такое решение, так как не были уверены в том, что смогут сами обучить детей латышскому языку на должном уровне. По своему опыту школьного обучения они знали, что обычных уроков второго языка (каким для них были в свое время латышский как титульный и немецкий как иностранный) явно недостаточно для хорошего качества образования. По причине того, что дети все чаще говорят между собой и с родителями на латышском, родители задумываются, не следует ли отдать малышей в школу, где будет интенсивно преподаваться русский язык, потому что может оказаться, что иным способом они его просто не выучат. Родители считают, что в их положении лучше остаться в Латвии, где у них хорошая квартира и есть работа, чем переезжать куда-то еще. Они полагают, что нужно обязательно знакомить детей с литовской и польской культурами, что же касается этих языков, то тут они предоставляют детям право решить самим, в какой степени они собираются их выучить, – когда-нибудь позже.
Азербайджано-аварская семья в Норильске старается соблюдать мусульманские традиции, родители учат детей читать по-арабски Коран. Дома говорят больше по-азербайджански, но родственники мамы стараются общаться с детьми на аварском языке. Когда старшему исполнилось 6 лет, его попытались отдать в русскую школу, но ребенка не приняли, так как он не мог говорить по-русски. Пришлось отдать его в русский детский сад; по совету знакомых выбрали такой, где уже было несколько азербайджанских детей. Сейчас ребенок хорошо говорит на азербайджанском и начинает осваивать русский. По-аварски ребенок немного понимает бытовую речь, но не говорит.
Грузинская семья переехала из Абхазии в Сочи. Общение происходит внутри грузинской общины; много деловых контактов на абхазском, русском и грузинском языках. Родители плохо владеют письменным грузинским языком (учились в русской школе, где преподавался абхазский) и не могут научить детей грамоте на родном языке. Грузинского детского сада в городе нет, поэтому дети посещают русскоязычное дошкольное учреждение, где есть дети разных национальностей, воспитатели – русские и украинцы, нянечки – абхазки. Дети хорошо понимают по-грузински, но между собой говорят дома на русском, а в школе по-грузински.
Одна бабушка – узбечка, дедушка – кореец, другая бабушка – немка, дедушка – белорус. В Казахстане, где семья проживала раньше, все говорили между собой по-русски с отдельными заимствованиями из других языков; поколение бабушек и дедушек, оказавшееся в Казахстане во время освоения целины, хорошо владело своими родными языками, но поскольку общалось в интернациональной среде, общим языком всегда был русский. До переезда в Германию дети воспитывались на русском языке. В Германии они пошли в немецкие детские сады, стали овладевать немецким, в семье родители начали учиться немецкому, устроились на работу. Постепенно дети стали забывать русский, переходить в общении с родителями на немецкий, и родители это поддерживали, отвечая по-немецки: им нравилось, что их дети быстро становятся такими же, как все остальные, настоящими немцами. Сейчас родители говорят между собой по-русски с примесью немецких слов, выражений, конструкций, иногда переходят на немецкий, более примитивный, чем у коренных носителей языка, а дети понимают русскую бытовую речь, но сказать почти ничего не могут. В дошкольном учреждении и школе вместе с ними воспитывались другие дети иммигрантов, которые недостаточно хорошо говорили по-немецки и употребляли неполноценные языковые формы, приводящие к ошибкам в немецком. Немецкий язык брата находится в худшем состоянии, чем у сестры: он нестабилен, обрывочен, в значительной мере зависим от собеседника. Русский, на котором говорят в семье, несвободен от немецкого влияния. В русской речи брата немецкий акцент выражен сильнее, чем у сестры. Оба не привыкли слышать сложный русскоязычный дискурс, так как не смотрят российское телевидение. С самым младшим ребенком, родившимся уже в Германии, все в семье говорят на немецком языке. В школе у детей несколько больше проблем с грамотностью и успеваемостью, чем у их сверстников. Дети их родственников, переехавшие в Германию в более позднем возрасте (10 и 12 лет), изучали предусмотрительно еще в России немецкий язык как иностранный, а после переезда продолжали заниматься русским языком дома. В результате этих педагогических усилий за один-два года уровень их немецкого стал выше того, на котором находился немецкий брата и сестры, живших здесь к тому времени уже более длительное время, за исключением произношения: они способны к построению сложных монологов, рефлексии над грамматическими формами, выбору партнеров по коммуникации, сознательной работе по расширению словаря. Еще через пять лет их уровень немецкого сравнялся: все дети говорят примерно с одинаковым произношением и имеют сходные школьные успехи, да и русский язык за это время развился.
Мама из Улан-Удэ, папа – кабардинец, живут в Екатеринбурге. Ребенок растет в трехъязычной среде: на каникулах живет у бабушки в Бурятии, дома говорит с бабушкой-кабардинкой, родители между собой говорят на русском. Вероятно, когда ребенок пойдет в школу, то полностью перейдет на русский язык. Пока ни в одном из освоенных языков нет такого уровня владения, который соответствовал бы возрастной норме, но если ребенок подолгу находится в иноязычной среде, качество его речи на соответствующем языке существенно улучшается.
