Отыскать лошадь ночью нелегко! Пасангма ничем не могла помочь своему спутнику; ей оставалось только ждать. Женщина машинально подобрала ковчежец, обтерла, стряхнув с него подолом платья землю, и положила его в ампаг.
Тихая и спокойная ночь шла своим чередом. Лобзанг все не возвращался. Время от времени Пасангма подбрасывала несколько кусков джува в огонь, свет которого должен был указать ее другу обратный путь, и продолжала ждать. Ее тревога возрастала. Случается, бродячие лошади сталкиваются со стадом киангов[32] начинают играть, присоединяются к нему и, почувствовав вкус к вольной жизни, уходят очень далеко; хозяева никогда их не находят.
Стало светать, а Лобзанг так и не вернулся.
Пасангма встала и огляделась. Вокруг по-прежнему расстилалось, безлюдное пространство, и волнистая линия вдали указывала па гряду холмов.
Молодая женщина, рожденная и выросшая среди пастухов, не раз наблюдала, как убежавших лошадей находили и ловили после нескольких дней поисков, на большом расстоянии от стойбища, к которому они принадлежали. Очевидно, их скакун бродил где-то всю ночь. Раз Лобзанг не привел коня обратно, значит, ему не удалось его отыскать. Теперь, когда рассвело, она тоже могла попытаться его найти. Женщина собрала мешки, разбросанные по земле, сложила их в кучу вдалеке от костра и отправилась па поиски.
Через некоторое время взошло солнце, озарив черные силуэты, кружившие в воздухе; они то опускались на землю, то внезапно взмывали в небо.
Грифы, подумала Пасангма, и ее сердце сжалось. Не слышал ли Лобзанг накануне вечером волков? Возможно, эти волки загрызли лошадь, и грифы, которых она заметила, пировали на ее останках. Однако это еще не факт; хищных птиц могла привлечь и другая падаль. Ей следовало это выяснить.
Пасангма прибавила шаг, подгоняемая тревогой. Силуэты больших грифов вырисовывались все более отчетливо. Когда женщина подошла к месту, где собрались птицы, они разом взлетели, громко хлопая крыльями, и Пасангма увидела…
Она увидела почти полностью обглоданный остов лошади, а рядом с ним тело Лобзанга. С его лица была содрана кожа, и сквозь прорехи одежды, разорванной мощными клювами грифов, проглядывали клочья окровавленной плоти.
Пасангма онемела и долго стояла, вытаращив глаза, словно пригвожденная к месту, а затем бросилась наутек, не разбирая дороги; она бежала до тех пор, пока не оказалась далеко от зловещего места и не рухнула на землю без сил.
ГЛАВА III
унпа Дэсонг, всецело поглощенный желанием отыскать убийцу Учителя и вернуть чудесную бирюзу, быстро шагал по безлюдным просторам, залитым ярким солнцем; большие сурки, которых тибетцы в шутку именуют гомченами[33], там н сям стоявшие у входа в свои поры, смотрели па приближающегося человека, а затем внезапно исчезали под землей. Несколько киангов, подняв головы, в течение нескольких минут следили издали за перемещением путника и, убедившись, что он не направляется к ним, продолжали спокойно щипать траву.
Но Мунпа проходил мимо, ничего не видя вокруг и не ощущая бурной трепещущей жизни, возрождающейся на бескрайних просторах чантангов под жгучими солнечными лучам и; он автоматически двигался к своей цели: стойбищу Лобзанга. Однако Мунпа не мог надеяться добраться туда в тот же вечер. Вчерашний поход с тяжелой ношей, когда он нес отшельнику съестные припасы, и потрясение от гибели Учителя измотали его; кроме того, он провел еще один день в пути, шагая без остановок, без еды и питья. Вечером обессилевший Мунпа рухнул па землю рядом с какой-то речушкой.
После того как прошло возбуждение от ходьбы, и ночной ветерок освежил разгоряченный лоб путника, он снова принялся размышлять. В его голове вертелось множество беспорядочных бессвязных мыслей, отголосков древних суеверий и обрывков воображаемых образов, сосредоточенных исключительно на таинственной невидимой бирюзе, испокон веков покоившейся в ковчежце, который носили поочередно Одзэры, духовные преемники великого чародея Гьялва Одзэра.
Она передавалась от Учителя к ученику, когда Учитель был при смерти и, вероятно, вместе с ней умирающий вручал ученику, призванному его заменить, собственную жизнь[34]. Да, это так, думал Мунпа, именно в бирюзе, некогда принесенной в наш мир одним из нагов, была заключена «жизнь» череды Одзэров. Между тем последний из них не передал эту жизнь по собственному желанию, добровольно отказавшись от нее в своей изношенной телесной оболочке, а ее отняли у него силой.
Мунпа продолжал размышлять.
