Я махнула рукой.
– Много? – уточнил фермер.
– До хрена, – подтвердила я.
Фермер как-то весь обмяк.
– А еще, – не унималась я, – он сказки сочинял. Для взрослых.
Я глупо хихикнула, а фермер оживился:
– Иди ты?..
– Ага, зуб даю.
И тут же пересказала сюжет одной из них, напоминающий историю про ящик Пандоры.
Фермер был убит наповал.
– Девушка, милая, – бормотал он. – Вы мне дайте, пожалуйста, названия всех этих книжек… И тех, которые ваши педики написали, тоже. Да-да. Только педиков крыжиками пометьте.
Я стала строчить на салфетке имена и названия произведений. Фермер подобострастно смотрел мне через плечо. За этим занятием нас и застала неизвестно откуда появившаяся Галя.
– Са… лют… – пробормотала она, стараясь сохранить глаза в орбитах. – А я вот… с любимым поссорилась… и вернулась… Вдруг, думаю, ты еще не ушла…
– Да вы садитесь, садитесь, – засуетился фермер. – Меня, кстати, Валера зовут.
Мы с Галей тоже представились. Я протянула Валере мелко исписанную салфетку. Он бережно свернул ее, вложил в бумажник и внезапно засобирался:
– Ну ладно, не буду вам мешать, дамы. А то, может, до дому подвезти?
– Да нет, мы еще уходить не думаем, – заверила его уже пришедшая в себя Галя.
– Тогда… – Валера подозвал официанта и что-то шепнул ему на ухо, сунув в руку купюру. – Разрешите, как говорится…
– Разрешаем, – великодушно кивнула Галя.
– Можно мне… – Валера замялся, глядя на меня, – ваш телефончик?
Я взяла другую салфетку и написала несколько цифр. Валера так же бережно уложил трофей в портмоне и откланялся.
Через минуту явился официант, поставил на столик бутылку шампанского и корзину с фруктами – «от джентльмена, пожелавшего остаться неизвестным».
– Жесть! – Галя принялась щипать виноград. – Подруга, сотка твоя. Как тебе это удалось?
Я расправила плечи и вскинула голову:
– Говорю же – грамотная подача. Начали с Пруста… Плавно перешли на Уайльда, потом Пушкин. Но в список книг я ему еще и Кафку включила.
Галя ошарашенно молчала, запивая проигрыш шампанским. Я, не скрывая гордости, издевалась:
– А то все «филфак, филфак»! Да о чем бы мы с ним говорили, кабы не мой филфак!
– Офигеть, – заключила подруга. – А че делать-то будешь, когда он позвонит?
– Да погоняю по содержанию текстов, делов-то.
– Слушай, – заявила мне Галя, когда мы уже ехали домой, – какой там пинг-понг: тебе пора идти в большой теннис!
Возражать я не стала. Теннис так теннис.
Там ведь тоже главное – грамотная подача.
Светлана Смирнова (Санкт-Петербург)За сметаной
1
В комнате студенческой общаги, где намечался небольшой девичник, вкусно пахло выпечкой.
– Не раздевайся, – приветствовали меня девчонки, едва я открыла дверь, – мы блины затеяли, сгоняй за сметаной.
Не переступая порога, я развернулась и побежала в молочный. Купив сметану, у метро я неожиданно встретила Лидочку, часто проводившую время в корабелковской общаге у своей подружки Наташки Поземовой. Увидев меня, Лидочка бросилась навстречу:
– Поземова в Ижевск уезжает. Ключи уже от комнаты сдала, диплом получила, поехали провожать, скоро поезд, – выпалила она скороговоркой.
– Конечно, поехали, – бодро согласилась я, тут же забыв о блинных посиделках.
И мы помчались на Московский вокзал. Поземова уже стояла у поезда с сумками, дипломом и с легкой грустью на лице. До поезда оставалось время, и мы пошли в кафе на Гончарную. Увлекшись студенческими воспоминаниями, мы не заметили, как начинавшие сгущаться сумерки превратились в темную октябрьскую ночь. Глянули на часы: поезд в Ижевск ушел… Поспешно выйдя на обезлюдевшую Гончарную, мы кинулись к метро. Увы, и оно оказалось закрыто.
Деваться некуда – недолго думая мы пошли к кассам и взяли билет на первый ближайший рейс. Им оказался скорый на Петрозаводск.
