Не волнуйся, мы заставили его пообещать, что он не притронется к Нуджуд до тех пор, пока она не созреет как девушка».
Я не понимала, что это значит, но почему-то внутренне содрогнулась от этой фразы.
Свадьба началась в полдень, и это были худшие несколько часов в моей жизни. У меня не было белого платья, не было хны на запястьях и даже любимых конфет с кокосом, которые бы здорово подбодрили меня сегодня, напомнив о счастливых днях. Гости вокруг веселились и танцевали, а я лишь забилась в уголок и размышляла о том, какие большие перемены (и точно в худшую сторону) со мной происходят. Девушки помладше оголили живот и стали трясти бедрами, исполняя танец живота, совсем как в глупых клипах по телевизору. Гости постарше взялись за руки и кружились все вместе в традиционном танце. Во время музыкальных пауз ко мне выстраивалась вереница людей с поздравлениями, и я делала вид, что счастлива и благодарна им за теплые слова, но притвориться счастливой и растянуться в улыбке у меня не получалось.