— Не, мы тут на трассе… Я с Яной. Она меня сегодня по Москве катала. — Дима поднял на нее взгляд и улыбнулся. Яна невольно улыбнулась в ответ. Все-таки он был жутко обаятельным. — Не, чё-то мы, по ходу, накатались уже. Сейчас будем вызывать эвакуатор.
Яна округлила глаза. В голове тут же тревожным звоночком раздалось: «Ты не справилась!»
— Дим, — начала она, но он отмахнулся и сказал в трубку:
— Ну могу, конечно, точку прислать, если тебе заняться нечем. И захвати кофе и пару шоколадок. У меня стресс.
Он неестественно рассмеялся и встал в полный рост, а Яна вдруг подумала, что он вправду выглядит почти так же, как тогда, когда ее мама подсунула ему фото самолета, на котором разбился их отец.
Яну отбросило в тот страшный день. Она до сих пор не могла простить себе случившееся. А самым ужасным было то, что она так и не призналась: это было ее рук дело. Да, наклейку с самолетиком поверх изображения пламени спиртовки вклеила в буклет мама, но именно Яна по ее просьбе подсунула буклет Диме, чтобы тот увидел образ горящего самолета, в котором погибли его родители. Она ведь могла отказаться тогда. Наверное. Но не отказалась. От этой мысли до сих пор было почти физически плохо.
— Ян, тебе кофе взять? Крестовский сюда подъедет.
Яна молча кивнула: сил на ответ не осталось.
Роман подъехал минут через сорок. К тому моменту рядом с их машиной успели поочередно остановиться три грузовика и одна легковушка с вопросом, нужна ли помощь. Видимо, вид у жавшейся к машине Яны был как у классической девы в беде. Пришлось всем объяснять, что помощь уже на подъезде.
Наконец на обочине остановилось такси, из которого выбрался Роман, нагруженный стаканчиками с кофе.
— Привет, — улыбнулся он, и Яна привычно подумала, насколько же они с отцом похожи. Лев Константинович, входя в приемную, каждое утро улыбался ей точно так же. — С машиной все о’кей?
— С машиной да, а водитель у нас… красивый, — многозначительно произнес Дима и посмотрел на Яну.
Та скорчила гримасу в ответ. Роман тоже окинул ее взглядом с ног до головы, остановился на копне рыжих кудряшек, а потом приподнял подставку с двумя стаканчиками.
— Кофе?
— Это сексизм вообще-то, — заявила Яна, беря один из стаканов. Кофе был еще горячим.
— И в мыслях не было, — открестился Роман.
— Это реальность, — с наглым видом сказал Волков, беря свой стакан.
Кажется, звонить ему все-таки было плохой идеей. Ее снова накрыло острым чувством ненужности, одиночества, нетаковости. Куда она, дурочка, лезет все время? Время идет, а она все так же пытается заслужить любовь и внимание. Нужно уже понять, наконец, что это так не работает. Что Дима не испытывает к ней никаких братских чувств, никакой симпатии. А сегодня? Да просто делать ему нечего в субботу. Вот и решил чем-то себя занять и покататься по Москве.
Они загрузились в мамин маленький пежо: Дима сел сзади, Яна — на переднее сиденье, а Роман — за руль. Он долго возился, подстраивая водительское место под себя. Яна хоть и была высокой, все же не такой, как он.
— Ну что, едем? — вежливо спросил Роман и снова ей улыбнулся.
Яне казалось, что он пытается сгладить напряжение от явного недовольства Димы, которое стало прорываться буквально в каждом его взгляде, в каждом слове.
— Да двигай уже! — подал голос Дима.
Роман скорчил мину, неожиданно подмигнул Яне и вырулил на дорогу.
— Можно? — спросил он через несколько минут неуютной тишины и, не дожидаясь ответа, принялся тыкать в кнопки радиоприемника.
Вскоре в машине заиграл какой-то рэп. Сама Яна такое не слушала, но, разумеется, высказываться по этому поводу не стала. Спасибо и на том, что ей не придется ехать самой. Только спустя какое-то время Яна поняла, что Роман не развернулся.
— А куда мы? — спросила она.
— Меня домой везем, — недовольно ответил Дима, будто только и ждал ее вопроса. — Сколько там еще?
— Двадцать две минуты, — ровным голосом произнес Роман. — Дыши воздухом, смотри в окошко.
— Иди ты, а? — отозвался Дима и вновь уткнулся в телефон, от которого оторвался, только когда Роман остановился перед воротами коттеджа Волковых.
Выйдя из машины, Дима набрал код, первый проскользнул в начавшую открываться створку, а потом и вовсе ушел в дом, никого не дожидаясь.
Яна тихонько вздохнула. В такие минуты она каждый раз чувствовала себя лишней. Остаться одной посреди трассы было ничуть не хуже, чем оказаться здесь. До дома все равно полтора часа езды.
Роман надул щеки и шумно выдохнул, глядя прямо перед собой. Видимо, его тоже «порадовало» поведение Димы. Дождавшись, когда ворота откроются, он въехал на территорию, аккуратно припарковался рядом с машиной Сергея и, заглушив мотор, повернулся к Яне.
— Давай сходим поздороваемся, чаю попьем, а потом я тебя в Москву отвезу.
— Спасибо, что хотя бы ты меня не ненавидишь, — вырвалось у нее.
Роман посмотрел на «гостеприимно» закрывшуюся за Димой дверь и усмехнулся.
