– Срежем через парк, так быстрее, – хмуро проговорила Катя.
Лёха, краснея, всучил нежно-розовые тюльпаны. Она, едва глянув на цветы, метко швырнула букет в ближайшую урну.
Суровая с виду Лёхина одноклассница одеваться предпочитала в стиле милитари, что добавляло ей, как она считала, пятьдесят баллов к харизме и сто к крутизне. В детстве Катю часто дразнили и били девчонки из двора. Самая мелкая и слабая, она не могла и не умела дать сдачи. Тогда она пошла сначала на занятия по самообороне, потом на боевое самбо. С тех пор прошло много лет, и от той стеснительной и мягкой Кати не осталось и следа. Сейчас друзья зовут ее Котэ.
Уверенная в себе и смелая девчонка. С ней не страшно ходить по улицам, любого упыря разделает под орех. Лёха тоже не был ссыкуном каким-нибудь, но некоторые улицы обходил за километр. Для Котэ же таких улиц просто не существовало, и это возбуждало. Особенно Лёхе нравилась ее пугающая спонтанность.
Снег бодро скрипел под берцами Котэ. Лёха едва поспевал за ее широким уверенным шагом. В тусклом желтом свете редких фонарей кружились снежинки, а из кустов слышались шорохи и пьяные голоса.
– Куда идём-то? – спросил Лёха, стараясь скрыть досаду. «Так и знал, что идея с цветами дурацкая. Надо было подарить конфеты, или я не знаю, чай».
– К Селивановой.
– Ммм, ты уверена, что это хорошая идея?
– Стрёмно?
Лёха смутился. «Физрук лежит в больнице со сломанными ребрами и челюстью. Маньяк где-то отрубает пальцы несчастным жертвам. А мы премся через жуткий парк к Селивановой. Обычные будни Омска».
– Нет, просто думаю, зачем?
Серые глаза Котэ ничего не выражали.
– В гости позвала, – процедила она.
Лёха смутился еще больше и предпочёл промолчать.
– Боишься, – насмешливо глядя прокомментировала Котэ.
Лёха немного помедлил с ответом.
– Нет. Я пропитан духом тлена, как весь этот мерзкий город.
– Мерзкий? Город как город.
– Знаешь, что Достоевский сказал про Омск?
– Ну?
– Была зима, февраль, вот прям как сейчас… так вот, въезжая в тюремном возке, великий классик сказал: «Гадкий городишка».
Котэ усмехнулась в шарф:
– Извини, но его вообще-то на каторгу сюда везли.
В груди шевельнулось беспокойство. Лёха вспомнил дневной выпуск новостей. Мама смотрела телик и давила на нервы:
– Милый, давай ты сегодня никуда не пойдешь?
– Исключено, сегодня у Кати день рождения. Я должен ее поздравить.
– Ну поздравь смской или позвони.
– Сама же говорила: «Лучший подарок – это цветы».
В телевизоре бубнила тревожным голосом ведущая: «Нефтяники» содрогнулись от четырех, последовавших друг за другом, убийств. Маньяк действует жестоко, убивая подростков и отрезая им мизинцы».
Лёха пытался не слушать, но краем уха все-таки зацепил, полиция в новостях убеждала жителей не выпускать детей после девяти часов вечера. Лёха был уверен, что в интернете уже появились мемы и анекдоты, на все лады обсмеивающие и маньяка, и его страсть к мизинцам.
Мама запретила выходить из дома, но Лёха не собирался отпрашиваться, сбежал через окно и теперь ничуть об этом не сожалел. Простого омича не напугаешь маньяком.
Днем парк выглядел вполне безобидно, зато по вечерам обрастал тенями и наполнялся гнетущей атмосферой. Лёха знал, что приличные люди в это время старались обходить его стороной: грязь, бомжи и дикие собаки тому виной, но не их боялся он сам, делая вид, что треплется ни о чем. «Надо постараться не думать. Если игнорировать страх, он обязательно отступит», – решил Лёха. Единственное, чего он боялся, так это крови. Он посмотрел на Котэ, собранную и серьезную, как всегда. Сколько раз он мечтал о том, что обнимет ее, но страшился этого. Не понятно, как отреагирует Котэ. И получать в нос не хотелось.
– Эй парень, вынь глаза из задницы! Куда ты прешь!
Грубо вырванный из размышлений, Лёха только теперь сообразил, что чуть не врезался в человека. Навстречу им шли два нетрезвых паренька. Небольшого роста, в черных куртках и шапках на макушках.
– Че?
– Смотри куда прешь, – сказал один из них, сделав хороший глоток из бутылки и обдав Лёху пивным духом, – потому что в следующий раз огребешь по полной.
– Да ладно, – бросил Лёха. И хотел уже пройти мимо, но его схватили за локоть. Лёха не успел среагировать, Котэ без лишних разговоров двинула борзого в челюсть.
– Э, че блин? – возмутился он, сплевывая кровь. Лёха и Котэ, растолкав парней бросились к выходу из парка. Лёху мутило. Но в то же время он восхитился реакцией Котэ. Она даже не поморщилась от боли, а удар у нее не хилый. В висках стучало от адреналина.
– Итак опаздываем, еще эти! – Котэ посмотрела на часы.
Лёха терялся в догадках, к чему эта спешка? Что такого они могут пропустить сегодня у Селивановой? Он ее вообще терпеть не мог. Она часто доводила Котэ до белого каления или слез, причем по таким пустякам. Ляпнет что-нибудь глупое, а Котэ… Тем не менее Котэ с ней дружила. Даже жалела.
