Корабельник поднял голову и обвел всех пристальным взглядом. Отродья смотрели на него с надеждой и робостью, как заблудившиеся дети.
— Нета, — глаза Корабельника остановились на лице девушки, — скажи мне: ты что-нибудь слышишь?
Нета вздрогнула и опустила голову. Ей не хотелось говорить, но не сказать было нельзя.
— Да, — произнесла она тихо. — Уже несколько дней. Только я не знаю, что это. Я думала… думала, может, в одном из других замков какой-нибудь телекин, вроде нашего Умника, тоскует, а мне случайно слышно…
— На что это похоже? — Корабельник требовательно впился глазами в ее лицо.
— Я… не знаю, — Нета пожала плечами. — Как будто… — она замялась, но все-таки вымолвила, — как будто отец меня зовет. Далеко. Но слышно.
На несколько секунд в зале повисла оглушительная тишина. Жюли инстинктивно придвинулась ближе к Кудряшу, Рада и Алиса схватились за руки. Подорожник вскинул голову у дверей. Птичий Пастух взъерошил волосы быстрым жестом.
Корабельник мрачно кивнул.
— Да. Я тоже… слышу. У меня это громко. Очень громко. Иногда это трудно вынести. Думаю, Умник и Тритон… они самые сильные из вас, а чем сильнее отродье, тем громче Зов.
Люция подобралась к коленям Учителя и жалобно заглянула ему в глаза.
— Это… это он, да? Крысолов?
— Боюсь, что да. Это он, — Корабельник положил руку на ее золотистую головку. — Во всяком случае, кто бы это ни был… или что бы это ни было, мы должны быть готовы. Возможно, нам придется покинуть замок и уходить на запад. Я чувствую — Зов идет с востока. Пастух! Что тебе сказали чайки? Я знаю, ты говорил с ними полчаса назад.
Птичий Пастух поморщился.
— Ничего неожиданного, Учитель. Горожане никуда не ушли, несмотря на шторм. Разбили лагерь в трех километрах отсюда, на открытом месте — к лесу они подходить боятся. Но их старшины связались с лесниками, те тоже наготове. Замок на той стороне залива… люди разгромили его. Там было мало отродий, всего пятеро. Их забили кольями. Наш утопленник оттуда.
Корабельник медленно кивнул.
— Действительно, ничего неожиданного. Надеюсь, все понимают, что помощи нам ждать неоткуда?
— И не надо! — передернул плечами Кудряш. — Сами пройдем. Волков вперед пустим…
— Балбес, — тихонько сказала Алиса и кинула в него снежинкой. Крохотная ледяная звездочка попала Кудряшу в правый глаз, и он тут же принялся сердито его тереть, сопя от боли.
— Ну, что же ты делаешь! — ахнула Жюли и укоризненно покосилась на Алису. — Не надо тереть, не надо, Кудряш, хуже будет! Дай я подую…
— Вы что, с ума сошли? — голос Корабельника угрожающе взлетел, и отродья мгновенно притихли. — Алиса!..
Алиса виновато моргнула, но тут же скорчила надменную рожицу и отвернулась.
Корабельник раздраженно щелкнул пальцами в сторону Кудряша, и тот опустил руки и неуверенно повел по сторонам стремительно исцелившимся глазом.
— Если я говорю, что дело серьезное, — сказал Корабельник, остывая, — значит, дело серьезное. И вашим фокусам сейчас не время и не место…
— Учитель! — Подорожник насторожился, точно пес, вытянув длинную шею. — У ворот кто-то стоит!
— Не может быть! — Кудряш встрепенулся. — Волки…
— Я сбегаю, посмотрю?.. — Подорожник выжидательно замер у двери.
— Нет, — Корабельник поднялся. — Я сам.
— Мы с тобой, Учитель, — Люция вскочила, остальные, не задумываясь, встали рядом с ней. Корабельник оглядел свою маленькую стаю и махнул рукой.
— Хорошо, идемте вместе. Какая разница…
У ворот действительно кто-то стоял. Этот кто-то не был человеком — такие вещи все чувствовали сразу. Он был, пожалуй, отродьем, но в нем, тем не менее, присутствовала какая-то странность.
Кудряш бегом взлетел по каменным ступеням на стену, оглядел пляж и растерянно обернулся:
— Волки на месте! Как же он прошел?..
— Открывай, — Корабельник кивнул Подорожнику, и сам замер наготове, хотя со стороны могло показаться, что он стоит совершенно расслабленно, ничего не опасаясь. Отродья сгрудились за его спиной.
— Жюли, ты его чуешь? — прошептала Рада на ухо подруге. — Он опасный или нет?..
