МИНУСИНСКИЙ. Щищ! Ну, это то же самое, что фак ю.
ДАУНЗ. Но-но-но! Отел!
МИНУСИНСКИЙ. Ты, Петя, извини. Такое дело. Раз уж ты так, то и мы так. Придется нам с Даунзом исключить тебя из нашего экономического содружества.
АЗАЛКАНОВ. Это кто вам позволит? У кого связи с отцами города? У меня! Авторитет у авторитетов у кого? У меня! Ну, и денежки, в конце концов.
МИНУСИНСКИЙ. Денежки? Нет у тебя их, голубчик. Я тут на досуге провел ревизию твоих дел. Твои кредиты не обеспечены, твой счет в банке может быть арестован в любой момент. Да, кажется, уже и арестован. Машина куплена не на твое имя, квартира принадлежит фирме. У тебя ничего нет.
РОЗОВ. О, сволочи! Лена, полюбуйся! И это были друзья! И вот один друг съедает другого на глазах у всех! А тот даже не очень удивился!
АЗАЛКАНОВ. Что правда, то правда. Я даже не очень удивился. Ладно. Что ж. Свадьба продолжается!
НЕВЕСТА. Никаких свадеб!
АЗАЛКАНОВ. Почему, Зоинька? Я ведь к тебе, честное слово… Даже влюбился, правда, правда. Ты не бросай меня.
НЕВЕСТА. Не Зоинька, а Елена! На фиг ты мне, голодранец такой? Махинатор! Жулик!
РАНЯЕВА. Вот именно! У нас в Америке тоже жуликов хватает, правда, Джончик? Но там жульничают в рамках закона, а не как попало!
АЗАЛКАНОВ. Ладно. Ладно. Обвели. Пока. Мы еще посмотрим. Главное — веселье продолжается! (Минусинскому.) Возьми невесту, не портить же свадьбу! Столько средств ухлопано!
НЕВЕСТА. А что, я не против. Он мне сразу понравился, между прочим.
(Минусинскому.) У тебя глаз твердый, решительный. Это хорошо. Прямо в душу проникает.
АЗАЛКАНОВ. Лобзай ее, бери ее, горько! Тебе не привыкать вторым быть!
Пауза.
МИНУСИНСКИЙ. Кто подлец, спрашивается? Все на меня смотрят, как на подлеца, а кто настоящий подлец? Ведь он знаете на что намекает? Он намекает, что у меня с Еленой после их развода отношения были! Во-первых, не было никаких отношений, а во-вторых, как ты можешь, Петя, вот так публично позорить женщину, которую ты любил? А?
РОЗОВ. Предатели! Все предатели! Боже, что творится! Предают родину! Предают юность! Петр! Евгений! Лена! Опомнитесь! Оглянитесь! Вспомните нашу юность!
МИНУСИНСКИЙ. А что было-то? Ничего, кроме фантазий. Скука. Петр придумал, что любит Елену. Мы с Витькой придумали, что ревнуем, но терпим из благородства. Потом Елена с Петром придумали, что им надо пожениться. Потом придумали, что надо развестись… И до сих пор не можем успокоиться. Витя придумал, что он теперь борец за родину и за юность. Петя придумал, что он строитель будущего, энергическая личность. Леночка придумала, что у нее пожизненная роковая любовь.
РОЗОВ. А ты? Ты что придумал? А? А?
МИНУСИНСКИЙ. Ничего. Жизнь сама все придумает. Вот, придумала, что я жених. Мне самому это в голову бы не вперло! Горько!
НЕВЕСТА. Горько!
ВСЕ. Горько! Горько!
Минусинский и Невеста целуются.
Все вдруг проголодались и набросились на еду.
На переднем плане — Саша и Маша.
САША. Ну? Что ж ты не идешь к нему? Ты же так на него смотрела!
МАША. Отстань!.. Как выяснилось, он не миллионер. И у тебя нет причин ревновать.
САША. Зато теперь он страдающая личность. Девушки таких обожают. Ты его еще больше полюбишь теперь.
МАША. Чтобы больше любить, надо сперва хоть как-то любить. А я его еще никак не любила.
САША. Ты уверена? Что ж ты так смотрела на него?
