Мне жаль тебя, или Океан остывших желаний — страница 5 из 52

— До того… До того… — задумалась девушка. — До того весело было. Нас с Мальвиной на корпоратив заказали…

— А Мальвина это та, что больная? — уточнила Лиза.

— Не, эту я первый раз вижу, — покачала головой девушка. — Мальвина там осталась. «Там, на том берегу…» — вдруг запела она.

— Так, а что дальше было? — вернула ее к рассказу Лиза.

— Ну, в общем, пришел Джек и говорит: «Тебя, Мальвина, и тебя, Мадлен, на корпоратив заказали… Бабки, мол, светят хорошие, так что ноги в руки и вперед…»

— Так тебя Мадлен зовут? — уточнила Лиза.

— Нет, Мадлен — это мой, так сказать, рабочий псевдоним. Но ты можешь называть меня Мадлен, я не обижусь…

— А дальше что? Поехали вы с Мальвиной на корпоратив…

— Ну да, на корпоратив. Банный, так сказать. Фирма какая-то баню на вечер сняла. Бабы ихние упились и спать повалились, вот они нас с Мальвиной и вызвали.

— А дальше что было? Ты помнишь, как сюда, на этот корабль попала?

— Да ни фига я не помню. Мальвина у какого-то хмыря на коленях сидела. А я стриптиз на столе исполняла. Ну, а у меня фишка одна есть… В общем, у меня на грудях не по одному, по два соска…

— По два соска? — удивилась Лиза.

— Ну да. По два. Эти хмыри, как увидели, так и запали все разом. Давай пальцы выкидывать, кто со мной первый уединяться будет. А тут какой-то лысый такой, жирный, меня ухватил и в какую-то каморку затянул. Оказалось, это банщик. У него там тоже стол был накрыт и все такое. Он меня сначала вином каким-то угощал. А потом… Не помню. Потом я вот здесь оказалась…

— А что за вино было? — попыталась уточнить Лиза.

— Да хрен его знает, что за вино…

— Странно. И что ты обо всем этом думаешь?

— Да что тут думать. Линять нам отсюда надо. А как слиняешь, когда мы в море-океане… Да еще с этой больной.

— И что делать?

— Что делать, что делать… Ждать, пока к берегу пристанем. Если бы нас убить хотели, то прямо там и порешили бы, а так вот везут куда-то. И воду дали. Значит, мы живыми им нужны…

— Да, похоже на то… — задумчиво пробормотала Лиза.

— А ты как сюда попала? — спросила беловолосая Мадлен.

— Да я вот пока здесь лежала, вспоминала… Я в Москву ехала. В поезде «Киев — Москва», в купе. Последнее, что помню, сок пила. Странный какой-то, с привкусом. И теперь этот привкус у меня во рту стоит…

— А кто с тобой в купе ехал? Помнишь? — поинтересовалась Мадлен.

— Два парня, студенты, но они в основном у своих тусовались, и девушка, очень на тебя похожая…

— На меня? — удивилась Мадлен.

— Да, на тебя, — кивнула Лиза. — Голубые глаза, кудрявые светлые волосы…

— Ладно, главное, это была не я. Ну, а дальше?

— Эта девушка дала мне соку. А дальше ничего не помню. Пришла в себя вот здесь.

— Ясно… Ясно, что ничего не ясно… — вздохнула Мадлен и вдруг спросила: — А ты не помнишь, о чем ты с этими студентами и с на меня похожей девушкой говорила?

— Со студентами мы вообще, считай, не общались. А с девушкой, она Милой назвалась, обо всем…

— А поконкретнее можно?

— Ну, сказала, что книгу везу папиному другу, «Брокгауза и Эфрона». Про то, что мне в Москве операцию делать будут…

— Операцию? — оживилась Мадлен. — Какую операцию?

— Пластическую… — замялась Лиза.

— Да у тебя же вроде, как говорится, и кожа, и рожа в порядке… — окинув Лизу внимательным взглядом, засомневалась Мадлен.

— Да у меня на ногах…

— Что на ногах? Волосы растут?

— Нет, пальцы…

— Так у всех пальцы на ногах…

— У меня шесть пальцев…

— Шесть? — удивилась Мадлен и пожала плечами: — Ну и что? У меня по два соска, у тебя по шесть пальцев… Что, они тебе мешают?

— Да нет… Просто неприятно, когда все оглядываются, указывают на тебя пальцем… Ни на пляже не разденешься, ни в бассейне…

— Стоп, ты про эту операцию, ну, про то, что у тебя шесть пальцев, этой своей попутчице, которая на меня была похожа, рассказала?

— Ну да…

— И как она это восприняла?

— Обычно, — пожала плечами Лиза, но призадумалась, как будто что-то вспоминая. — Хотя нет, она…

— Знаешь, подруга, что я думаю… — перебила ее Мадлен. — У меня по два соска, у тебя по шесть пальцев… Мы не случайно на этом корабле оказались. Нас точно в какой-то заморский бордель везут…

— В бордель?! — испуганно прошептала Лиза.

— Ну да, в бордель, — еще более уверенно сказала Мадлен. — А чего ты удивляешься? Я про такое читала. Есть такие бордели, где работают всякие уродки или, как мы с тобой, девушки с отклонениями. Некоторых мужиков это заводит…

— Но я ведь не проститутка… — пробормотала Лиза.

— Ну, девушка по вызову, какая разница… — хмыкнула Мадлен.

