Через много лет после смерти дедушки уже нескладным подростком я как-то гуляла по Воейково. В этот раз рядом со мной не было моих подружек, да я и не нуждалась особенно в общении – гуляла, думала о чем-то, вроде пыталась рифмовать.… Не суть.
Шел мелкий дождик, трава была сочная и мокрая, так что техасы (такие брюки, отдаленно напоминающие недоступные тогда джинсы) давно промокли, а в резиновых сапогах было влажно. А я все равно гуляла, закрывая голову капюшоном и засунув руки в рукава. Такая погодка как раз по мне. Мокро, слякотно, приятно.
Как-то так получилось, что ноги сами собой довели меня до небольшого кургана, на котором располагалась могила. Чья эта была могила, в поселке не знал никто. Курган скорее всего насыпной, хотя всякое бывает.
Была маленькая – думала, что здесь похоронили боевого командира и над могилой поставили красное знамя, как в мультике про «Мальчиша-Кибальчиша». Красивая получалась картинка: изумрудный холм и развевающееся над ним красное знамя…
Из могилы действительно торчала какая-то железная труба, в которую, как я считала, вполне можно было воткнуть древко флага.
Работавший со мной позже психоаналитик долго изумлялся моей неосведомленности.
– На могилах никогда не ставили знамен! – ругал он меня. – Следовало несколько раз подумать, для чего на могилу кто-то вмонтировал эту трубу, не для того ли, чтобы лежащий в ней мертвец мог свободно дышать или принимать пищу. И что вас вечно заносит во всякие странные места?..
Впрочем, с психоаналитиком мне тоже повезло!
Однажды еще ребенком на этой самой могиле я нашла переливающиеся радугой пирамидки и долго играла с ними, пока не потеряла.
И вот ноги сами собой вывели меня на странное место. Зачем? С собой у меня не было похищенных пирамидок, к тому же я не любитель кладбищ.
Хотела уже уйти, как вдруг у меня за спиной словно сам собой или даже из-под земли возник незнакомый мужчина.
Вздрогнула от неожиданности, но убегать, естественно, не стала. Мало ли кто здесь шляется и зачем. А дядечка вел себя так, словно ему определенно что-то нужно было от меня. Сами посудите: дождь, мокрая трава выше колен, и для того, чтобы подняться на холмик, нужно сначала спуститься по дороге, а потом еще и лезть сюда.
Да, ему определенно была нужна я.
Зачем?
Предложил закурить.
Я отказалась.
Завязался разговор ни о чем. Поговорили о погоде, обо мне. Снимаю ли я дачу в Воейково или приехала на выходные.
После смерти деда квартиру у нас отобрали и на летнее время переселили на крошечное Горское озеро, где мы жили несколько лет, после чего выгнали и оттуда, так что пришлось снимать комнаты в частном секторе. Как говорила бабушка: «Пока ноги покойника не остыли, можно всего наобещать, а после…».
Оказалось, что новый знакомый имел в Воейково домик, где проживал постоянно.
Устав стоять на дожде, пошли вместе в поселок. Новый знакомый говорил о своей сломанной машине, о пристройке к дому, которую собирается сделать. Я рассказывала об училище, куда только что поступила.
Когда мы добрались до остановки, он показал рукой в сторону деревянного дома и сказал, что это его дом. Потом поворот на 180 градусов, и его рука застывает в направлении желтого восьмиквартирного дома, в котором я сама провела столько счастливых лет. В доме моего дедушки.
– А в этом доме когда-то жил мой отец.
– Ваш отец?
– Да, Котов Николай Фаддеевич, – незнакомец улыбнулся. – Вы, молодежь, о нем ничего не слышали, а когда-то он был величина….
Забавно – получалось, что я познакомилась со своим дядей!
Мы зашли к нему домой, пили чай и разговаривали. Игорь Николаевич оказался интересным собеседником. Он занимался астрологией, психологией, как и отец, практиковал йогу.
Несколько раз после этого мы встречались в городе, ходили вместе на семинары к Павлу Глобе и Рыжову, много разговаривали.
Так прошли осень и зима. Весной же мы с мамой подготавливали к лету сад, оставшийся нам после деда.
– Вот в этом доме, – мама показала в сторону знакомого мне дома, – живет твой дядя, сын твоего дедушки от первого брака, Игорь Котов, – шепнула она мне, когда мы стояли на остановке. – А вот и он сам.
Я хотела уже помахать Игорю Николаевичу, но рука вдруг повисла в воздухе, а я сама вытаращилась с открытым ртом и выпученными от удивления глазами. Там, куда показывала мама, на грядках стоял совершенно другой человек.
С того дня Игорь Николаевич перестал мне звонить, и больше я его не видела.
Странная история.
О лесном озере и его хранительнице
Я начала было рассказывать о Горском озере, куда нас после смерти дедушки услали из поселка, точно семью уличенных в ворожбе колдунов.
Кстати, название «Горское» происходит не от гор, как это можно вообразить. Никаких гор в том районе нет. Есть плавные холмы, покрывающиеся летом синими люпинами и красным иван-чаем. Плавные, точно очертания морского дна. Впрочем, так оно и есть. На месте Воейково, Колтуш, Павлово и ряда других примечательных населенных пунктов когда-то располагалось древнее море. Но не о нем речь, не о нем, а о бабушке Горской, в честь которой названо лесное озеро.