МАША. Как? Я просто смотрела. Человек в центре внимания, жених, вот на него все и смотрят.
САША. Мне казалось, что я сегодня тоже что-то вроде жениха.
МАША. Конечно. Но ты рядом. А он напротив. На тебя неудобно смотреть.
САША. Да? Так иди к нему! Имей силу духа, не запрещай себе! Идешь? Или я сейчас спрыгиваю с чердака!
МАША. Ты с ума сошел? Ты что?
САША. Я не хочу! Я не могу видеть твое притворство! Ну? Иди к нему — или я прыгаю!
МАША. Ты… Ты шизофреник.
САША. Ясно! Все ясно!
Бежит к дверце. Маша кричит. Он прыгает. Все бросаются к дверце.
Азалканов и Розов вытаскивают Сашу за ноги. В руках у него ветви вишневого куста.
МИНУСИНСКИЙ (не подходя и даже не глядя в ту сторону). Что, пороху не хватило? С чего это он? Кто он такой вообще?
САША. Я хотел! Я просто споткнулся! И случайно ухватился за куст! Отпустите меня! Жлобы!
АЗАЛКАНОВ (Розову). Отпусти его.
РОЗОВ. Прыгнет опять.
АЗАЛКАНОВ. Не прыгнет.
Розов отпускает Сашу. Тот смотрит на всех дикими глазами.
Вдруг вскрикивает, мчится к лестнице, лезет на крышу, исчезает.
Вот так. Это не наше поколение. Уж если бы я решил, я бы прыгнул.
МНУСИНСКИЙ. Один раз ты решил — и не прыгнул. А от слова «поколение» меня тошнит. Нет никаких поколений.
ВАСЕНЬКА. Там у дома народ собрался. На свадьбу приглашали, говорят.
РАНЯЕВА. Нечего, нечего! Мы уже заканчиваем! Гулять некогда, дел полно! Визу в Америку оформлять, деньги собрать. (Даунзу.) Оставишь зятю (кивает на Минусинского), ему то есть, доверенность на все дела, а сами возвращаемся. Тут ловить нечего, шансов нет!
НЕВЕСТА. Я тоже хочу поехать!
РАНЯЕВА. Успеешь. На какие шиши ты там жить будешь? У тебя ни профессии, ни образования. Или мой Джон тебя за красивые глаза кормить должен?
МИНУСИНСКИЙ. Положим, судьбу вашей дочери я сам решу. Как законный муж.
РАНЯЕВА. Ты не очень, не законный муж еще!
МИНУСИНСКИЙ. Минутное дело! Вот свидетельства о браке, подлинные, с номерами и печатями. (Демонстрирует.) Осталось только имена вписать.
РАНЯЕВА (уважительно). Зойка, держись за него, это парень не промах!
МИНУСИНСКИЙ (Невесте). Ну? Каким именем тебя вписать?
НЕВЕСТА. Каким? Ладно. Пиши — Мадонна!
МИНУСИНСКИЙ. А не слишком?
НЕВЕСТА. Нормально. Имя как имя. Мадонна, я сказала!
МИНУСИНСКИЙ. А по отчеству?
РАНЯЕВА. Мадонна Федоровна. Впрочем, за границей по отчеству не принято. А фамилию мы отчима возьмем. Как там твоя фамилия-то? Вот из ю нейм?
ДАУНЗ. Джон.
РАНЯЕВА. Это имя, а фамилия?
ДАУНЗ. Фэмили? О, май вайф, май точе!
РАНЯЕВА. Какая еще вайф? Никакой вайфы, забудь! Или ты не понял до сих пор? Попытка изнасилования, минимум пятнадцать лет тюрьмы, если не расстрел. Расстрел для тебя даже лучше, знаешь, что с насильниками в тюрьме делают? Тоже насилуют. Ты для того в Россию приехал, чтобы тебя в тюрьме десять небритых рецидивистов изнасиловали?
ДАУНЗ. Но-но-но!
РАНЯЕВА. Вот так-то! Это даже не по-американски, ей-богу! Я ваше кино смотрю: все у вас с улыбкой. Ему череп надвое расколют, а он две половинки руками держит и говорит: кажется, у меня появились небольшие проблемы! И тут же: о-кей! — живем дальше!
