ГЛАВА 3
Неделю спустя Катерина не просто пришла, а ворвалась ко мне в кабинет для следующего сеанса гипноза. Прекрасная, как всегда, сегодня она выглядела более сияющей, чем когда-либо. Она радостно объявила, что ее извечный страх утонуть исчез. Страх подавиться уменьшился. Ее сон больше не прерывался кошмаром падающего моста. Хотя она помнила детали своих прошлых жизней по предыдущему сеансу, она еще по-настоящему не переварила этот материал.
Идея прошлых жизней и реинкарнации была чужда ее мировоззрению, но ее воспоминания были столь ярки, картины, звуки и запах так отчетливы, знание о том, что она была там — столь мощно и очевидно, что ей казалось, что она действительно должна была быть там. Она не сомневалась в этом: опыт был ошеломляющий. Но ее беспокоило, насколько это соответствует ее воспитанию и убеждениям.
За прошедшую неделю я просмотрел свои конспекты курса сравнительного религиоведения, записанные еще на первом курсе в Колумбии. Действительно, в Ветхом и Новом Заветах были указания на реинкарнацию. В 325 году римский император Константин Великий и его мать Елена уничтожили ссылки на реинкарнацию в Новом Завете. Второй Собор в Константинополе, состоявшийся в 553 году, подтвердил этот акт и объявил идею реинкарнации ересью. Очевидно, они полагали, что эта идея ослабит растущую власть Церкви, позволяя людям слишком долго искать своего спасения. Но первоначальные ссылки на реинкарнацию все же были; первые отцы Церкви признавали идею реинкарнации. Ранние гностики — Клемент Александрийский, Ориген, Святой Иероним и многие другие — верили, что они жили в прошлом и будут жить в будущем.
Однако я никогда не верил в реинкарнацию. На самом деле, я никогда толком и не думал об этом. Хотя из моего раннего религиозного обучения я знал о неком туманном существовании «души» после смерти, я не был уверен в этой идее.
Из четверых детей я был самым старшим. Мы принадлежали к консервативной еврейской синагоге в Рэд Бэнк, маленьком городке недалеко от побережья Нью-Джерси. Я был главным примирителем и дипломатом в нашей семье. Мой отец больше других был привержен религии. Он относился к ней очень серьезно, как и ко всему в своей жизни. Он легко выходил из равновесия из-за домашних разногласий и устранялся, предоставляя мне роль посредника. Хотя это оказалось отличной практикой для моей будущей карьеры психиатра, мое детство было тяжелее и обременено большей ответственностью, чем мне хотелось бы. Я вышел из него очень серьезным молодым человеком, который привык брать на себя слишком много ответственности.
Моя мать всегда открыто выражала свою любовь. В этом для нее не существовало границ. Она была проще отца, и в качестве средств манипуляции детьми использовала такие понятия как чувство вины, мученичество, крайнее замешательство — причем, без всякой задней мысли. При этом она редко бывала мрачной, и мы всегда могли положиться на ее любовь и поддержку.
У моего отца была хорошая работа: он был промышленным фотографом, и, хотя еды всегда хватало, денег было очень мало. Мой самый младший брат родился, когда мне было девять. Семья из шести человек размещалась в маленьком садовом домике с двумя спальнями.
Жизнь в этом маленьком домике была беспокойной и шумной, и я искал убежище в книгах. Я без конца читал, прерываясь лишь на игру в бейсбол или баскетбол и другие детские занятия. Я знал, что образование — это способ, при помощи которого я могу вырваться из этого маленького городка, поэтому я всегда был первым или вторым по успеваемости в нашем классе.
К тому времени, когда я уже получал стипендию в Колумбийском университете, я был серьезным, погруженным в науку молодым человеком. Академические достижения давались легко. Я специализировался по химии и закончил учебу с отличием. Я решил стать психиатром, потому что в этой области пересекались мой интерес к науке и восхищение перед функционированием человеческого ума. К тому же, занятие медициной позволяло мне выражать свое сострадание и заботу по отношению к другим людям. Между тем, во время летних каникул, в отеле Кэтскил Маунтин, где я работал помощником официанта, я встретил Кэрол, отдыхавшую там. Мы оба сразу же почувствовали взаимную симпатию и ощущение родства и комфорта. Мы переписывались, встречались, влюбленные друг в друга, и, когда я учился на последнем курсе Колумбийского университета, мы поженились. Она была яркой, прекрасной девушкой. Казалось, все наладилось. Мало кто из молодых людей будет беспокоиться о жизни и смерти или о жизни после смерти, особенно когда дела идут хорошо, и я не был исключением. Я был начинающим ученым и учился думать логически, бесстрастно, доверяя лишь методу «докажите это».
Пребывание в Медицинской школе и Йельском Университете кристаллизовали этот научный метод. Темой моей диссертации была химия мозга и роль нейротрансмиттеров, химических передатчиков в тканях мозга.
Я присоединился к новому поколению биологов-психиатров, которые соединяли традиционные психиатрические теории и техники с новой наукой химии мозга. Я написал много научных статей, читал доклады на местных и национальных конференциях и стал своего рода знатоком в своей области. Я был немного одержимым, настойчивым и непреклонным, но эти особенности были полезны для врачебной практики. Я чувствовал себя вполне готовым лечить любого, кто придет ко мне на прием.
