От Ленинградского Союза художников его поздравляли тогдашний председатель Союза Аникушин и мы — я и мой друг художник Леня Каминский.
К тому времени мы зарекомендовали себя как остроумные и изобретательные «поздравители» — оба делали шаржи, а Леня еще и стихи писал, очень смешные.
Мы вынесли на сцену большой мольберт, на доске были прикноплены листы бумаги с большой дыркой посередине, в которой был виден шарж на Лаврова. Под сопровождение смешных стихов я снимал по одному листу, и всякий раз появлялся новый Лавров, т. е. в новом костюме, но с той же головой: городничий из «Ревизора», Молчалин, Соленый, секретарь парткома и т. д. А на последнем листе Лавров был в костюме Сирано де Бержерака. И под Лёнин текст «И вот теперь уже давно сыграть пора вам Сирано!» я медленно из курносого носика Лаврова вытаскивал длинный, как у Буратино, нос Сирано. Успех был огромный, нам долго хлопали, Лавров хохотал, а в конце вечера пригласил нас на банкет в Дом искусств. «Ребята, захватите альбомы, карандаши, может быть, шаржи захотите порисовать, там много замечательных людей будет…»
Перед банкетом все смотрели в кинозале ролик про юбиляра, а потом чинно направились в ресторан и расселись за сдвинутые рядами столы, уставленные невероятно вкусными закусками. Выпить хотелось немедленно. Везде возвышались батареи сверкающих бутылок… с лимонадом, сельтерской и хрустальные кувшины с соком. Это был шок, никто не верил своим глазам, но это было так…
Увы, юбилей этот пришелся на самый пик борьбы Горбачева с пьянством, по телевизору и радио без конца передавали бредовые репортажи с«безалкогольных праздников…». В общем… «хотели как лучше, а получилось как всегда».
Зрелище было совершенно сюрреалистическое: произносят замечательные тосты (его все любили, он помогал актерам с получением квартиры, или когда нужно было поместить кого-то в хорошую больницу, или поставить телефон), а все уныло поднимают бокалы с лимонадом.
Но… не все.
Недаром мы зарекомендовали себя как остроумные и изобретательные. Мы пришли с сумками, в них были альбомы, карандаши и… бутылки из-под лимонада с коньяком и водкой. Незаметно присоединили их к батареям бутылок на столе и только из них и наливали.
Но не только себе. Рядом сидел мрачный Басилашвили. «Олег, не хотите ли?», — я протянул ему бокал. «Да не хочу я этого лимонада!», — зло ответил Басик, но потом принюхался своим хищным носом и залпом выпил бокал. «Боже мой, — зашептал он, — ну какие вы умницы, какие умницы. Я ведь чуть с ума не сошел от этого кошмара…»
Постепенно мы налили соседям рядом и напротив, и все уже с восторгом поднимали бокалы.
Лавров сидел среди начальства, за центральным столом, стоящим поперек, но время от времени выходил из «президиума» и шел «чокаться» то к одной группе гостей, то к другой.
Подойдя к нам, он сразу все понял и тоже зашептал: «Господи, ну какие вы, художники, молодцы! Только прошу, чтоб никто «оттуда» не увидел, а то у меня будут большие неприятности. Я ведь чуть не на коленях стоял в обкоме, умолял: «Ну можно хоть шампанское-то брату-актеру…», а «они» — он показал на «президиум» — ни в коем случае, вы ведь, Кирилл Юрьевич, депутат, член обкома, Герой Соцтруда. Вы должны показывать пример «безалкогольного юбилея!» Представляете?»
Он выпил бокал «нашего» лимонада и двинулся «к ним». А мы с братьями-актерами продолжали выпивать за «положительного героя» и замечательного артиста Кирилла Лаврова.
ОДИН ДЕНЬ С РЯЗАНОВЫМ
ЭЛЬДАР РЯЗАНОВ
Эльдара Александровича Рязанова я видел наяву один раз, но этот день получился таким насыщенным и колоритным, что я запомнил его во всех подробностях, кроме окончания, которое у меня, разумеется, совершенно выпало из памяти.
Это случилось в Ленинграде, где снималась комедия «Невероятные приключения итальянцев в России» и где роль итальянца со сломанной ногой играл замечательный актер Евгений Евстигнеев, с которым я несколько лет назад подружился и с которым хотел познакомить лучшего моего друга, замечательного художника и очень остроумного человека Георгия Ковенчука. Мы дружили с ним с пятого класса Художественной школы в Ленинграде, знаменитой СХШ. Но знакомство как-то не получалось: когда Евстигнеев оказывался в Питере, там не оказывалось Ковенчука.
Гага (так со школы и до сих пор все его зовут) — человек очень подвижный. Он уезжал рисовать то на БАМ, то на Сахалин, то ещё куда-нибудь. А тут всё совпало, и мы, захватив пару бутылок коньяка, пришли к Петропавловской крепости, где должна была идти съёмка, но не началась, так как накрапывал мелкий дождик.
Милиционер пропустил нас к домику, где, отвязав гипсовый протез, отдыхал загримированный Евстигнеев. Я познакомил его с Гагой. Они, как я и предполагал, понравились друг другу, и мы начали понемногу выпивать и закусывать.
В это время и появился Эльдар Александрович, как в телевизоре, и объявил, что, к сожалению, съемки отменяются. «Конечно, у природы нет плохой погоды, но этот ваш бесконечный ленинградский дождичек совершенно не годится для кино…» Мы с Гагой очень обрадовались и предложили поехать пообедать в «Асторию». На студийной машине все отправились на Исаакиевскую площадь.
