«Я сознаю яркий свет. Он прекрасен; от этого света получаешь энергию». Она отдыхала после смерти, в промежутке между жизнями. Несколько минут прошло в молчании. Затем она внезапно заговорила, но не медленным шепотом, как обычно. Ее голос был теперь хриплым и громким, с очень решительными интонациями.
«Наша задача — учиться, чтобы стать богоподобными через знание. Мы знаем так мало. Вы здесь, чтобы быть моим учителем. Мне надо так многому научиться. Через знание мы обращаемся к Богу, а потом мы можем отдыхать. Затем мы возвращаемся, чтобы учить и помогать другим».
Я потерял дар речи. Это был урок из мира после ее смерти, из промежуточного состояния. Каков был источник этого материала? Это совсем не было похоже на Катерину. Она никогда не говорила подобным образом, используя такие слова и фразеологию. Далее тон ее голоса был совершенно другим.
В тот момент я не понимал, что, хотя Катерина произносила слова, мысли исходили не от нее. Она пересказывала то, что ей говорилось. Она позднее определила, что источником были Учителя, высокоразвитые души, которые в настоящее время не находятся в телах. Они могли говорить со мной через нее. Катерина оказалась способной не только регрессировать в прошлые жизни, но также служить каналом знания из другого мира. Прекрасного знания. Я изо всех сил старался сохранить свою объективность.
Нам представилось новое измерение. Катерина никогда не читала исследования д-ра Элизабет Кёблер-Росс или д-ра Рэймонда Моуди, которые писали об околосмертном опыте. Она никогда не слышала о «Тибетской Книге Мертвых». Но она сообщала о переживаниях, подобных тем, которые были описаны в этих книгах. Это было определенного рода доказательством. Если бы только здесь было больше фактов, больше ощутимых деталей, которые я мог бы проверить! Мой скептицизм уменьшился, но все еще остался. Возможно, она читала об околосмертных исследованиях в журнальных статьях или видела интервью в телевизионных шоу. Хотя у нее в сознательной памяти не было воспоминаний о подобных публикациях или шоу, возможно, они сохранились в ее подсознательной памяти. Но она вышла за пределы описанных там переживаний и передала послание из промежуточного состояния. Если бы только у меня было больше фактов.
После того как Катерина вернулась в бодрствующее сознание, она, как всегда, помнила детали своих прошлых жизней. Однако она не могла вспомнить что-либо из того, что случилось после смерти Элизабет. В будущем она также не будет помнить никаких подробностей своего пребывания в промежуточных состояниях. Она могла помнить лишь свои жизни.
«Через знание мы обратимся к Богу». Мы были на верном пути.
ГЛАВА 4
«Я вижу белый квадратный дом с песчаной дорогой перед ним. Всадники снуют туда, сюда, — Катерина говорила своим обычным мечтательным шепотом. — Я вижу деревья… плантацию, большой дом и рядом с ним скопление домиков поменьше — подсобок. Очень жарко. Это на юге… Вирджиния?» Она предположила, что это 1873 год. Она — маленький ребенок.
«Тут лошади и множество зерна… кукуруза, табак». Она и другие слуги едят на кухне в большом доме. Она чернокожая, и ее зовут Эбби. У нее дурное предчувствие, и ее тело напряжено. Главное здание горит, и она видела, как оно сгорело дотла. Я переместил ее на пятнадцать лет вперед, в 1888 год.
«На мне старое платье, я чищу зеркало на третьем этаже кирпичного дома с окнами… с множеством окон. Зеркало волнистое, а не прямое, и у него на конце имеются набалдашники. Владельца дома зовут Джеймс Мэнсон. У него странное пальто с тремя пуговицами и большим черным воротником. У него борода… Я не узнаю его [в нынешней жизни Катерины]. Он хорошо относится ко мне. Я живу в принадлежащем ему доме. Я убираю комнаты. У него еще имеется школьное здание, но мне нельзя туда. И еще, я делаю масло!»
Катерина шептала медленно, используя очень простые слова и обращая большое внимание на детали. Через пять минут я уже знал, как делать масло. Умение Эбби пахтать масло было внове и для Катерины. Я опять переместил ее вперед во времени.
«У меня сейчас кто-то есть, но я не думаю, что мы женаты. Мы вместе спим… но мы не всегда живем вместе. Он меня устраивает, но в нем нет ничего особенного. Я не вижу детей. Есть яблони и утки. Вдалеке — какие-то люди. Я собираю яблоки. Отчего-то возникло раздражение и зуд в глазах. — Катерина сильно зажмурилась. — Это дым. Ветер надул его… дым от горящей древесины. Они поджигают деревянные бочки, — она закашляла. — Это часто бывает. Они делают бочки черными изнутри… чтобы не пропускали воду».
После волнующего сеанса на прошлой неделе я очень хотел снова достичь промежуточного состояния. Мы уже полтора часа исследовали жизнь Катерины в качестве служанки. Я узнал о постельных покрывалах, масле и бочках, но я жаждал получить более духовные уроки. Потеряв терпение, я переместил ее в момент смерти.
«Тяжело дышать. Очень больно в груди. — Катерина задыхалась, явно испытывая боль. — Мое сердце болит; оно бьется очень быстро. Мне так холодно… меня трясет. — Катерина начала дрожать. — В комнате люди, дают мне пить листья [чай]. Он странно пахнет. Они втирают мазь в мою грудь. Жар… но мне очень холодно». Она тихо умерла. Воспарив к потолку, она могла видеть свое тело на кровати, тело маленькой, сухонькой женщины за шестьдесят. Она просто парила, ожидая, когда кто-нибудь подойдет и поможет ей. Она увидела свет и почувствовала, как ее тянет к нему. Свет становился все более ярким и сияющим. Мы молча ждали, медленно проходили минуты. Внезапно она оказалась в другой жизни, за тысячи лет до Эбби.
