Голос прозвучал неожиданно – резкий, злой, полный уверенности и силы, появившись тоже в сознании. И Михаилу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, кто вступил в спор.
Говорил Гонжабов. Он стоял все в той же позе, маленький, худой, со скрещенными на груди руками. Губы не двигались – лишь в их уголках залегла недобрая усмешка:
– Ты надеешься на старого шута Кунтузампо, но он давно оставил Землю. Посмотрим, справишься ли ты с посланцем Шинджи!
Руки Гонжабова медленно поднялись вверх, тело напряглось, голова запрокинулась назад. Несколько секунд прошли в полном молчании, даже подземный шум, казалось, стих. Но вот бхот выпрямился, между рук сверкнуло белое пламя, и внезапно по всей поверхности сферы пробежали черные пятна. Голубой купол дрогнул, завибрировал. Чернота расползалась, обтекая мерцающее свечение. Запахло озоном, послышался резкий хлопок, как будто лопнул воздушный шар…
Купола – как не было, бесформенные клочья голубой оболочки медленно таяли в воздухе. Гонжабов опустил руки, вновь скрестив их на груди.
Ерофеев шумно вздохнул, затем быстро повернулся к Ахилло:
– Капитан! Беги к выходу, прикрою!
– Не спеши! – На этот раз бхот говорил нормально – своим обычным голосом.
– Ты ведь хотел познакомиться с Хранителем?
Майор секунду подумал, а затем вынул из кобуры парабеллум. Михаил тоже достал оружие, но без всякой охоты: он вдруг понял, что оно не понадобится. Кроме того, Михаилу почему-то совсем не хотелось стрелять в неизвестного. Достаточно и того, что они уйдут с миром…
На всякий случай майор все же отошел подальше, заняв позицию неподалеку от черного отверстия, ведущего в галерею. Ахилло встал рядом. Теперь оба они находились за спиной Гонжабова. Тот не двигался.
– Эй! – позвал Ерофеев. – Гражданин Гонжабов! Может, уйдем, ну его!
– Нет… – еле слышно донеслось до них. – Нет…
Ерофеев чертыхнулся, но тут же умолк. Вдали послышался звук шагов, кто-то спускался по каменной лестнице. Майор вздрогнул и поднял руку с пистолетом, но ладонь Ахилло тут же сжала ствол. Ерофеев взглянул удивленно, но оружие все же опустил…
Человек был высок и широкоплеч. Несмотря на нелепый наряд – старый ватник и шапку-треух, – в нем чувствовались сила и гордое достоинство. Он был безоружен, большие сильные руки сжимали лямки сброшенного с плеч полупустого рюкзака и сухой ореховый прутик с пожелтевшими листьями.
Гонжабов ждал, не двигаясь. Неизвестный спустился вниз, на секунду задержался возле бесшумно уносившейся вверх голубой колонны, затем шагнул вперед.
– Мать честная! – ахнул майор. Ахилло невольно улыбнулся:
– Здравствуйте, товарищ Семин! Мы вас не обманули, в пещере действительно есть погребение. Правда, не палеолит, но тоже интересное…
– Да, тавры. Седьмой век до… – Теперь директор школы говорил нормальным, немного усталым голосом. – Очень интересная находка… Добрый вечер, товарищи…
– Т-ты… Вы… – Майор помотал головой, словно увидев призрак. – Товарищ Семин, да е-мое! Да вы чего? Да вы же партийный!
Семин улыбнулся, правда, улыбка вышла невеселой.
– Ваш «профессор» из Ташкента, кажется, понял все сразу. А вы все же ошиблись: у вас карта Генерального Штаба. Она секретная, археологам такие не выдают, даже копии снимать запрещают.
Он бросил рюкзак на пол и медленно повернулся к неподвижному Гонжабову. Тот поднял голову и внезапно, приложив сложенные ладони к груди, поклонился.
– Я готов, – Павел Иванович легко взмахнул ореховым прутиком, словно в его руке была шпага, – можешь начинать!
– Постойте, товарищ Семин! – Майор уже пришел в себя. – А ну бросьте эту дурь! Побазлали – и будя! Будем считать, что вышло недоразумение. Пошли в Перевальное, оттуда в Симферополь позвоним…
На лице директора школы вновь промелькнула невеселая усмешка:
– Правда? Вы не пошлете меня в ваш истребительно-трудовой лагерь? И мою семью не отправят в ссылку?
– Ты вот чего… – Ерофеев на секунду задумался. – Вижу, ты не зря про своего деда-шамана скрывал. Хрен с тобой, скрывай и дальше. А так как ты человек, вижу, верующий, да еще верующий во всякую хрень, то с тебя спрос другой. Только язык больше не распускай да фокусы свои дурацкие брось. Че, Михаил, не будем его твоим орлам сдавать?
– Ни в коем случае! – Ахилло внезапно почувствовал огромное облегчение. Мы сообщим, что товарищ Семин героически истребил отряд немецких диверсантов… Всем – медали и пряники к празднику…
Павел Иванович покачал головой:
– Я не желал и не желаю вам зла, товарищи. Вы – слепые, но тот, кто послал вас, к сожалению, зрячий. Вы даже лучше, чем мне казалось. Только сейчас решаете не вы… Ты, тибетский заброда, покажи, чему научили тебя твои бесы!
Ахилло рванулся вперед, но тело уткнулось в невидимую упругую стену. Рядом ругнулся майор, потирая ушибленный локоть. Гонжабов поднял правую руку и легко двинул кистью – Семин пошатнулся, но тут же выпрямился и взмахнул прутиком.
