Даже если он и ошибается, даже если иногда велосипедная кража принимается всерьез, несомненно одно – и понятно почему – полиция не занимается ими в первую очередь. Масштаб проблемы ужасает. В стране всего миллион постоянных велосипедистов, а в прошлом году украли 439 000 велосипедов, и это только цифра заявленных краж. Один эксперт по велосипедам сказал мне: иногда он надеется, что воры перестанут красть из-за переутомления, из-за слишком большого размера своей добычи и неспособности найти спекулянтов, чтобы сбыть ворованные трофеи.
Но они не останавливаются: в Интернете плодятся новые огромные рынки сбыта; по воскресеньям блошиный рынок на Брик-лейн ломится от товаров. Воровство усиливается, и каждый украденный велосипед – это не просто приступ гнева и ярости для пострадавшего; каждая кража – это фактор, сдерживающий развитие велодвижения, так как подсчитали, что 25 % пострадавших решают не покупать новый велосипед.
Удручающая статистика. И тем не менее к жертвам велосипедных краж полиция, кажется, относится как амстердамские копы, которых сыграли Гарри Энфилд и Пол Уайтхаус[3]: они решили проблему, исключив угон велосипеда из числа уголовно наказуемых.
Предположим, они найдут пятнадцатилетнего пацана, который теперь владеет моим Marin Sausalito, или кладовку, полную таких велосипедов. Что ожидает преступника? Предупреждение? Жесткое внушение? Судебное заключение о злостном нарушении общественного порядка? Эти двойные стандарты просто невыносимы, ведь все мы знаем законопослушных граждан, чье правое переднее колесо случайно заехало на дюйм за белую линию на парковке, и – бум!
Их автомобиль государство увозит на эвакуаторе, а они в конечном счете платят сотни фунтов, чтобы вернуть его обратно. Но когда вор крадет ваш велосипед, государство, кажется, просто пожимает плечами и советует вам приобретать замки. А может, лучше поменяться ролями и согнать самодовольные ухмылки с лиц этих полудурков? Не пора ли поискать новые дешевые технологии отслеживания, чтобы воры боялись быть пойманными? Хорошо бы выследить посредников – часто это торговцы наркотиками, которые вынуждают пацанов идти на воровство.
Это здорово бы помогло навести порядок на улицах, так как мелкие преступления ведут к крупным преступлениям, и если кто-то по случаю снес ограду, чтобы украсть велосипед, то дальше он точно пойдет на кражу со взломом или сотворит что-нибудь еще похуже. В какой-то степени могут помочь велосипеды-приманки; но прежде всего надо подвести общество к пониманию элементарного факта: причина проблемы не в плохих замках или слабых ограждениях. Причина – в ворах, и их надо обуздать.
Превосходство женщины
…Величайшая социальная революция нашего времени…
Я объясню вам, почему женщины не хотят выходить замуж…
На днях я возвращался из утомительной поездки в одно образовательное учреждение и сидел полусонный на переднем сиденье. А сзади разместились две выпускницы лет по 20. Они говорили о мужчинах. Поэтому я попытался сосредоточиться и хитро прикрыл глаза.
Одна из них выдала вечную женскую жалобу. «В наше время от мужчин никакого толку», – сказала она. «Да, – согласилась другая. – Беда в том, что они не способны соответствовать требованиям феминизма. Они не понимают, что мы ждем от них более мужественных поступков, а они вместо этого просто сдаются».
В этот момент, боюсь, я и сам сдался и впал в забытье. Но перед этим успел подумать: «Хм, а это интересно» – и вспомнил тот разговор, когда прочитал, что продолжается поразительное преобладание женщин среди принятых в университеты.
Посмотрите на энергию этих девушек! Женщины теперь составляют 57 % абитуриентов, поступающих в университеты. Численно они превосходят мужчин во всех дисциплинах, в том числе в математике и инженерных специальностях. Это необъятная тема, и нечто подобное происходит на всех уровнях, но никто, кажется, не задумывается о последствиях.
Большинство стажеров-барристеров и две трети студентов-медиков – женщины по сравнению с 29 % женщин в начале 1990-х годов. Если настоящие тенденции сохранятся, то к 2012 году бо́льшая часть врачей будут женщины. Просто смешно слушать, как Комиссия по равным возможностям продолжает толковать о «стеклянном потолке» на вершине корпоративной Британии или в правосудии, если подумать, насколько стремительна эта трансформация.