ДАУНЗ. Спасибо.
РОЗОВ. А вот я сейчас! Сейчас я вот возьму! Я возьму сейчас и все подожгу! (Достает спички.)
Подходит Васенька и отбирает спички.
Ты кто такой? Лакей? Или — народ? Если ты народ, что ты с собой сделал? У тебя простое русское лицо! У тебя в глазах смекалка и ум! Ты должен быть мастеровым, а не тарелки разносить! На погибель себе ты создаешь вновь хозяев! Дай выпить! И выпей со мной!
ВАСЕНЬКА. Во время работы не пью.
РОЗОВ. Это не по-нашему! Работа работой, а выпить — почему не выпить? Все гениальное на Руси создавалось или спьяну или с похмелья, я уверен. Ты, янки дудль! Храм Василия Блаженного видел? Можно такое чудо на трезвую голову сотворить? Это же воплощенная белая горячка!
ДАУНЗ. Рашен дринк вери.
МИНУСИНСКИЙ. Он говорит: русские очень пьют.
РОЗОВ. А ему какое дело? Вот уже с третьим американцем встречаюсь — и все с замечаниями лезут! Это не то, это не так, то есть, значит, не как в Америке, то есть, значит, плохо. А мы рады, мы киваем: ес, ес, зер шлейхт! Нет, в самом деле! Вот я приеду в Китай, увижу, что китайцы живут по-китайски. Мне, возможно, что-то не понравится. Но я промолчу — и любой русский на моем месте промолчит! Эти же обязательно лезут учить! И они научат, попомните мое слово, они так научат! А? Что это?
Он услышал музыку.
АЗАЛКАНОВ. Вот и нет больше моего вишневого садика. Обломал, дурак… А я хотел осторожно, с корешком вынуть — и пересадить.
ЕЛЕНА. В общественный парк или перед собственной виллой?
АЗАЛКАНОВ. Ты ничего не знаешь. Такой замысел испортили…
ЕЛЕНА. А что ты хотел? В конце свадьбы взорвать дом? Устроить общий стриптиз?
АЗАЛКАНОВ. А если хотел в самом разгаре веселья — туда? Вниз головой… Честное слово. Веришь?
ЕЛЕНА. Не знаю. Раньше я знала, когда верить тебе, когда нет. Теперь запуталась.
АЗАЛКАНОВ. Я хотел. Но теперь это невозможно. Во-первых, свадьба уже не моя. Во-вторых, этот мальчик спародировал самоубийство, которого еще не было. Все вышло какой-то пародией…
ЕЛЕНА. Я пришла, чтобы тебя окончательно разлюбить. И больше не вспоминать… И поняла, что… Ты мне как брат. А брат остается братом в любых условиях… Иди, тебя ждут.
АЗАЛКАНОВ. Меня никто не ждет.
ЕЛЕНА. Девочка Маша тебя ждет, иди к ней.
А музыка все звучит. Танцуют Минусинский с невестой, Даунз с Раняевой, Розов подошел к Елене, стали танцевать, Воткин обходит стол и обнюхивает поочередно все бутылки, брезгливо морщась и передергивая плечами.
На переднем плане Азалканов подходит к Маше.
МАША. Так меня и не вспомнили?
АЗАЛКАНОВ. Ты жила в этом доме?
МАША. Нет. Я училась в семнадцатой школе.
АЗАЛКАНОВ. А я в сорок второй — и намного раньше тебя.
МАША. Да нет. У нас был школьный театр. Очень хороший. Решили пригласить режиссера. И пришли вы.
АЗАЛКАНОВ. Вспомнил. Однокурсник мой у вас работал, он мне и предложил. Я был совсем без работы и совсем без денег. И согласился. Но через месяц ушел в запой — и меня выгнали.
МАША. А я вас запомнила. Режиссер вы оказались плохой, это сразу было понятно. Но вы умели говорить о пьесе. То есть сперва о пьесе, а потом вообще. Мне тогда было всего двенадцать лет. Вы на меня не смотрели совсем, вы смотрели на одну старшеклассницу. Такая блондиночка, щеки пухлые, глазки синие, реснички длинные, Таней звали, помните?