Дубтхобы и великие святые могут также проходить сквозь двери, сквозь стены и даже горы. Многие сказания повествуют об этих подвигах, и Мунпа не сомневался, что их действительно совершали. Однако всегда существовал некий проход. Он же не помнил, как проник в картину. Досадная забывчивость, но это отнюдь не отменяло самого факта, что он туда попал или же его туда поместили, тем не менее и в том, и в другом случае оставалась нерешенной проблема отверстия, через которое он прошел.
Мунпа, вынужденный признать, что ничего подобного не помнит, стал рассматривать другую сторону вопроса.
Каково бы ни было отверстие, через которое он прошел, оно служило для двух целей: входа и выхода. Единственная трудность заключалась в том, чтобы его отыскать. Человек преодолевал проход в бессознательном состоянии и затем не мог различить его в окружающей обстановке. Вот в чем была загвоздка. Все персонажи, двигавшиеся на картине, являлись пленниками, неспособными найти выход из своей тюрьмы. Был ли он сам на это способен?..
Перебирая в уме во время прогулок по городу эти бредовые идеи, Мунпа вглядывался в широкие порталы храмов, узкие двери бедных домов в переулках и окна с балконами; одна потрескавшаяся стена привлекла его внимание; по ту сторону, за готовой обрушиться каменной кладкой виднелись сад и поле, но не являлись ли они также фрагментами фрески, оптической иллюзией, призванным вводить в заблуждение тех из пленников, кто, как и он, мог осознать свое положение и попытаться убежать?
Мунпа пока что не пытался обследовать местность за некоторыми из дверей и отверстий. Он еще не окончательно утратил связь с реальным миром и боялся вести себя странным образом, чтобы не показаться окружающим сумасшедшим.
И вот как-то раз, когда дрокпа бродил по городу, поглощенный своими диковинными изысканиями, он наткнулся на двух прохожих в голубых облачениях необычного покроя и головных уборах, которые носят даосы. Это столкновение и странный вид обоих незнакомцев вывели Мунпа из задумчивости и навели на мысль, характерную для тибетца.
Прежде чем отправляться в путь или предпринять нечто важное, тибетцы непременно обращаются за советом к одному из мопа, который должен разъяснить им, как лучше себя вести.
Даосы слывут весьма сведущими в искусстве мо. Поэтому Мунпа решил посоветоваться с людьми, столь неожиданно оказавшимися на его пути. Эта встреча могла быть тем самым долгожданным «знаком». Мунпа, остолбенев, смотрел на двух даосов, и они тоже остановились, удивленные тем, что какой-то представительный тибетец молча таращит на них глаза.
Однако замешательство дрокпа продолжалось недолго; тибетец, внезапно вернувшись к привычному образу мыслей, попросил даосов сделать ему одолжение, указав посредством мо место, куда ему надлежит отправиться, когда он уйдет из Сиду. К странствующим даосам нередко обращаются с подобными просьбами. Сеансы гадания составляют значительную часть их доходов.
Двое незнакомцев тотчас же согласились удовлетворить желание Мунпа н предложили пойти с ними в храм, где опи могли бы расположиться, чтобы спокойно приступить к гаданию. Разумеется, нельзя было заниматься этим па улице, среди шумной толпы прохожих.
Мунпа одобрил это предложение.
Оказавшись в храме, даосы направились в часовню, где возвышалась статуя человека с длинной седой бородой, улыбавшегося с лукавым видом, который китайские художники превосходно умеют придавать своим старцам. Эта фигура излучала бесконечную доброту, и она сразу же вызвала у Мунпа симпатию; молодой человек уселся по приглашению даосов на ступенях алтаря у ног приветливого духа.
Методы прорицателей всех стран мира практически одинаковы. Мунпа доводилось видеть, как тибетские кудесники бросают фасоль или камушки на клетчатую ткань с изображенными на ней символическими рисунками, либо кидают игральные кости и считают количество выпавших точек, чтобы затем свериться с соответствующим номером из книги гаданий, где фигурирует предсказание или совет относительно гадающего. Ему также был известен другой способ узнать судьбу; по трещинам па бараньей лопатке, которую предварительно держат над огнем. Дрокпа присутствовал на многих обрядах гадания, поэтому действия даосов его не удивляли, но ему не терпелось узнать ответ на заданный вопрос: «Куда я должен отправиться после того, как уйду из Сиду?»
Даосы разыграли целое представление, чтобы отблагодарить своего клиента за щедрое вознаграждение.
Наконец один из них торжественно объявил:
— Вам надлежит следовать солнечным путем.
— Солнечным путем, — повторил Мунпа, не понимавший смысла этого предсказания.
И тут какой-то старый маленький китаец, увидев, что даосы разложили свои колдовские книги, подошел к гадающим и предложил такое объяснение:
— Солнце восходит па востоке и заходит на западе; вы должны идти на запад.
Оба даоса кивнули в знак согласия.
Старичок не дал Мунпа обдумать это предложение. Он заметал, что перед сеансом сифань положил перед даосами щедрое приношение.