Мысль о том, что ночью мы сможем поспать в поезде, днем прогуляться по столице Карелии и вечером сесть на обратный рейс, веселила и сулила чудесные приключения в краю Калева. Рано утром поезд прибыл в столицу Карелии, и мы бодро вышли навстречу онежским ветрам.
Приключения начались сразу. На вокзале Петрозаводска мы увидели мою однокурсницу Ирку Семенову. Она покупала билет в Петербург, решив наконец начать учебу после затянувшихся каникул. Шестой выпускной курс и уже начатый дипломный проект гарантировали нам полную свободу посещения.
Ирка очень обрадовалась, увидев нас, и тут же пригласила к себе на завтрак. Мы купили обратные билеты и поехали к ней на улицу Ригачина.
Наслаждались свободой, общением и радовались, что у нас подобралась такая прекрасная компания. Немного грустила только Поземова: ей предстояло скоро начать работу на предприятии, и она уже тосковала по студенческой вольнице. Наверно, именно поэтому она и оказалась виновницей всех последующих произошедших с нами событий.
С любопытством осмотрев Иркину комнату, Поземова увидела потрепанную карту Карелии, приколотую над письменным столом. И это стало поворотным моментом нашего путешествия. Наталья вдруг поняла, что мы находимся совсем недалеко от Соловецких островов, давно манивших ее своими вековыми неразгаданными тайнами. Поскольку ей предстояло скоро отбыть в Ижевск, Наташка решила воспользоваться подвернувшимся случаем. И мы вместе с ней охотно обменяли билеты в Петербург на противоположное направление, то есть в город Кемь, и покатили дальше на север.
В Кеми, узнав от местных, что кораблики на Соловки отходят только от причала в Рабочеостровске, мы поспешили туда. Рабочий остров встретил нас слякотью разбитых дорог, серыми деревянными бараками, баркасами с прогнившими днищами на берегу. Безрадостные пейзажи и не на шутку взволновавшееся Белое море не охладили нашей охоты к путешествиям. Мы были молоды, дерзки и не обращали внимания на опасности.
У причала стояло небольшое суденышко, идущее на Соловки. Команда, состоявшая из капитана и матроса-моториста, за небольшую плату охотно взяла нас на борт. В тесном кубрике уже ждали отплытия несколько рабочих и монахов, возвращавшихся из отпуска в монастырь.
Молитвами монахов дошли до Соловецкого причала. Еле руки от лееров оторвали. Язык и тот не шевелился: к нёбу примерз. Приполярная соловецкая осень решила взяться за нас по-серьезному. Что было делать? Одежка на нас городская, к северам не приспособленная. Пошли на мерцающие огоньки поселка. Шли, казалось, целую вечность, от холода и ледяного ветра было трудно дышать. И вдруг, как чудо, перед нами вырос белокаменный Кремль. Спрятались мы за его стенами от злого Сиверка.
В монастыре шла служба. Через чуть приоткрытую дверь Спасо-Преображенского собора сочилось тепло и сладкий запах ладана. Мы вошли в храм, пробрались за печку и сразу же блаженно уснули.
Утром нас разбудил дежурный монах. Наталья, как самая продвинутая в религиозном плане, рассказала, что мы приехали на праздник преподобных Зосимы и Савватия – основателей Соловецкой обители. Нас проводили в гостиницу для паломников, настоятельно порекомендовав сменить одежду на более благопристойную. Штаны, спортивные куртки и шапки с помпончиками не вязались с монастырской строгостью. Мы пообещали переодеться и пошли в паломническую трапезную. Суровость северного быта внесла свои коррективы и в меню: картошка в мундире, величиной с горох, травяной чай и хлеб. Хорошо, что у меня сохранилась купленная в Петербурге баночка сметаны, скрасившая унылую трапезу. Часам к двенадцати выглянуло солнышко, слегка прогрев стылый воздух. Мы, наслышанные о многих соловецких чудесах, побежали осматривать остров. Вернулись, когда стемнело. Монастырские смотрели косо: благообразный вид мы так и не приняли. Холод, ветер, низкое слепящее солнце сделали свое дело. Мы бессильно рухнули в постели и проспали без мыслей и сновидений до утра.
С утра Поземову «вызвали на ковер» и предложили покинуть святую обитель. Мы и сами понимали, что пора заканчивать наше путешествие и возвращаться домой. Лидочку ждала работа на кафедре, Наташку – место распределения, а меня государственный экзамен по проектированию. И мы пошли к причалу узнать, как покинуть остров.
Причал был пуст, а горизонт чист. Это нас немного насторожило, но не слишком, мы еще не знали, какие новости нас ожидают.