Катерина тихо зашептала: «Я вижу много чеснока, висящего в открытой комнате. Я чувствую его запах. Считается, что он убивает многие болезни крови и очищает тело, но его нужно принимать каждый день. Чеснок растет и снаружи, в саду. Есть там и другие растения… инжир, финики и прочие. Эти растения помогают. Моя мать покупает чеснок и другие травы. Кто-то в доме болеет. Вот странные корни. Иногда их просто держишь во рту, кладешь в уши или другие отверстия. Просто держишь их внутри.
Я вижу старика с бородой. Это один из целителей нашей деревни. Он говорит, что делать. Здесь сейчас какая-то эпидемия, убивающая людей. Их не бальзамируют, потому что люди боятся заразиться. Их просто хоронят. Людей это очень расстраивает. Им кажется, что из-за этого душа не может отойти [в противоположность рассказам Катерины о том, что происходит после смерти]. Столько умерло! Скот тоже умирает. Вода… наводнения… люди болеют из-за наводнений. [Она, очевидно, только что поняла этот аспект эпидемиологии.] Я тоже немного больна от воды. Болит живот. Это болезнь кишечника и желудка. Тело теряет очень многу воды. Я стою у воды, чтобы набрать и принести ее, но именно это убивает нас. Я принесла воды. Я вижу мою мать и братьев. Мой отец уже умер. Мои братья очень больны».
Я сделал паузу, прежде чем переместить ее вперед во времени. Я был восхищен тем, как от одной жизни к другой меняется ее понимание смерти и жизни после жизни. И в то же время ее переживание самой смерти было каждый раз одинаковым. Сознательная часть ее покидала тело почти в момент смерти, парило над ним и затем уносилась к прекрасному, зажигательному свету. Потом она ждала, пока кто-нибудь придет и поможет ей. Душа автоматически отходила. Бальзамирование, похоронные ритуалы и любые другие процедуры после смерти не имели ничего общего с этим. Это происходило автоматически, без всякой подготовки — просто как выход в открытую дверь.
«Земля бесплодная, сухая… Я не вижу здесь гор, просто земля, очень плоская и сухая. Один из моих братьев умер. Я чувствую себя лучше, но боль еще осталась». Но она ненамного пережила его: «Я лежу на соломенном тюфяке чем- то укрытая». Она была очень больна, и никакое количество чеснока или других трав не могло предотвратить ее смерти. Вскоре она уже парила над своим телом, испытывая притяжение к знакомому свету. Она терпеливо ждала, пока кто-нибудь придет к ней.
Тут ее голова начала медленно поворачиваться из стороны в сторону, как если бы она осматривала какую-то сцену. Ее голос опять стал хриплым и громким.
«Они говорят мне, что есть много богов, потому что Бог в каждом из нас».
Я узнал этот ее голос из промежуточного состояния по его хрипоте, а также по определенно духовному тону послания. То, что она далее произнесла, лишило меня дара речи.
«Здесь ваш отец и ваш сын, который еще очень мал. Ваш отец говорит, что вы узнаете его, потому его имя Авраам, и ваша дочь названа в его честь. И еще, он умер из-за сердечной патологии. Сердце вашего сына тоже имело важное значение, так как оно у него было повернуто назад, как у цыпленка. Он пожертвовал собой из любви к вам. Его душа очень продвинута… его смерть покрыла долги его родителей. Кроме того, он хотел показать вам, что медицина достигла лишь определенного рубежа, что ее рамки ограничены».
Катерина замолчала, и я сидел в благоговейном молчании, а мой ошеломленный ум пытался разобраться в услышанном. Я почувствовал ледяной холод в комнате.
Катерина знала очень мало о моей личной жизни. У меня на столе была детская фотография моей дочери, счастливо улыбающейся двумя первыми зубками. Рядом была фотография сына. Ничего больше Катерина вообще не могла знать о моей семье и моей личной истории. Я был хорошо обучен традиционным психотерапевтическим техникам. Психотерапевт должен быть чист, как tabula rasa, чистая доска, на которую пациент может проецировать свои собственные чувства, мысли и установки. Затем все это анализируется психотерапевтом, который тем самым расширяет сферу ума пациента. Я держал эту терапевтическую дистанцию с Катериной. Она действительно знала меня лишь как психиатра и ничего о частной стороне моей жизни. Я даже никогда свои дипломы не вывешивал у себя в кабинете.
Величайшей трагедией в моей жизни была неожиданная смерть в 1971 году моего первенца Адама, которому было всего двадцать три дня отроду. Через десять дней после того как мы привезли его из больницы домой, у него возникли проблемы с дыханием и фонтанирующая рвота. Диагноз поставить было очень трудно. «Тотальный аномальный легочно-венозный дренаж; с дефектом межпредсердной перегородки, — сказали нам. — Это случается раз в десять миллионов рождений». Легочные вены, которые должны приносить обогащенную кислородом кровь обратно к сердцу, были неправильно расположены и входили в сердце с неправильной стороны. Это выглядело так, как если бы сердце было повернуто задом наперед. Чрезвычайно, исключительно редкое явление.