— Вам стоило бы, — заявил он, — чтобы лучше прояснить интересующий вас вопрос, обратиться за ответом к Тьен цуэну[66].
С этими словами китаец указал рукой на статую седобородого старца, стоящую на алтаре.
Затем он прибавил, представившись:
— Я служитель его культа.
В то же время он протянул Мунпа сосуд с гадательными палочками, который встряхивают, чтобы узнать судьбу, получить совет и т. д.[67]
Тибетец не стал отказываться. Он положил, как подобает, немного денег на алтарь Тьен цуэна, ласковая улыбка которого, казалось, поощряла на подобные благодеяния.
Сифаню недоставало сноровки, свойственной китайцам, привычным к этому способу. Он резко встряхнул сосуд, и несколько дощечек отлетели далеко, рассыпавшись по ступеням алтаря. Старый служитель культа подобрал их, прочел надписн и объявил:
— Ответ неясен; вас окружают существа разного сорта. Вам будет нелегко выбрать благоприятное направление.
Мунпа, вошедший в храм растерянным, оказался в еще большем замешательстве после двух сеансов гадания. Он стоял, застыв на месте, и его взгляд блуждал от старого китайца к статуе Небожителя, улыбка которого как никогда выражала бесконечное сострадание к бедным людям, терзаемым массой забот.
Добрый служитель культа помог Мунпа выйти из оцепенения. Он заметил, что сифань располагает средствами и не скупится на приношения. Стало быть, надлежало поддержать его на этом благом пути.
— Я вижу, — сказал старичок, — что вы не совсем понимаете смысл предсказания. Очевидно, у вас сложный случай, требующий, чтобы его подробно исследовал весьма искушенный человек. Здесь, в саду этого храма, живет один очень праведный дао-че[68]. Если бы он соблаговолил вас принять, то дал бы разъяснения относительно всего, что может вас тревожить. Чтобы оказать вам услугу, я поговорю с ним о вас. Приходите завтра утром, я скажу, дозволено ли вам с ним встретиться…
Сказав это, китаец посмотрел на Мунпа с многозначительным поощряющим видом, понятным и без помощи переводчика. Молодой человек все понял и положил в протянутую ладонь немного денег.
Наутро он снова отправился в храм. Служитель культа уже ждал его.
— Вам повезло, — сказал он Мунпа, — дао~че согласен с вами встретиться. Главное, не давайте ему денег, он их не берет. Он предоставляет посетителям возможность выражать свою признательность мне, своему слуге. Однако вы можете преподнести ему фрукты, цветы и связку благовонных палочек. Все это я вам дам. Следуйте за мной.
Старичок отвал Мунпа в подсобное помещение храма, где он продавал верующим предметы, необходимые для приношений, наполнил маленькую изящную корзиночку фруктами, положил на фрукты цветы, а сверху — связку благовонных палочек. Мунпа расплатился, взял корзинку, а затем его проводили в сад, прилегающий к храму. В глубине сада стоял маленький домик, жилище дао-че. Служитель культа не стал туда заходить, посетителя должен был впустить слуга.
Дао-че оказался старцем, отчасти похожим на Тьен цуэна, у ног которого Мунпа тряс палочками для гадания. Молодой человек заметил это сходство, но скорее отметил нечто общее в выражении лица дао-че с настоятелем монастыря Абсолютного Покоя. Тибетцу стало не по себе. Не стоило ли ему снова опасаться колдовских чар?..
Между тем дао-че не замыкался в пугающем молчании, подобно Настоятелю, и сразу же заговорил.
— Садись, — сказал он Мунпа. — Что тебя волнует? Почему ты спрашиваешь, какую дорогу следует выбрать?.. Куда ты хочешь идти? Какова цель твоего путешествия? Ты же тибетец, что ты тут делаешь?.. Ты — торговец?..
Благодаря этим вопросам, относившимся к обычным житейским делам, Мунпа снова почувствовал себя непринужденно. Тут не было никакого колдовства. Но именно оттого, что вопросы, заданные дао-че, были простыми, естественными и прямыми, они требовали ясных и четких ответов. Надо было отвечать. Китаец ждал.
В отличие от таинственного и грозного настоятеля монастыря Абсолютного Покоя, дао-че не глядел «внутрь», а пристально, не моргая, смотрел на Мунпа пронизывающим взглядом.
Наконец молодой человек решился.
— Я преследую вора, — признался он.
— Тебя ограбили?
— Не меня, а отшельника, которому я служил.
— О! В самом деле, отшельника. И что же у него украли?
— Серебряный ковчежец.
— И этот отшельник, твой Учитель, приказал тебе гоняться за вором?
Мунпа растерялся, Он замолчал.
— Где живет этот отшельник, твой Учитель? — продолжал дао-че.
— В Цинхае, — ответил Мунпа.
— У твоего Учителя есть особые основания подозревать, что вор мог отправиться в Сиду или его окрестности? Зачем он тебя сюда послал?