Многоточие сборки — страница 16 из 55

А бывает, что человек приходит и все-то у него получается сразу, как будто до этого он ни учился, ни потел, ни выл от боли, когда ему вытягивали мышцы, ни терял сознание на голодании.

Такой была пришедшая в наш театр девушка Юкки. Откуда явилась Юкки, никто толком не знал, а интересоваться было не принято. Сейчас, вспоминая те события, я не могу с точностью припомнить, откуда у нас появился тот или иной новенький. Точно являлись все они из воздуха и земли, нарождались от невской воды или все же прибредали, прилетали, приезжали, притянутые, привлеченные странной магией Питера, его неповторимым очарованием и силой.

Вот она, черноволосая плосколицая бурятка, а вот и нет ее, только в воздухе кружится сумасшедший шаманский вихрь.

Помещение на Пушкинской, 10 мы использовали с утра и до утра, частенько заранее расписывая сутки, разделяя их на удобные дольки, точно мультяшные звери дольки апельсина: «Мы делили апельсин, много нас, а он один»…

Пришедшие раньше времени ожидали своей очереди, коротая время за чаем на кухне.

Чай приносили по очереди, а вот пожевать было порой и нечего.

– Однажды я, гуляя по заливу, забрел на секретный объект, – рассказывал свою историю зашедший на огонек психолог Яков. – Шел, шел, сперва были складские помещения, коридоры, лестницы, цеха, потом пошли офисы.

Люди таращились на меня, будто я был выходцем с того света, привидением, живым трупаком-нежитью… Ходил, ходил. Обращаюсь к кому-то:

– Где выход?

Ответ:

– Сами бы хотели знать, где выход.

Потом вышел к вахте. Спрашиваю, как выбраться.

Вахтеры тоже таращились минуты две, а потом старший спрашивает: «А вы как зашли-то?»

Я ему мол, шел, шел да и зашел… Что тут такого особенного?

– А вот как зашли, так теперь и выходите.

Ну, я, делать нечего, пошел обратно. Шел, шел и как-то вышел.


Подошедшая за спичками Юкки смачно затягивается, выпуская клубы ванильного дыма из самодельной ореховой трубочки, похожей на голову духа.

Свистит чайник. Кто-то заваривает в кастрюле вторяк. Рядом трется о ноги черная пушистая кошка Шишка. Почмокав трубочкой, Юкки возвращается в зал, подошедший Леша Пупкин из группы «Рождество» привычным движением расчехлил гитару. «Город золотого дракона» – любимая песня Юкки. Но, должно быть, она заранее попросила Алексея поиграть, дверь в репетиционный зал приоткрыта.

Неожиданно идиллию прервал грохот и крик. Мы побросали чашки и бросились в зал. Юкки лежит на полу и стонет, за коленку держится, а коленка у нее какая-то неправильная, и нога вроде как не в ту сторону вывернута, да и с телом тоже что-то недоброе. Словно девушку выкрутил кто-то, точно белье, да так и оставил.

В общем, чтобы понятнее было – задница почти что спереди.

– Лежи. Сейчас скорую вызовем, – шепчет Яша. Бледнеет, выходит, из прихожей доносится звук падающего тела.

– Скорую, быстро! – ору я, подсаживаясь к белой, словно сырое тесто, Юкки.

И хотела бы помочь, да только как тут подступишься? Ее вообще шевелить нельзя.

Юкки тихо поскуливает на полу, Леша вроде как вызвал скорую и теперь вернулся к нам, нервно посасывая сигаретку.

Яша в обмороке, ему хорошо.

Я глажу Юкки по голове – типа, все будет хорошо, приедут ангелы в белых халатах и тебя развинтят. Они поди и не такое развинчивали, повальное увлечение йогой, понимать надо.

– Слушай, Юль, а что сказали вахтеры Яше, когда он на секретном заводе потерялся? – шепчет умирающая Юкки.

– «Как зашел, так и выходи», – ответил за меня Леша, продолжая посасывать незажженную сигарету.

– «Как зашел, так и выходи», – почему-то со сталинским акцентом произносит Юкки. – А ты дракона играл?

– Золотого дракона, то есть «Город золотого дракона», – поправляется он, отчего-то смущаясь.

– Сыграй еще раз.

Леша выходит на кухню и вскоре возвращается с гитарой. Последняя воля приговоренного…

– Как зашел, так и выходи, – глубокомысленно произносит Юкки, и вдруг ее выкрученное против всех законов анатомии тело начинает двигаться в ритме золотого дракона.

– Ты что, ненормальная?! – пытаюсь остановить ее, и тут же мне в лицо летит Юккина пятка. Хрясь! Нет, это не мой нос и даже не зубы, это ее сустав встал на место.

Нога в лучших традициях постановочного боя не долетает трех сантиметров до лица.

А Юкки уже выгнулась всем телом и теперь вертится, перекувыркиваясь и пластаясь по полу.

Хрясь! Второй сустав встал на место. Потом целая серия отщелков, позвоночник проверяет себя на пригодность.

Все!

С последними аккордами песни шаманка падает к нашим ногам, тяжело дыша и орошая пол каплями здорового молодого пота.