Украинец, довольно хорошо знавший испанский, женился на мексиканке и уехал с ней в Канаду. У них трое детей, причем двое старших родились в России. Вначале, когда они еще жили в России, он старался общаться с женой на ее языке. Поскольку существует определенная разница между испанским испанским и мексиканским испанским, к тому же в его речи встречались и просто ошибки, языковое употребление было постоянной темой для разговоров в семье. Жена учила русский, а украинского они оба не знали. В Канаде положение изменилось: оказалось, что их будет поддерживать украинская диаспора, но только в том случае, если они выучат украинский. Родители начали знакомиться с языком вместе с детьми, которые ходили в двуязычный франко-английский детский сад и в украинскую воскресную школу. Взрослым к тому же приходилось постоянно совершенствовать английский. Муж сделался украинским националистом, запрещал жене говорить с детьми на испанском. Теперь они развелись, дети живут с матерью, которая вышла замуж за пуэрториканца. В выходные дети находятся у отца, который женился на местной украинке, не знающей русского. Лучше всего дети говорят по-английски, могут общаться с мамой по-испански и с папой на украинском; старший, который уже в школе, старается как можно меньше бывать дома и проводить время с друзьями, с которыми говорит по-английски; русский он помнит очень плохо, и когда в гости приезжает русскоговорящая бабушка, предпочитает уходить из дома; младший ребенок русского вообще не знает, отвечает бабушке по-украински. Средняя девочка, очень добрая и любящая бабушку, старается угодить ей, повторяя отдельные слова по-русски.
Швейцарская семья удочерила девочку шести лет из многодетной русской семьи (все десять детей жили в детском доме). До переезда девочка знала несколько слов по-немецки (ей помогли их освоить воспитатели). Родители дали ей интернациональное имя, которое не так бросается в глаза, как русское. Переехав в Швейцарию, через два с половиной месяца она начала общаться по-немецки, через восемь месяцев говорила достаточно бегло, через два года полностью перешла на немецкий, говорит без ошибок, у нее прекрасный словарный запас, множество друзей, она ласковая и легко общается. Русский девочка забыла. В принципе, она хотела бы говорить на нескольких иностранных языках, но особенно хорошо знать немецкий, французский и русский. Ее брата семья пригласила к себе через год, когда ему было 13 лет. В переходном возрасте у подростка было много трудностей, он выучил язык неплохо для русского школьника, но недостаточно хорошо для швейцарского: говорит с ошибками, в школе успеваемость страдает; он понимает, что нуждается в помощи, но слишком горд, чтобы просить о чем-то. Третьего брата, которому 16 лет, еще годом позже вызвала к себе из сострадания швейцарская семья, живущая в другом месте. Этот старший брат хорошо учится в школе, целенаправленно занимается языком, хотя говорит по-немецки с очень сильным акцентом и большим количеством ошибок; он пишет письма в Россию, привязан к тем, кто остался там, собирается сделать карьеру в Швейцарии и вызвать к себе своих родственников. Одновременно с первой девочкой была удочерена ее подруга того же возраста; она была единственным ребенком в семье и не такой общительной, как первая. Ей сохранили прежнее имя; больше привязанная к своей матери, она не чувствовала себя как дома в новой семье до тех пор, пока ей не сообщили, что настоящая мама умерла. Теперь она тоже забыла русский язык; между собой дети говорят по-немецки.
Русская девушка вышла замуж за индонезийца, они живут в России, за границу ездят только в отпуск. Между собой говорят по-английски, дети ходят в английский детский сад и будут учиться в английской школе, по-русски говорят хорошо, но с акцентом и ошибками. Бабушки и дедушки в воспитании не участвуют. Есть няня из Непала, говорящая с детьми – когда родители не видят – не на английском, а на своем языке, на котором дети уже знают довольно много слов и выражений.
Русский мужчина женился на итальянке с ребенком, и они живут по полгода в России и за границей (отец – художник, мать – переводчица). Ребенок от первого брака (полюбивший нового отца) постепенно начал считать себя наполовину русским, а общий ребенок считает себя итальянцем; их разница в возрасте – один год. В семье употребляются оба языка достаточно активно, но для детей особенно важным оказывается общение с родственниками: когда они в России, преобладает русский, в Италии – итальянский. Каждый раз при переезде из страны в страну примерно недели две уходит на то, чтобы адаптироваться к изменившейся обстановке. Когда дети были совсем маленькими, они воспринимали переезд легко, но долго не могли понять, что нужно начинать говорить на другом языке; постепенно они стали больше уставать от переездов, но быстрее переключаться с языка на язык. Сейчас дети уже начали читать и писать на обоих языках. Между собой они говорят то по-итальянски, то по-русски, в зависимости от того, хотят ли они скрыть что-то от бабушек и дедушек или нет, и от того, в какую игру играют (пришедшую из русской или итальянской культуры).