В глаза ударила яркая белая вспышка, и почти тут же ее сменила глухая чернота. Когда Голубой Свет вновь наполнил зал, бхот стоял все там же, а его противник отступил на шаг, держа перед глазами открытую ладонь. Сломанный прутик бессильно валялся под ногами.
Руки бхота начали медленно сходиться, наконец сомкнувшись над головой. Семин резко выбросил ладонь вперед, но тут же вскрикнул и опустил руку.
– И это все, чему научил тебя Кунтузампо? – В голосе Гонжабова звучало торжество. – Мои бесы учат лучше!
Он дернул рукой, Семин пошатнулся, новый взмах – и из рассеченного лба хлынула кровь.
– Стой, Гонжабов! – Ерофеев бессильно ударил рукой в невидимую стену. – Ты чего надумал, гад?
Ахилло застыл, не зная, что предпринять. Он вспомнил схватку у входа на Караби – невидимые удары, сбивавшие с ног… Похоже, бесы в самом деле кое-чему научили обитателей неведомого тибетского монастыря…
Гонжабов вновь поднял руку, но Павел Иванович внезапно выпрямился, выбрасывая вперед открытую ладонь. Бхота качнуло, новое движение Гонжабов упал на бок, но тут же вскочил, ударяя рукой по воздуху. Семин поднял ладонь, защищаясь, но в этот миг правая рука тибетца резко рванулась вперед, худые смуглые пальцы сомкнулись…
Короткий крик. Семин схватился за грудь и начал медленно оседать на пол. Гонжабов стоял на месте, неспешно вращая кистью, словно пытаясь что-то ухватить и сжать. Ватник, накинутый на плечи Семина, распахнулся, из-под порванной на груди рубашки текла кровь…
– Отправляйся к Шиндже! – презрительно бросил бхот. – Скажи, что Нарак-цэмпо кланяется ему! Запомни это имя, чтобы повторять его в преисподней!
Семин опустился на колено, пытаясь схватить что-то невидимое, вонзившееся в сердце. Гонжабов вновь сжал скрюченные пальцы, его противник застонал и упал навзничь, прижимая руки к окровавленной груди.
И тут Ахилло почувствовал, что невидимая стена исчезла. Не теряя времени, он оттолкнул бхота и бросился вперед. Ерофеев опередил его, первым склонившись над раненым…
– Мать честна…
Ахилло лишь вздохнул. Сквозь разорванную грудь белели ребра, кровь лилась потоком, и было странно, что человек все еще жив. Белые губы шевельнулись:
– Я… сделал что мог… Другие сделают больше…
– Я задушу твоего щенка! – Гонжабов уже стоял рядом, на Смуглом лице застыла гримаса ненависти и злобы. – Я перебью твоих родственников до седьмого колена!
– Я вернусь! – В глазах умирающего внезапно мелькнула усмешка. – Я вернусь, Нарак-цэмпо! Мы еще встретимся…
Лицо Семина пожелтело, голова слегка дернулась. Ерофеев опустил руку, сжимавшую запястье раненого:
– Кончился…
Михаилу было не по себе. То, что случилось, – неправильно. Они не должны были допустить такое…
– Глажданин майол! Заключенный Гонжабов пликаз выполнил!
Сквозь нелепое паясничание Нарак-цэмпо прорывалось жуткое в этот час торжество: от бесстрастия того, кого учили молчанию, не осталось и следа…
6. АФАНАСИЙ МИХАЙЛОВИЧ
Кофе остался недопитым. Чиф заявил, что пойдет писать отчет о событиях этого безумного дня, и Лу с Беном остались за столом одни. Бен встал, тихо подошел к двери, за которой скрылся его приятель, аккуратно прикрыл ее и вернулся на место.
– Я обратила внимание на три детали, – задумчиво проговорила сестра. Безусый товарищ Чижиков, спецкоманда господина Волкова и Кровавый Рубин. Это, по-моему, существенно. Все остальное – лирика.
– Ничего себе лирика, Лу! – возмутился брат. – Это был какой-то Босх! А то, что нас, по сути, раскрыли, тебя не удивило?
– То, что они знают о Тускуле? Нет, конечно. Дядя Сэм с его политикой полной изоляции играет в страуса, который сунул голову в песок. Казим-бек нас предупреждал: кое-что о нас знают. Хотя их агентуры у нас, похоже, еще нет, иначе бы Волков не расспрашивал о дяде Генри. А возможно, ему просто не сообщили: невелика птица, по-моему.
– Не было там тебя, – хмыкнул Бен. – Сейчас не рассуждала бы о лирике! Ладно, дело ясное: мы засвечены, задание под угрозой… Напортачили! А тут еще Чиф…
Девушка кивнула:
– Да, ему пришлось понервничать. Дам ему успокаивающее перед сном.
– Я не о том, Лу! – Брат перешел на шепот. – Я про то, что наболтал этот тип… Чиф уверяет, что он взаправду видел этих… беленьких…
– Хорошо, что не зелененьких. – Лу улыбнулась. – Бен, этот фокус нам показывали еще на первом курсе – легкий гипноз. То же самое – Непускающая Стена. А насчет прочего – так не мне тебя учить. Что это ты давеча говорил про нашу биологию?
– Ты хочешь сказать, – оживился Бен, – что из-за наших отличий этот тип принял меня за колдуна, а Чифа за какого-то упыря?
– Ну конечно! Наверно, у Чифа эти отличия заметнее. К тому же… Бен, ешь землю, что не проболтаешься…
– Ем! – сообщил Бен и допил холодный кофе.
– Я узнала… Дядя Генри и тетя Полли много лет назад попали под какое-то излучение. Может быть, радиоактивное. Понимаешь? Помнишь, нам рассказывали про теорию Менделя?