Травматизм на площадках

С уличными перформансами не всегда все получается удачно, иногда так и вовсе плохо. Ирка Андреева – жена или нет, тогда уже вдова легендарного Фрэнка[28], горела на перформансе, устроенном Антоном Адасинским[29]. Свои ожоги получил не справившийся с разгулявшимся пламенем Саша Яровой.

Володя Бойков в Прибалтике, делая свой знаменитый перформанс вместе с женой-художницей Инной Рассохиной, обливаясь поочередно тремя ведрами краски, чуть не задохнулся, подобно золотому мальчику Леонардо да Винчи.

А было это так: в тот день в Эстонии праздновали какой-то свой национальный праздник. Володя, поддерживая патриотический настрой населения, обливался поочередно тремя цветами флага – синим, черным и белым, моментально перекрашиваясь под восторженные вопли толпы.

Это по-настоящему завораживающее зрелище, когда вдруг обыкновенный бородатый, ничем не примечательный низкорослый мужичок становится белым, как статуя, а потом…


Эффектно – нечего сказать, но весьма опасно!

Дело в том, что когда человека красят кисточкой художники, всегда оставляют на теле полоску кожи, через которую тело дышит. Обычно это волосяная часть головы или полоска вдоль позвоночника.

Некоторые говорят, что проще всего не закрашивать стопы: мол, кто их увидит, но это неверно. Потому что во время подготовки модели много краски проливается на пол, и шлепающая босиком модель неминуемо закрашивает себе стопы. В случае же с обливанием краской на теле не остается ни одного сантиметра чистой кожи.

Когда этот перформанс проходил в России, Инна с легкостью отмывала своего благоверного в ближайшем кафе или в фирме, заказавшей действо, но за рубежом все оказалось сложнее, и едва закончился перформанс, народ разошелся кто куда, оставив незадачливого актера и художницу одних.

Первым делом Инна постучалась в кафе, рядом с которым проходило представление, но толстый хозяин загородил проход в свое заведение.

– Позвольте ему помыться в вашем туалете, мы актеры из Петербурга, вы видели нас только что на площади.

– Нэт, – хозяин кафе скрестил жирные руки на груди.

– Но вы не понимаете, если он не смоет краску в течение сорока минут, он может задохнуться, – попыталась объяснить сложность ситуации Инна.

– Нэт, – за спиной хозяина возникли два его помощника.

– Но он же только что танцевал на вашем национальном празднике! Неужели вы не понимаете?

Меж тем то ли от нервов, то ли краска действительно начала действовать, но Володя ощутил головокружение и был вынужден присесть прямо на пороге. В глазах потемнело, сердце со скрипом мельничьих жерновов тяжело перекачивало кровь.

– Мы понимаем, но его здесь мыть нельзя.

– Но он же гость страны!

– Пусть его КГБ отмывает.

Инну бесцеремонно вытолкнули на улицу, дверь закрылась.

Она бросилась к другому кафе, тот же результат. К третьему. Предусмотрительные хозяева закрыли дверь задолго до того, как русские подошли к их заведению.

В машины крашеного актера не брали. Гостиница, в которой у них был снят номер, находилась на другом конце города. Положение складывалось отчаянное!

Наконец Инна остановила-таки машину и втолкнула туда уже мало что соображающего мужа.

К счастью, все закончилось хорошо и Володя вскоре пришел в норму, хотя именно эта история представляется мне наиболее страшной.

В старых, еще довоенных театрах завистники могли сбросить с колосников на голову примадонне кошку, подсыпать извести в грим, стекол в танцевальные туфли… но все это были случаи сознательной мести, мести, имеющей какой-то практический смысл – продвижение по служебной лестнице, элементарная зависть, а это… ведь Бойков мог реально погибнуть, а эти люди просто стояли бы у дверей своих кафе и наблюдали за его агонией, как до этого наблюдали за перформансом… Непостижимо…

Костяная нога

Эту историю я записала со слов своей бывшей партнерши по театру, а ныне певицы Полины Руновской. Однажды на одном из уличных спектаклей наша актриса Юля Петрова сломала ногу.

Они тогда выстраивали некую живую пирамиду, Юлька не удержала равновесия и, рухнув с высоты, была вынуждена откатиться в сторону и до конца спектакля изображать из себя нечто «рожденное ползать».

Не будешь же орать на всю улицу, что, мол, на ноги не подняться, лежишь и вибрируешь в такт музыке, молясь только об одном, чтобы боженька не ниспослал сверху еще какого-нибудь бедолагу тебе на голову.

Ну, закончился спектакль, Юльке вызвали скорую, а Полька отправилась в больницу вместе с ней, поддержать чем сможет.

И вот лежит Юлька посреди скорой на специальном таком белом лежаке, сама тоже белая от боли, тихо постанывает, чтобы Польку лишний раз не пугать.

Рядом медбрат пристроился, ему же приятно потолковать с двумя симпатичными девушками.

А Юлька лежала, лежала, да вдруг посмотрела на медбратика и спрашивает:

– Скажите, пожалуйста, а мне большой гипс сделают?

– Вам? Вам большой, – авторитетно заявляет молодой человек. – Бедро поломано, так что на всю ногу.

– Ага. Большой и белый… – Юля на несколько минут уходит в размышления, Полинка трещит о чем-то с медбратом.