— Нет, ты меня не так поняла. Я учусь…

— И чему, и где ты учишься? — продолжала ерничать Мадлен.

— Я в Киевском университете учусь, на факультете журналистики…

— Журналистики?! Ты че, серьезно?! — не поверила Мадлен.

— Да, серьезно… я вообще еще с парнями близко не общалась… — смутившись, сказала Лиза.

— Ну, это только поднимет твою цену… — хмыкнула Мадлен.

— Подожди, ты точно уверена, что нас в бордель везут?

— А куда ж еще… На какие-нибудь Сейшелы…

— Почему именно Сейшелы?

— Не знаю, нравится мне это слово и все. Интригует, — заявила Мадлен.

— И что теперь делать? — растерянно спросила Лиза.

— Прорубить в днище дыру и геройски потонуть… — опять хмыкнула Мадлен и задумчиво добавила: — Я только одного не пойму, зачем им еще эта больная старуха? У нее ж вроде все в порядке… Или, может, у них там любители старых больных женщин есть…

— Подожди. Ты говоришь, что у этой женщины все в порядке… — остановила ее Лиза. — Но у нее на руках по шесть пальцев…

— На руках? — переспросила Мадлен. — Шесть пальцев? А ты в этом уверена?

— Абсолютно… Можешь сама, если хочешь, убедиться…

— Не, я к больной не пойду, — покачала головой Мадлен, — поверю тебе на слово.

— Так что, получается, нас всех везут в бордель?.. — вновь спросила Лиза.

— В бордель или в гарем к какому-нибудь арабскому шейху или негритянскому царю. У них там денег куры не клюют, вот они с жиру и бесятся…

— Да, перспективы далеко не радужные…

— И поверь мне, бордель — это еще не самое страшное, что нас может ожидать…

— Для меня, — вздохнула Лиза, — страшнее борделя быть ничего не может…

— Ну почему? — скривилась Мадлен. — А что, если нас в кунсткамеру везут или в анатомичку… Это что, лучше? В борделе ты хоть шевелиться будешь, живая, и мужиков шевелиться заставишь. А в кунсткамере выставят на всеобщее обозрение и все, или вообще прирежут и заспиртуют…

— По мне так лучше пусть прирежут, чем в борделе с потными, вонючими мужиками… — покачала головой Лиза.

— Ну, во-первых, не все мужики потные и вонючие… Некоторые на встречу с женщиной дезодорантятся больше, чем на работу. Ну, а во-вторых, — и Мадлен подмигнула, — ты же еще не пробовала. Может, тебе понравится…

И тут опять застонала женщина:

— Пить… Пить…

Лиза тут же встала и направилась к ней.

А Мадлен скривилась:

— Смотри, мать, будешь к этой шастать, я от тебя отгорожусь. Вообще общаться с тобою не буду…

— Как знаешь, — пожала плечами Лиза. — Я не могу человека вот так бросить… А если бы на ее месте ты оказалась или твоя сестра, мать…

— Нет у меня ни сестры, ни матери, — резко сказала Мадлен и отвернулась.

А Лиза взяла еще одну бутылку воды и, открутив пробку, направилась к женщине.

И тут сверху раздались переборы гитары и надтреснутые, похоже, пьяные мужские голоса затянули:


«Поезд мчался на восток.

Искры гасли на ветру.

А в вагоне кто-то пел:

“Я чешу, чешу ногу,

Я чешу, чешу ногу,

Я чешу, чешу ногу”».

Мадлен тут же закричала:

— Эй, вы там, наверху! Отзовитесь! Тут человек умирает!

Но наверху, наверное, не услышали. Песня, которую Лиза слышала в поезде в исполнении своих попутчиков-студентов и Милы, продолжалась:

«Вот устроился я спать,

Но уснуть я не могу.

В голове моей опять:

“Я чешу, чешу ногу,

Я чешу, чешу ногу,

Я чешу, чешу ногу”».

Мадлен, осознав, что ее не слышат или игнорируют, подошла к ящику с минералкой и, схватив бутылку, швырнула ее вверх. Правда, неудачно. Бутылка не долетела до лаза, упала на пол и, наколовшись на торчавший в доске гвоздь, лопнула.

Пение наверху продолжалось:


«Сладко спали мы в купе,

Паровоз кричал: “Угу!”

А вагоны все поют:

“Я чешу, чешу ногу,

Я чешу, чешу ногу,

Я чешу, чешу ногу”.

Вот проснулся утром я,

Но поесть я не могу.

В ресторане все поют:

“Я чешу, чешу ногу,

Я чешу, чешу ногу,

Я чешу, чешу ногу”.

Вот приехал я домой,

Но работать не могу.

Целый город мне поет:

“Я чешу, чешу ногу,

Я чешу, чешу ногу,

Я чешу, чешу ногу”.

Я так больше не могу!»

— И я так больше не могу! — крикнула Мадлен и, прицелившись, запустила еще одну бутылку.

В этот раз бутылка попала в крышку лаза и стукнулась так, что крышка даже чуть подскочила.

Пение утихло, послышался отборный мат, потом лаз открылся и в просвете показалось красное не то от солнца, не то от выпивки мужское лицо:

— Вы че там, ошалели?! — крикнул мужчина.

— Ты, краснорожий! Заткнись! Я ща круче тебя матом загну! — крикнула Мадлен. — Ты спуститься можешь? Разговор есть.

— Некогда нам с вами разговаривать. Говорите, что вам надо, — сказал краснорожий, разглядывая трюм.