Как звали древнюю старушку Горскую, убей не помню. Когда-то, в незапамятные времена бабушка Горская, ища покоя и уединения для медитации, или же спасаясь от властей, нашла крохотное лесное озерцо и осталась жить подле него. Говорят, будто бы это случилось в незапамятные времена красного террора – сколько с того времени прошло лет? Но факт остается фактом: бабушка Горская жила на озере, когда нас выселили туда. Жила и зимой и летом, ухаживала за могилой, на которой росла крупная земляника, и за чашечкой чая могла рассказать историю мытарств белогвардейцев и, наверное, какие-нибудь иные послепотопные, как мне тогда казалось, истории.
Я дружила с праправнучкой бабушки Горской. Только она была уже не Горская. Не наградил Господь жизнелюбивую старуху носителями фамилии – сыновьями. Так и жила бабушка Горская подле своего Горского озера, охраняя его от злых сил. Может, и сейчас там живет…
Баба Лёка
Не люблю имя Елена – наверное, потому, что в нашем доме Елена звалась не иначе как Лёка. В семье моей бабушки Марии Васильевны было четырнадцать детей, то есть она была четырнадцатая, самая последняя, самая бешеная, огненная, сумасшедшая.
Если бы о моей бабушке Марии спросили у астрологов, те просто развели бы руками: Лев и Тигр – ядерное сочетание. Прошедшая войну бабушка обладала хорошо, а может быть, даже слишком хорошо поставленным командным голосом, была нетерпелива, вспыльчива и скора на расправу.
Вместо пожелания счастливого пути – коронная фраза: «Без головы домой не возвращайся», а вместо слова «быстро» – «Чтоб была как из пушки».
Черные, густые волосы и карие глаза выдавали в бабушке Марии неслабый процент цыганской крови. Еще бы – мой прадед Василий Александрович Мякотин был вообще фигурой таинственной и чуть ли не легендарной. Простой мальчик из приюта, что называется, ни роду ни племени не знавший, но отличавшийся заметными талантами в живописи, а также обладавший великолепным голосом, он всю жизнь пел в цыганском хоре а по выходу из приюта получил, опять же бог ведает откуда, поистине необыкновенный подарок – купечество второй гильдии.
Как? Понятия не имею. Но в бумагах он, житель Московской губернии, значился не иначе как купец второй гильдии. Удивительное рядом!
Правда, в своей жизни никакой коммерцией, насколько я сумела выяснить, Василий Александрович не занимался – рисовал, преподавал живопись, как я уже сказала, пел в цыганском хоре, растил детей.
Кстати, умер он, можно сказать, на боевом посту – у мольберта в окружении учеников. Его жена Евдокия ненадолго пережила смерть мужа, истаяв после внезапной потери словно свечка. Любящая театральные эффекты бабушка говорила обычно о смерти своих родителей: «Жили душа в душу и умерли в один день, папа в академии, а мама, когда ей сообщили о смерти мужа, сразу же в обморок упала – и на тот свет».
Но на самом деле после памятного обморока Евдокия прожила еще около года, уходя из жизни не одним красивым прыжком, а тихими, незаметными шажками не желающей приносить кому-нибудь еще горя христианки.
Впрочем, я начала говорить об особой внешности семьи моей бабушки Марии. Тринадцать детей были жгучими брюнетами, все довольно-таки фактурными и сильными, с определенной, свойственной всему дому Мякотиных лепкой лица.
Все, кроме одной из моих бабушек, самой старшей Елены, или Лёки. Первеница в семье в отличие от своих братьев и сестер была яркой блондинкой со светлой кожей и неукротимой наклонностью эпатировать публику.
Внешне же она, как ни странно, была изумительно похожа на своих чернявых братьев и сестер. Схожие черты лица, особенности фигуры, но только Лёка была как белая ворона среди своей чернявой цыганской родни.
После революции все старались как-то спрятать свое происхождение. С одной стороны, прятать особенно было нечего, купец второй гильдии – это еще не самое страшное, что могло быть, но прабабка Евдокия была из обедневшей дворянской семьи, у нее в Москве и Петербурге оставалось множество родственников, в том числе и священнослужителей, и это могло подпортить все дело.
Спасались каждый как мог, Лёка вышла замуж за красного командира и тем избегла репрессий.
Помню ее собственный рассказ о посещении званого обеда в Кремле, куда она была приглашена с мужем. Изящная, с хорошим вкусом молодая женщина оделась для этого приема в миленькую шерстяную кофточку, из-под которой выглядывали кружевные манжеты и воротничок манишки. Поддевать под толстую кофту блузку Лёка не решилась, так как было уже достаточно тепло и она боялась, что ей станет жарко.
Поначалу все шло вполне нормально, они поднялись по широкой лестнице в банкетный зал, уселись на заранее подготовленные им места, а дальше началось что-то.
Первым делом Лёке не понравились люди, сидящие с ней за одним столом, а еще более – напыщенная обслуга. Уж этим-то точно нечем было кичиться.