Они добежали до остановки и сели в нужный автобус, в полупустом салоне тревожно мигала тусклая лампочка, немногочисленные пассажиры угрюмо молчали. Лёха не заметил, как задремал у окошка, его разбудило недовольное переругивание пассажиров и шорох пакетов и сумок. Лёха посмотрел вперед. Автобус стоял, из-под капота валил черный дым, а водитель, матерясь, махал тряпкой и заливал двигатель водой.
– Что случилось? – спросил Лёха.
– Автобус сломался.
Выходить в темноту и угнетенность улицы не хотелось. Кутаясь в шарф, Котэ оглянулась по сторонам и сморщила нос.
– Ну тут и вонища, – сказала она гнусаво, зажимая лицо ладонью. – Надо забежать в магазин и купить что-нибудь к чаю. Погугли, есть тут вообще магаз или нет?
Лёха нехотя потянулся за смартфоном.
– Магаз может и есть где-то, но телефон не ловит сеть. Не могу ничего найти.
Шли молча. Котэ вяло пинала попадающиеся камни и банки из-под пива. Лёха гадал, зачем на ночь глядя, в день рождения, да еще в спешке тащиться в такую даль? Котэ будто прочитала его мысли:
– Извиниться надо. Я тут хватила лишку. Очень Вику обидела.
Котэ редко называла Селиванову по имени.
– Ладно, не расстраивайся, в первый раз что ли? – попытался утешить Лёха.
– Не в первый, но на этот раз я реально перегнула палку.
Лёха чувствовал себя неуютно. Котэ оскорбила Вику. Да они постоянно ссорятся. Вот в последний раз, в сквере, когда образовалась небольшая пауза в разговоре, Селиванова громко начала обсуждать прикид Котэ. Мол, на нее из-за этих военных штанов и берцев ни один дурак не клюнет. Потому что она в них страшная, как сама смерть. Вот вам и женская дружба.
Котэ вспыхнула, резко развернулась и схватила Вику за горло. Та тоже покраснела, глаза выпучила. У Котэ всегда так, не может контролировать эмоции, сразу или в глаз, или с ноги. Зря Селиванова ляпнула, конечно. Сама виновата. Лёха испугался, что Котэ сломает Вике шею и перехватил ее руку, мягко, но настойчиво отцепляя ее пальцы. Котэ очень странно на него посмотрела. В этот момент ее серые глаза были похожи на студеное февральское небо, подернутое легкой дымкой облаков.
В компании Котэ побаивались, поэтому при ней не обсуждали ее внешность, но за глаза бывало и посмеивались. Обсуждение ее одежды, вызвало бурные, хоть и сдавленные, смешки, которые она демонстративно пропустила мимо ушей.
– Дом Селивановой, – сказала Котэ, дернув за рукав Лёху. Он вздрогнул, вырываясь из задумчивости. Они остановились возле двухэтажного дома из красного кирпича. Котэ взбежала по ступенькам, юркнув в подъезд. Лёха за ней, стараясь не отставать. Она с размаха пнула дверь в квартиру Селивановой. Незапертая дверь легко распахнулась. Лёха не успел удивиться, как Котэ нырнула в темное пространство чужой квартиры. Он бросился следом за ней.
– Селиванова, где ты, коза?
Лёха схватил подругу за руку и развернул к себе. Спертый воздух квартиры, и темнотища еще больше давили на глаза.
– Ты чего?
– Эта тварь всю неделю отсылала мне с неизвестного номера всякие гадости… – Котэ тяжело дышала, распаляясь все сильнее. – Я все знаю про тебя! Я знаю, что ты сделала! И все такое.
Лёха выпустил ее руку:
– Зачем ей это надо? И что она такого могла про тебя знать?
Котэ медлила с ответом. Она стояла, задумавшись, склонив голову, и Лёха не мог видеть ее лица, только силуэт на фоне окна.
– Слушай, давай найдем, где тут включается свет? – тихо сказала она, развернулась и побрела к стене, пошарила немного и сквозь зубы выругалась, запнувшись. Тусклый свет одинокой лампочки Ильича залил комнату. Лёхе вдруг показалось, что он все это уже видел. Это, наверное, дежавю, решил он, чувство одновременно и нереальное, и прозаичное. Лёха сделал пару шагов навстречу Котэ, острая боль пронзила правое колено, поврежденное в прошлом году на футболе. Он скривился, но не согнулся от боли. Сдержался, ведь показывать свою слабость перед ней это выше его сил.
Крохотная комната, вся заставленная мебелью и заваленная вещами, выглядела неопрятной и грязной. Шкаф разверз свои двери, бесстыже обнажив содержимое. Грязные стулья завалены одеждой. Везде на полу громоздились пакеты, книги и слежавшиеся комочки пыли. Квартира выглядела нежилой.
– О нет! – Котэ бросилась в середину комнаты к столу, на котором разметались фотографии. Лёха с удивлением подошел ближе, наблюдая как она роется в ворохе фоток и вырезок из газет. Распечатанное крупным планом лицо Котэ перекрывала надпись, сделанная красными буквами: «Мне нужны твои пальчики».
– Что это?
Котэ с досадой глянула на Лёху:
– Так, ничего, – и начала упихивать фотографии в рюкзак.
– Ты что, избила физрука? Или… убила кого-то? – Лёха старался, чтобы его голос звучал не слишком ошарашенным.
– Физрука? Этого гнидёныша, который так и норовит в любой удобный момент ухватить за задницу в раздевалке? Он еще легко отделался, – отчеканила она и посмотрела так, что Лёхе захотелось впасть в кому. Он судорожно сглотнул и отвел взгляд, уставившись на фотки. Лёха увидел, что на некоторых из них Котэ держала в руках нож и была обмазана чем-то красным. Кровью, догадался он, и его тут же замутило. Гипотетический маньяк мало кого напугает, но твоя одноклассница-маньяк… Котэ перехватила его взгляд.