А что, если, спрашивал он себя, именно расставание с бирюзой, а не удар, нанесенный в висок, повлекло за собой смерть Одзэра?.. Если это так, то, значит, таинственная жизнь, сокрытая в бирюзе, все еще находилась там. Она, без сомнения, отказалась переселяться в презренную личность вора и убийцы. Стало быть, ему, Мунпа, предстояло отыскать ковчежец и доставить его обратно в скит. Ему надлежало снова привязать этот предмет к разорванному шнурку, повесить его на шею Учителю и прикрыть складками монашеского облачения, после чего Одзэр должен был вернуться к жизни, подняться с сиденья для медитации, простереть руки и, положив обе ладони на голову своего ученика, благословить его.
Высокая сияющая фигура воскресшего отшельника отчетливо вырисовывалась на завесе тьмы, возведенной ночью вокруг путника. От нее исходили волны пылающей благодати, захлестывавшие Мунпа; погруженный в мистический транс человек чувствовал, что они уносят его, словно соломинку, в незримые воды бескрайнего океана и низвергают в бездонную пучину сладостного исчезновения.
Юноша попытался простереться ниц или, точнее, представил себе это, а затем, изнуренный усталостью и переживаниями, опустился на землю и заснул.
На следующий день Мунпа Дэсонг добрался до кочевья семьи Лобзанга. Там его ждало разочарование: Лобзанг ушел из стойбища десятью днями раньше. Его братья не знали, куда он отправился, но предполагали, что он, возможно, поехал в Сипин вместе с китайскими купцами, которые везли туда шерсть и масло, и, по слухам, изъявляли желание нанять работника вместо одного из заболевших погонщиков мулов. Ни братья Лобзанга, ни один из его приятелей, живших в соседних палатках, не слышали, чтобы он собирался навестить Гьялва Одзэра.
Предположения относительно поступления Лобзанга на временную работу совершенно беспочвенны, подумал Мунпа. Братья Лобзанга узнали, что заезжие торговцы наняли какого-то дрокпа, и сделали на основе этого заключение, что этим дрокпа мог быть их ушедший из стойбища брат, но, скорее всего, Лобзанг был тут ни при чем, так как он отправился в скит. Что касается того, будто он поехал в Сипин, чтобы продать там бирюзу, это было возможно и звучало даже вполне правдоподобно. Следовательно, надо искать злодея именно там.
Сипин для пастуха с пустынных плоскогорий — это большой, громадный город. Мунпа бывал там уже неоднократно, по всякий раз приходил в восторг от разнообразия представавших перед ним картин: улиц с шумной спешащей толпой, множества лавочек с выставленными в них всевозможными товарами: вкусными вещами, тканями для изготовления роскошной одежды, посудой, металлическими изделиями, а также предметами, назначение которых оставалось для тибетца загадкой, но, очевидно, они были способны сделать жизнь более приятной и удобной; перед глазами Мунпа предстало столько дорогих, ужасно дорогих вещей, что он даже не пытался к ним прицениться — эти товары были недоступны бедному дрокпа из чантангов, и он не надеялся когда-либо их приобрести.
Несмотря на то, что тибетец предавался созерцанию, он не забывал о цели своего путешествия.
Каким образом, недоумевал молодой человек, разыскать Лобзанга, затерявшегося в этой многолюдной толпе? Очевидно, преступник, спешивший извлечь прибыль из своего злодеяния, должен был поскорее продать бирюзу, которую никто никогда не видел, но все единодушно описывали ее как неестественно крупный камень, более голубой и прозрачный, чем воды большого Голубого озера, со дна которого она некогда появилась в нашем мире в руке одного из нагов.
Кто из торговцев, чьи магазины тянулись вдоль улиц, был в состоянии приобрести подобное сокровище? Вероятно, никто; все они были обычными дельцами, но, кроме них, существовали еще купцы высокого ранга, заключающие важные сделки с вождями, губернаторами, князьями, с императором всего Китая, живущим в Пекине, далеко от Сипина, во дворце, похожем на обитель богов, которых тибетские художники изображают на своих танках и стенах храмов. Где живут эти купцы, гадал Мунпа, и как проникнуть в их дома безвестному дрокпа, предлагающему купить бесценный камень?
Тибетец попытался робко навести справки у некоторых из этих лавочников о местонахождении какого-нибудь богатого купца. Большинство из них посмеялись над его просьбой, другие указали ему на большие магазины, ломившиеся от съестных припасов и тканей, но раздосадованный Мунпа догадывался, что дела с драгоценностями, ведутся совсем не в таких местах…
Кроме того, у тибетца появились некоторые опасения. Разве многие из тех, к кому он обращался, не смотрели на него с подозрением?.. Его вопросам могли приписать неблаговидные мотивы. Зачем ему понадобился «богатый купец»? Бедный трапа, которого выдавала его внешность, никоим образом не был похож на человека, способного заключать важные сделки…
Прошло около месяца с тех пор, как ученик отшельника ушел из скита Гьялва Одзэра. Заходил ли туда кто-нибудь после него? Вряд ли кого-то могло удивить отсутствие гомчена, зачастую проводившего в затворничестве долгое время. Но почему же не было видно ученика Одзэра, обязанного его обслуживать, приносить еду, оберегать от незваных гостей?.. А что, если кто-либо из учеников или благодетелей отшельника, обеспокоенный этим странным положением вещей, осмелился открыть дверь скита и обнаружил