— Ты, кажется, не очень понимаешь, что он сегодня ради тебя сделал.
— Ты о чем? — озадаченно спросила она, воскрешая в памяти сегодняшний день.
Дима приехал, попинал колеса, обошел машину, уточнил, точно ли она поедет, а потом просто сел на пассажирское сиденье и стал постфактум комментировать то, что она творит на дороге.
Роман повернулся к ней и, глядя в глаза, очень серьезно сказал:
— После гибели родителей Димка боится транспорта. Любого. Он нормально в машине может ездить только с Сергеем. Ну и со мной иногда.
— Господи! — прошептала Яна, прижимая руку ко рту. — Так вот почему он так выглядел. А я думала…
Она замолчала, не зная, что сказать.
— Из ненависти такое не делают, — тихо закончил Роман.
Особняк Волковых, располагавшийся в закрытом коттеджном поселке, был похож на те, которые обычно выставляют в различных мотивационных пабликах в интернете, когда говорят, что нужно стремиться к лучшей жизни. Лучшая жизнь зачастую представлялась именно так: в роскошном доме, с собственным прудом под окнами, елями и разноцветными клумбами, на которых пестреют тюльпаны.
Крестовский не стал нажимать на кнопку звонка — просто толкнул незапертую дверь и пропустил Яну в просторный светлый холл. Она была здесь не в первый раз и даже не в десятый. За эти месяцы Сергей приглашал ее не просто приезжать на выходные — он всерьез предлагал переехать к ним жить. Правда, на вопрос Яны, как он собирается объяснить это Лене, их общий дядя не нашел что ответить. Просто потому, что не было в нем никакого двойного дна и он совершенно не умел продумывать хитроумные планы. Чем ближе они общались, тем сильнее Яна удивлялась тому, что могла всерьез подозревать его в разворовывании денег компании и в желании угробить родных племянников. Впрочем, как выяснилось, всем этим занималась Янина мама, а вот ее она в подобном заподозрить точно не могла. Да что там заподозрить? Даже когда факты уже буквально кричали о причастности ее мамы к странным стечениям обстоятельств, которые едва не обернулись гибелью Димы, Яна ведь продолжала считать, что маму кто-то заставляет, что есть какая-то причина, по которой она это делает. Самое смешное, что в глубине души она до сих пор так считала. И даже однажды сказала об этом Роману.
Тот в свойственной только ему манере внимательно на нее посмотрел, а потом неловко похлопал по плечу и произнес:
— Чувствую, что должен сейчас соврать, чтобы тебя поддержать, но, блин, Ян, прости: я правда не думаю, что за Полину Викторовну может решать кто-то другой. Она слишком… Не знаю, как объяснить… Мы мало общались, но она показалась мне человеком, который точно знает, что делает.
Яна тогда лишь кивнула в ответ. Нашла у кого попросить поддержки! У Крестовского, который однажды на какую-то Димину довольно едкую шутку насчет рыжих сначала прыснул, а потом сконфуженно произнес: «Ян, ты не очень рыжая, ну то есть… Блин».
Роман правда нравился Яне своей честностью, но иногда хотелось, чтобы кто-то помог ей спрятаться от реальности, а не вытягивал на свет из безопасных иллюзий.
— Добрый день! — громко сказал Роман в пустоту дома: встречать их по-прежнему никто не вышел.
Яна в знак солидарности тоже громко поздоровалась.
— И незачем так орать, — раздалось из кухни. — Я и в первый раз прекрасно слышал.
Вышедший в холл Дима сжимал стакан с соком.
— Заходите уже! Чё вы там жметесь, как неродные.
Яна улыбнулась про себя и Диминой хмурой физиономии, и тому, что Роман помог ей снять куртку.
— Сергей, у нас гости! — заорал Дима так, что Яна едва не оглохла. — Если хотите кофе или чай, сами.
Он указал пальцем себе за плечо.
— Само гостеприимство, а не… Дима, — заметила Яна, в последний момент заменив именем слово «брат».
Оно едва не вырвалось само собой. И за это она себя тоже ругала не в первый раз. Лена не знала об их родстве, да и Дима не давал поводов думать, что будет рад подобным напоминаниям.
Роман отправился на кухню, и в это время на верху лестницы появилась Лена собственной персоной. Каждый раз при виде ее Яна испытывала двойственные чувства. С одной стороны, она пыталась убедить себя в том, что именно ради этой девочки она и пошла однажды против мамы, что это ее сестра, что ей всего пятнадцать и она очень одинока и несчастна. С другой — Лена Яне… не нравилась. Как человек взрослый, она пыталась найти причину в себе: думала про дочернюю ревность, которая была ее спутницей большую часть жизни и умело подкреплялась постоянными напоминаниями мамы о том, что у Волкова есть семья и дети, которые едят с золота и не знают ни в чем отказа. Яне было плевать на золото, но вот то, что ее папа дарит куклы другой девочке, сажает ее к себе на колени, слушает ее рассказы, не причиняло боль, нет, — в детстве Яна не мыслила такими категориями, — но вызывало зависть.
Сейчас дело было уже, кажется, не в зависти: Лена не нравилась Яне как человек. Если бы у Яны и были подруги, такая, как Лена, никогда не вошла бы в их число. Потому что она была маленькой эгоисткой, которая упорно не замечала того, как сильно ее любят брат и дядя и как много они для нее делают, зачастую переступая через себя.