Ошеломляющий факт – величайшая социальная революция нашего времени: сейчас гораздо больше женщин, чем мужчин, получает элитное академическое образование. Когда 20 лет назад я учился в университете, это соотношение было практически обратным. Оно составляло 60:40 в пользу мужского рода. Сейчас наши университеты оканчивают гораздо больше выпускников-женщин, чем мужчин, и через 30 лет, когда эти люди достигнут пика своей карьеры, вся структура управления в Британии будет феминизирована.
Я, как пылкий феминист, ожидаю, что это приведет к прекрасным результатам: культура выстроится по фэн-шую, станет эмоционально грамотной и прекрасной, а экономика выиграет благодаря феноменальной энергии и талантам британских женщин, которые, если аттестаты зрелости и результаты вступительных экзаменов в университеты что-то значат, уже сейчас кладут мужчин на обе лопатки.
Конечно, где-то в уголке своего сердца неандертальца я обеспокоен некоторыми аспектами грядущей феминизации. Не превратимся ли мы в жеманных, озабоченных собственной безопасностью эльфов, законопослушных и в общем-то неспособных превзойти австралийцев в чем-либо, кроме того, в чем уже превзошли их? Гм? И даже если феминистская революция – это хорошо и неотвратимо (а и то и другое верно), нам следует, очевидно, рассмотреть и некоторые недостатки. И самое интересное – то, что растущее равенство между полами ведет к усилению классового деления. Судите сами.
С момента возникновения наших видов самой показательной характеристикой сексуального поведения в любовных отношениях было то, что женщины в своем большинстве, я подчеркиваю, в большинстве, стремились выходить замуж и рожать детей от мужчин, которые либо равны им, либо превосходят их в социально-экономическом или интеллектуальном отношении. Последние исследования показывают, что, если коэффициент умственного развития мужчины повышается на 16 пунктов, его шансы жениться увеличиваются на 35 %; если же на 16 пунктов повышается коэффициент умственного развития женщины, то ее шансы вступить в брак в аналогичной пропорции снижаются.
Теперь давайте опять посмотрим на цифры поступлений в университеты с учетом этой основной человеческой предрасположенности, и станут понятны некоторые последние социальные явления. Если происходит резкий скачок числа высокообразованных женщин – больше женщин, чем мужчин, тогда не удивительно появление личностей типа Бриджит Джонс[4], которые никак не могут найти своего мистера Дарси. Печальная истина заключается в том, что 40 % дипломированных женщин 1970 года рождения, скорее всего, встретят свое 40-летие бездетными.
В результате того же инстинкта – желания женской особи произвести потомство от интеллектуально равной себе особи – огромный рост количества женщин, поступивших в университеты, приводит к росту того, что социологи называют ассортативным спариванием. Или, более понятно, гомогамии. Чем больше у нас выпускников вузов среднего класса, тем больше они, кажется, сходятся с другими выпускниками вузов среднего класса, в основном в силу уже описанного женского романтического императива. В результате расширение университетского образования фактически сопровождается снижением социальной мобильности, и все это из-за массового поступления в университеты представителей среднего класса.
Один из печальных провалов политики нынешнего правительства заключается в том, что в университеты поступает относительно небольшое количество одаренных детей из бедных семей, частично из-за недостатков начального и среднего образования, частично из-за устранения лестницы возможностей, которую предоставлял академический отбор. Поскольку им не удается попасть в университет, быстрый рост числа студенток из среднего класса только усугубляет их невыгодное положение.
Скажем прямо: милые дипломированные представительницы среднего класса либо становятся вечными Бриджит Джонс, либо выходят замуж за славных профессионалов мужского рода. И вообще, похоже, они склонны задирать свои симпатичные носики перед парнями, не имеющими дипломов. И когда два профессионала из средних слоев общества становятся парой, их доход удваивается, они покупают дома, цены при этом растут – а жизнь для оставшихся за бортом высшего образования становится еще труднее.
В результате увеличивается социальное расслоение и возникают две особенно несчастные группы: женщины с высшим образованием, которые считают, что мужчины бесполезны, и не могут найти себе мужа с высшим образованием; и мужчины без высшего образования, все больше ощущающие тиранию феминистской революции и обиженные на высокомерных образованных дамочек, которые полностью их игнорируют.
Какой же выход, друзья мои? Не знаю. Можно попытаться найти способы материально стимулировать гетерогамию. В мыльные оперы можно ввести сюжетные линии, показывающие, как отличницы то и дело выходят замуж за необразованных каменщиков.
Но единственное долгосрочное решение проблемы «бесполезности» парней, на которую жаловались мои спутницы возрастом чуть за 20, – это серьезно относиться к обучению мальчиков в начальных школах. И если Комиссия по равным возможностям хочет для разнообразия предложить разумные изменения, ей следует начать кампанию за увеличение количества учителей-мужчин в школах.