В следующем сеансе гипноза Катерина «стала» Арондой, девушкой, жившей в 1863 году до н. э. Или наоборот: Аронда «стала» Катериной? И снова такой счастливой я ее раньше не видел.
Я опять опасался, что Катерина побоится продолжать сеансы. Но она с готовностью стала готовиться и быстро погрузилась в гипнотическое состояние.
«Я кидаю цветочные гирлянды в воду. Это церемония. У меня светлые волосы, они заплетены. На мне коричневое с золотом платье и сандалии. Кто-то умер, кто-то из Королевского дома… мать. Я служанка в Королевском доме, помогаю в приготовлении пищи. Сейчас мы помещаем тела в соленый раствор на тридцать дней. Они высыхают и определенные части вынимаются. Я чувствую запах, запах тел».
Тут она спонтанно переместилась к другому периоду жизни Аронды, когда в ее обязанности входила посмертная обработка тел.
«В отдельном здании, — продолжала Катерина, — я вижу тела. Мы обертываем их. Душа ушла. Вы берете свое имущество с собой, чтобы быть готовым к следующей, более значительной жизни». Она излагала идеи, близкие древнеегипетской концепции смерти и жизни после смерти, которая отличается от всех наших взглядов и убеждений. В их религии вы могли взять это с собой.
Она вышла из этой жизни и замолчала. Пауза длилась несколько минут, после чего она переместилась, вероятно, в другую древнюю эпоху.
«Я вижу лед, свисающий в пещере… камни…» Она неясно описала темное, убогое место, и теперь ей было явно не по себе. Позднее она описала, какой она увидела себя: «Я была безобразной, грязной и смердящей». Она покинула эту жизнь и перенеслась в другую.
«Тут несколько зданий и повозка с каменными колесами. У меня каштановые волосы, они покрыты тканью. В повозке солома. Я счастлива. Здесь мой отец… Он обнимает меня. Это… это Эдвард [педиатр, настоявший на том, чтобы она встретилась со мной]. Он мой отец. Мы живем в долине с деревьями. Во дворе растут оливковые и фиговые деревья. Люди пишут на бумаге. На них забавные марки, как на письмах. Люди пишут весь день, создавая библиотеку. 1536 г. до н. э. Земля здесь бесплодная. Моего отца зовут Персеус».
Год был не совсем точным, но я был уверен, что она находилась в той самой жизни, о которой она сообщала в сеансе на предыдущей неделе. Я попросил ее, оставаясь в той же жизни, переместиться вперед во времени.
«Мой отец знает вас [Катерина имеет в виду меня.]. Вы оба беседуете об урожае, законе и правительстве. Он говорит, что вы очень умный, и я должна вас слушать». Я переместил ее во времени вперед. «Он [отец] лежит в темной комнате. Он стар и болен. Холодно… Я чувствую пустоту». Она переместилась вперед, к моменту своей смерти. «Теперь я стара и немощна. Здесь муж моей дочери и их дети. Вокруг много людей».
На этот раз ее смерть была спокойной. Она парила. Парила? Мне припомнились исследования доктором Рэймондом Моуди пациентов, имевших околосмертные переживания. Его субъекты только помнили состояние полета, а потом их «втягивало» назад, в их тело. Я читал его книгу несколько лет назад и теперь мысленно отметил себе, что надо ее перечитать. Мне было любопытно, вспомнит ли Катерина что-нибудь еще из того, что было после смерти, но она лишь сказала: «Я просто летаю». Я вернул ее в бодрствующее состояние и завершил сеанс.
Теперь, одержимый ненасытной жаждой ко всем научным публикациям о реинкарнации, я бросился в медицинские библиотеки. Я изучил многочисленные работы доктора медицины Яна Стевенсона, многоуважаемого профессора психиатрии в Университете Вирджинии. Доктор Стевенсон собрал более двух тысяч случаев с детьми, имевших опыт воспоминаний реинкарнационного типа. Многие проявляли способность говорить на иностранных языках, с которыми никогда не сталкивались. Его собрание случаев тщательно подобрано, детально исследовано и поистине замечательно.
Я читал отличный научный обзор Эдгара Митчелла, с большим интересом исследовал данные по экстрасенсорному восприятию, полученные в Университете Дьюка, и сочинения профессора К. Джокесса из Университета Брауна. Также я тщательно проанализировал работы д-ра Мартина Эбона, д-ра Хелен Уамбэч, д-ра Гертруды Шмейдлер, д-ра Фредерика Ленца и д-ра Эдит Фьори. Чем больше я читал, тем больше мне хотелось читать. Мне становилось ясно, что, далее несмотря на то, что я считал себя хорошо образованным относительно всех аспектов ума, мои знания оказались весьма ограниченными. Есть библиотеки, в которых собрано множество таких исследований, и мало кто знает об этом. Большинство этих исследований было проведено, проверено и повторено уважаемыми клиницистами и учеными. Могли ли они все ошибаться или заблуждаться? Свидетельства представлялись чрезвычайно убедительными, но я все же сомневался. Мне было трудно поверить в это.