, ожидайте в приёмном покое. Когда госпожа мастер сможет вас принять, вы будете ordnungsgemäß benachrichtigt[2].
Внутри клуба Гильдии Боевых Магов Леа не бывала ещё ни разу. Воображение рисовало ей мрачные каменные стены, увешанные жуткими трофеями — таксидермически сохранёнными головами чудовищ и монстров, черепами, костями, кошмарного вида мечами, секирами и иными орудиями убийств, взятыми чародеями Гильдии на телах поверженных ими злодеев.
За дверьми открылся широкий проход — и он оказался именно таковым.
Мрачные стены, только не каменные, а красного кирпича, нарочито неровно сложенные. Полукруглые своды, горят грубо сработанные факелы в железных кольцах, а справа и слева на деревянных щитах развешаны те самые «жуткие трофеи».
По правую руку распахивала пасть здоровенная змеиная голова — величиной как две медвежьих, буркалы — с кулак, а клыки — в пол-локтя. С клыков по капле стекал зеленоватый яд, срывался и испарялся.
Иллюзия была полной. Леа взвизгнула и попятилась, мама поспешно отстранилась, даже папа с Зигмундом вздрогнули. Одна Крокордилия бесстрашно встала у самой морды рептилии, вчитываясь в висевшую рядом табличку:
— Мutata regulus venena diffundet…[3] Ой, мам, гляди, какие зубки классные!..
Мама только что-то слабо простонала.
По соседству с mutata regulus venena diffundet помещалась salamandra ignem spirans[4], ещё дальше — ursus lupinotuum pectinem[5].
— Ну прям близняшка твоя, — съязвила (от страха) Леандра, проходя мимо сестрицы, что никак не могла оторваться от созерцания гадюки обыкновенной, но изменённой.
В другое время Крокордилия бы не преминула выпалить в ответ что-то не менее язвительное, а сейчас, похоже, даже и не расслышала.
Правда, задержаться подле гадюк, саламандр и медведей-оборотней им не удалось. Привратник Гормли топал себе вперёд, за ним следом — папа и Зигмунд, почти тащившие между собой маму.
В следующем коридоре, однако, они поневоле задержались — Корделия аж взвизгнула от восторга и ни за что не хотела уходить, крутясь вокруг спускавшегося с потолка на толстых цепях великолепно исполненного чучела giant aranea hominemque comedere[6]. Этот самый aranea был настолько giant, что растопыренные его лапы послужили бы отличным шалашом; челюсти блестели коричневым ядом, тёмно-вишнёвые многочисленные глаза, казалось, пялились с неутолимым голодом.
— Ка-акие челюсти! — восторгалась Крокордилия. — А лапсы! Мам, мам, Леа, вы гляньте, какие лапсы! Ка-ак хватит лапсой — и сразу кишки наружу!
При одном только виде этого aranea hominemque comedere Леандре захотелось немедленно бежать домой, зарыться с головой под одеяло, поставив заодно полдюжины самых крепких охранных заклятий. Помнится, как-то раз та же Крокордилия, ещё совсем малявка, подпустила в спальню к средней сестрице «чёрного стукачка», которого сама же невесть как ухитрилась начаровать; когда Леандру сняли с флюгерного шпиля, саму Крокордилию засадили в чулан на хлеб и воду, а братца Зигмунда лишили карманных денег за неубирание под замок конспектов, не предназначенных для детских глаз — Леа с тех пор назубок выучила все отпорные чары, какие только могла.
— Дамы и господа, — напыщенно объявил Гормли, — вам поистине повезло, и госпожа мастер Кларисса Шварцхорн Хюммель примет вас незамедлительно в Зале Трофеев. Прошу следовать за мной.
Дальше коридоры оказались уже не столь пугающи, с обычной отделкой. Убранство не было лишено элегантности, однако на всём — на старомодной вычурной мебели, креслах, козетках и канапе — лежала печать потёртости, небрежения, запущенности.
По стенам висели паноплии[7] из причудливых щитов, мечей, ятаганов, скимитаров, секир, топоров, палиц, палашей, моргенштернов и ещё один мессир Архимаг ведает как называющихся видов смертоубийственного оружия.
Мама морщила нос и поджимала губы. Карнизам и лепнине не помешала бы изрядная чистка, ковры давным-давно следовало выколотить, а трещины в старом паркете из благородных пород дерева — заделать.
— Зал Трофеев, — торжественно, словно перед особой королевской крови, объявил Гормли. — Госпожа мастер ждёт вас.
…О да, это был воистину Зал Трофеев.
Были тут скелеты неведомых чудищ и поразившее их оружие, были картины, на которых благородные маги в сияющей броне сокрушали очередных Тёмных Властелинов, были кристаллы и их друзы, были автоматоны со смятыми шлемами, были зомби, навек заключённые в нетающие ледяные глыбы, были упыри, уныло висевшие на продетых сквозь крылья цепях, были…
А ещё была высокая стройная женщина в кожаных лосинах и высоких ботфортах, короткой лайковой куртке и широком поясе, на котором висела внушительная шпага с рубинами в оголовке эфеса.
Загорелая, с едва заметными морщинками в уголках глаз, мастер Кларисса Хюммель явно пренебрегала ухищрениями гильдии Парфюмеров. Волосы она носила по-девичьи заплетёнными в старомодную косу.