Вообще-то в «Асторию» пускали только иностранцев. И попадали мы туда всегда, преодолевая какие-то препятствия. Но сейчас, под прикрытием всенародно известных Евстигнеева и Рязанова, мы уверенно туда двинулись.
Но то ли швейцар не узнал непрезентабельно одетого Евстигнеева, то ли вообще не смотрел кино и телевизор, но он решительно преградил нам путь и грубо спросил: «А вы куда?» На что Женя тоже грубо ответил: «В баню!» «А тут не баня», — еще более грубо ответил дурак швейцар и стал нас отпихивать от входа.
К счастью, всё это заметил администратор. Он шикнул на швейцара и с бесконечными извинениями провёл нас в зал и усадил за столик. Но не успели мы сесть, как к нашему столику двинулись две дамы. Одна пригласила танцевать Евстигнеева, а вторая, оглядев оставшихся, выбрала Гагу.
Он был в восторге. «Представляете, меня в первый раз пригласили танцевать, обычно не приглашали, потому что я лысый». «Я тоже лысый, и ничего», — хмыкнул Евстигнеев. «Но вы же знаменитый…» «Ты тоже знаменитый, но художник, а художников в лицо никто не знает», — успокоил я Гагу. «Режиссёров тоже не знают, — подтвердил Рязанов. — Меня-то ещё знают — я кинопанораму веду, а так не знают ни режиссёров, ни сценаристов, — только актеров», — он кивнул на Евстигнеева.
«А я тоже чуть не снялся в кино — стал с горечью рассказывать Гага. — Меня знакомый режиссёр пригласил на главную роль, мне даже парик уже сделали.
(У Гаги была очень выразительная и колоритная голова, он был похож на раздобревшего Юла Бриннера), но против меня очень Банионис интриговал, и взяли его».
Рязанов от этого рассказа хохотал до слез. В общем, все шло замечательно. Гога был «в ударе». Рязанов рассказывал про итальянцев, я рисовал шаржи, Евстигнеев талантливо ухмылялся. Его всё время приглашали танцевать.
Обед перешел в ужин. Расходиться никому не хотелось. От возбуждения и веселья мы с Гагой уже сильно опьянели, но вспомнили, что сегодня день рождения у нашей приятельницы Наташи. Она жила в коммуналке. И у неё в огромной комнате собирался весь богемный Питер. Мы предложили поехать к ней. «Вам как режиссеру это будет интересно, вы увидите всю вторую литературную действительность нашего города. И сама Наташа — талантливый и оригинальный киновед. Вам обязательно надо с ней познакомиться», — убеждал Рязанова пьяный Гага.
У Наташи, действительно, было полно народу, тоже сильно выпившего. Наше появление с Рязановым и Евстигнеевым вызвало у провинциальных питерцев новый прилив энергии. Все обрадовались тому, что мы привезли выпивку. Евстигнеев сразу «заклеил» какую-то красавицу-художницу, а Наташа завела киноведческий разговор с Рязановым. Мы же с Гагой выпили ещё и окончательно отключились. Нас отвели в находящуюся рядом ванную.
В этой коммуналке в ванной не мылись, но складывали туда грязное бельё для стирки. Вот на это бельё, хорошо что не замоченное, нас и уложили.
Прощаясь Рязанов спросил: «Наташенька, а где же художники, которые нас сюда привезли, я их давно уже не вижу». «А вот они!» — Наташа открыла дверь в ванную. «Вы лежали, как два младенца в колыбели. Рязанов с нежностью на вас посмотрел и сказал «Какие они милые, эти ленинградские художники».
Но мы, к сожалению, этих слов уже не слышали.
Сейчас я вспоминаю этот день. И вообще все фильмы и передачи Эльдара Александровича, всё, чем он так украшал и продолжает украшать нашу жизнь, и испытываю чувство глубокой благодарности к нему.
Мы желаем вам, дорогой Эльдар Александрович, ещё многих лет жизни, здоровья и новых творческих успехов на радость нам всем.
ОПЕРАЦИЯ «ТОСТ» И ДРУГИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШУРИКА
АЛЕКСАНДР ДЕМЬЯНЕНКО
Для ленинградского журнала «Аврора» моя жена Вика написала статью про актёра Александра Демьяненко — знаменитого «Шурика».
И в редакции, и актёру статья понравилась, а самое главное — она понравилась жене актёра — красавице Марине, барышне гоношливой и претенциозной. Мы познакомились, подружились и часто выпивали у меня в мастерской.
В какой-то момент Демьяненко уехали отдыхать в Грузию, и режиссёр Товстоногов дал им телефон своего племянника Томаза, который и опекал их там. Был он сыном начальника «Заготфрукта Грузии», и можно себе представить, какими финансовыми возможностями он располагал. Всё это, помноженное на традиционное грузинское гостеприимство, сделало их поездку совершенно сказочной. «Это было что-то из «Тысячи и одной ночи», — не переставала вспоминать Марина.
И вдруг этот Томаз совершенно неожиданно прилетел в Ленинград, да ещё с четырьмя приятелями.
«Понимаешь, Сашенька, Мариночка, дорогие, мы выпивали в аэропорту, а потом вдруг решили вас повидать…»
Они поселились в номере-«люкс» в лучшей гостинице «Европейская» и каждый вечер «накрывали стол» в ресторане.