2
Дул сильный ветер, скупо грело осеннее солнце. На каменистом берегу Большого Соловецкого острова сидели три девушки и тоскливо смотрели в море. Черные волны с шумом накатывались на берег. Кажется, во всем свете только и были что эти волны, небо и три женские фигурки.
– Хватит, – решительно сказала я и встала. – Что делать будем?
За последние два часа мы несколько раз задавали себе этот вопрос.
– Пошли на почту, что-нибудь узнаем! – снова сказала я, и мы пошли на почту.
– Регулярные рейсы закончились, а суда к нам не заходят, у нас и причальной стенки нет для транспорта, – отрапортовали почтовые работницы, – навигация закончилась, зимовать вам, барышни, на Соловках!
Из монастыря нас вежливо выпроводили, денег на постой не было, оставалось одно: снова вернуться к морю. Это был единственный путь домой.
Картина с тремя женскими фигурами на берегу повторилась, только солнце скрылось за тучами, стало еще холоднее и ветренее.
В сердцах все-таки теплилась надежда на чудо. И чудо произошло!
На горизонте появилась точка, которая очень скоро приобрела очертание и превратилась в судно, шедшее прямо на нас. Буксир-толкач «Р-40», как выяснилось позже, шел Северным морским путем и завернул на Соловки пополнить запасы пресной воды. Не сговариваясь, мы бросились к вахтенному, как только «Р-40» пришвартовался.
Второе чудо – нас берут на борт пассажирами до Петербурга.
– Поторапливайтесь, девки, сейчас баки зальем и отвалим!
Чемодан Поземовой остался в монастыре, Лидочка с Наташкой помчались в поселок.
Я осталась караулить нежданного перевозчика. На этом месте чудо едва не закончилось.
Оказалось, что отсутствие порта и оборудованного причала означает еще и отсутствие соответствующих служб обеспечения. Закачать пресную воду на борт было невозможно и неоткуда. Капитан дал команду к отходу. Команда торопилась домой, и морякам не было дела до трех ветреных девчонок.
Я вцепилась в швартовый конец. На крыло мостика вышел штурман с рупором и прохрипел:
– Девочка, брось веревку!
– Не веревку, а конец, – заорала я, – не брошу!
Мои глубокие познания морской терминологии удивили штурмана, и он отменил команду. Матросы снова заложили швартовы. Я взлетела на борт в ходовую рубку и там немножко поплакала. Так, на всякий случай. Все это возымело действие, и, дождавшись девчонок, мы вышли в море. Буксир шел в петербургский порт через Беломорско-Балтийский канал, и идти предстояло четверо суток.
После специфического ужина, приготовленного из морской забортной воды, очень хотелось пить. Именно жажда и желание сократить время пути подвигли нас сойти на берег прямо на ходу. После шлюзования в Беломорско-Балтийском канале палуба «Р-40» оказалась на одном уровне с берегом, и мы соскочили с буксира, как с трамвая, помахав на прощание изумленным матросикам.
А сюрпризы продолжались: железнодорожный вокзал оказался на другом берегу канала. Мы уныло побрели по Беломорской тундре, досадуя на свою недальновидность, и неожиданно набрели на грунтовую дорогу. На обочине стояла скамейка и столбик с желтой табличкой и буквой «А». Мы остановились у этого знакового символа городской цивилизации, потому что идти больше было некуда. Однако очень скоро подошел автобус и довез нас до вокзала в Беломорске.
Все, мы почти дома. Взяли билеты, и застучали колеса пассажирского. На следующий день в институте меня ждал экзамен, заскочить домой и переодеться уже не получится, на экзамен бы успеть.
– Смирнова, вы откуда? – преподаватель изумленно посмотрел поверх очков.
– Оттуда, – тихо и загадочно произнесла я.
– Берите задание и поторопитесь, пожалуйста. В вашей группе уже все сдали.
В коридоре факультета толпились мои сокурсники, нарядные и отутюженные.
Мой вид праздничным назвать было нельзя, но экзаменатор, он же куратор группы, привык к моим выходкам. У меня не оказалось с собой ни ручки, ни зачетки. По правилам, без зачетки экзамен не принимают, но выпускному курсу уже можно было все.
– Где сметана? – ехидно приветствовали меня девчонки, едва я открыла дверь в комнату общежития, – мы пельмешки затеяли, сгоняй в молочный.
– Сейчас принесу, – не раздумывая, ответила я и вышла в коридор.