— Фройляйн мастер, имею честь представить явившихся до вашей милости, — чопорно отрапортовал Гормли. — Старшая адептка Маллик, Леандра! С семейством! Мастер Маллик, Арчибальд, гильдия Целителей! Мэтресса Маллик, Джоссина, гильдия Целителей! Ординатор Маллик, Зигфрид, гильдия Целителей! Младшая адептка, приготовительный класс, Маллик, Корделия!
— Спасибо, Гормли. Ты свободен.
Клара Хюммель положила руку на эфес и шагнула навстречу старшей адептке Маллик Леандре, с семейством.
— Papiren, Herrin Meister.
— Ich danke Ihnen.
Зашуршали свитки.
— Э-э-э… — попытался заговорить папа, но мастер Хюммель вдруг резко вскинула руку.
— Прошу вас, Арчибальд. Я должна поговорить с адепткой наедине.
— Как «наедине»? — вскинулась несколько пришедшая в себя мама. — Мы не допустим… мы не позволим…
— Не позволите, госпожа Маллик? — похоже, Клара Хюммель умела подпускать в голос льда не хуже, чем эта жаба Ирэн Мескотт. — Хорошо. Тогда скажите мне, во что одета сейчас ваша дочь? Что на ней надето?
— А? — не поняла мама. — Как это «что надето», Хюммель? Дорожное платье от Виты Деверо — хотя откуда вам знать, кто такая Вита Деверо, и сколько стоят наряды из её мастерской!
Леандре показалось, или при упоминании Виты Деверо глаза мастера Клары слегка сузились?
— Дорожное платье. То есть платье для дороги, для путешествия. Угу. Отлично.
Клара Хюммель отвернулась, чем-то зашуршала. А потом вдруг разом оказалась совсем близко к Леандре, с силой потянув за кружевной отворот, и не пальцами — в её руке зажата была отвратительного вида мохнатая засушенная лапа какого-то очередного aranea, и может даже, весьма giant, вся покрытая жёсткими чёрными волосками и заканчивающаяся внушительным чёрно-стальным когтем в пол-ладони величиной.
Коготь зацепился за кружева, а отставленные зазубрины-чешуйки не давали ему выскочить.
— Что теперь вы станете делать, старшая адептка, угодив на крючок к consectari venatoris agrestisque? А если это будет гигаскорпион, ракопаук или сколопендроморф? Если у нас на пути окажется летучий василиск, ядовитый шагающий дробильщик или, из последних моих дорожных встреч, das schwarze Schwalbe, чёрный глотатель?
Коготь потянул за кружева сильнее, и Леандра оказалась совсем близко к боевой чародейке.
— О да, Вита Деверо знает своё дело. Но предпочтительней, девочка, чтобы на тебе оказалась гнилая дерюга, потому что лучше остаться голой, но живой. Чем в самом лучшем «дорожном платье», но мёртвой. Распухшей, посиневшей от яда и медленно перевариваемой тем самым чёрным глотателем.
— Ах! — мама закинула руки к лицу и попыталась упасть в обморок.
— Джосси! Силы небесные, Клара, что ты…
— Я спасаю твою дочь, Арчибальд, если ты ещё не понял. И лучше б тебе сейчас отсюда убраться вместе с женой и сыном. Я же сказала, что должна поговорить с адепткой наедине.
— Я, я считаю, — голос братца Зигмунда слегка дрожал, — я считаю, что первой обязанностью научного руководителя интернатурой, supervisoris, является обеспечение полной и несомненной безопасности вверенного его попечению…
Хрясь! В левой руке мастера Клары невесть откуда возникла вторая лапа с когтем, которая немедля и зацепила господина молодого ординатора за витой аксельбант.
Рывок — и Зигмунд, потеряв равновесие, распростёрся на полу.
— Ты — труп, — равнодушно сказала Клара. — Тебе впрыснули в шейную артерию парализующий яд, одновременно обрабатывая переваривающей слюной. Вставай и выматывайся. Вы, досточтимые мастер и мэтресса Маллик, последуйте его примеру.
— А я? — вдруг пискнула Крокордилия. — Можно, я останусь, Lieber Meister?
— Корделия! — вспыхнула мама. — Марш за мной!
— Нет, ну можно, а, госпожа мастер? Мне так у вас тут нравится! Такие зверики! Так и тянет копьём пырнуть.
Клара Хюммель подняла бровь.
— Это ты — младшая адептка Маллик, Корделия, приготовительный класс?
— Das stimmt, ich bin es! Jawohl, mein Мeister![8]
— Оставайся, — после некоторого раздумья бросила Клара. — Глядишь, тебе полезно будет. Отвечаешь, во всяком случае, бодро.
Крокордилия просияла. Как-то очень нехорошо просияла, подумалось Леандре.
— Оставьте нас, — повернулась госпожа боевой маг к маме, папе и братцу Зигмунду.
— Но…
— Джосси! Прошу тебя. Пожалуйста, — взмолился папа.
Мама сделала ледяное лицо, задрала подбородок и возмущённо промаршировала мимо Клары, к выходу из Зала Трофеев. Госпожа Хюммель усмехнулась, кивнула, и раскрыла стоявший рядом с ней здоровенный кофр.
— А ты, старшая адептка Маллик, шагай сюда. Шагай-шагай, не бойся. Так… теперь раздевайся.
— Что? — сдавленно пискнула Леандра. Этакого оборота она никак не ожидала.