— Не пойму, — шепнула Жюли в ответ. — Он…
Воротца распахнулись. Пришелец стоял перед ними совершенно невозмутимо и молчал. Он был одет в длинный плащ из рогожи, весь пропитавшийся влагой и полностью скрывающий фигуру. Рогожный куль, вывернутый углом, покрывал его голову так, что лица не было видно — его заслоняла сырая мешковина.
Волки неподвижно лежали под стеной, уткнувшись, как собаки в непогоду, носами друг в друга. Они, казалось, просто не видели пришельца.
А тот неторопливо поднял руку и откинул с головы рогожу. Отродья увидели очень красивое тонкое лицо, длинные, ниже плеч, прямые волосы, мокрые от дождя. Это лицо с закрытыми глазами было абсолютно спокойно.
Корабельник сделал шаг назад.
— Слепой Оракул! — произнес он и слегка склонил голову — что в его случае означало низкий почтительный поклон.
— Приветствую вас, дети, — мягко сказал слепой. — Я пришел рассказать вам, кто такой Крысолов.
Камин почти прогорел. В зале собрались все, даже Лекарь, рискнувший оставить своих пациентов на попечение Петрушки, даже оклемавшийся Лей, который примостился недалеко от Алисы и украдкой поглядывал на нее. Слепой Оракул, так и не сняв промокшего плаща, неторопливо рассказывал, и отродья слушали, затаив дыхание.
— …самый первый Учитель. Его звали Кровельщик, он был очень силен — и аквалевит, и телекин, и фавн, и птерикс. У него была Старшая, ее имя было Гарда. Тогда шла настоящая война: отродий уничтожали сотнями. Земля воняла жженым мясом. Воронье жирело по площадям. Мертвые дети валялись прямо на улицах, их никто не хоронил. Сколько из них было отродий, а сколько просто подвернувшихся под горячую руку, никто не знал. Все были точно пьяные от злобы и страха. Кровельщик занял самый первый замок — на юге бывшей Франции, они с Гардой поставили завесу и стали собирать малышей. Оба были просто одержимы этой идеей. Они прочесывали окрестные земли частым гребнем, забирались далеко на север, на восток и на запад, где после Провала уцелела хотя бы горстка людей.
Оракул отхлебнул чаю и на несколько секунд замолчал. Никто не нарушил тишину, все смотрели на него, как завороженные.
— Женщины-отродья не способны к деторождению, вы это знаете, — Оракул тихо вздохнул. — Но у Кровельщика и Гарды все-таки родился сын. Они очень любили друг друга. И цель их жизни была — собирание под свое крыло уцелевших детей… Они назначали Учителей, строили замки, искали отродий по городам и весям и уводили с собой… Своего мальчика они назвали — Ной. Он унаследовал способности обоих родителей. И, возможно, их одержимость сыграла свою роль в том, что он представлял собою. Ной… Его сила была столь велика, что ему подчинялось все живое. Еще ребенком он развлекался тем, что поворачивал реки: выйдет на берег, встанет против течения и идет по берегу, играя на дудочке… и река поворачивает вспять. И бежит, бежит за ним.
Оракул откинулся в кресле. Его лицо выражало глубокую грусть.
— Мне об этом рассказывал мой Учитель. А ему — его Учитель. Тот вырос в замке Кровельщика, и знал Ноя с детства. Дети не играли с Ноем — они его как будто инстинктивно сторонились. Однако ему ничего не стоило заставить их. Заставить. Он брал дудку… и все плясали под нее. Только ему это быстро наскучило. Наверное, он хотел, чтобы его любили просто так. Однако, человеческое сердце так устроено, что не может любить того, кого боится. Я знаю, вы скажете, что отродья — не люди. Оказалось — все-таки люди. И, как люди, не любят и боятся того, кто так сильно отличается от них…
Оракул поднялся. Отчаянную тишину в зале не мог заглушить даже не смолкающий вой ветра.
— Ну вот и все, — сказал Слепой Оракул и надвинул на голову свой рогожный капюшон. — А теперь я пойду дальше. Спасибо вам за чай, дети.
— Как же!.. — испуганный голос Рады эхом вспорхнул под потолок. — Ты вот так просто уйдешь? И ничего больше не скажешь? Зачем придет Крысолов?
Оракул, кажется, ласково улыбнулся — улыбки не было видно под капюшоном, но она прозвучала в его голосе:
— Откуда же мне знать, девочка, зачем придет Крысолов. Но я точно знаю, за кем он придет. Он придет за вами.
— А за вами? — запальчиво воскликнул Подорожник и, точно защищая, обнял Раду за плечи. — Ты же тоже отродье, разве нет? Разве тебе Крысолов ничего не может сделать?
— Да, я тоже отродье, мой мальчик, — лицо Слепого было молодым, не старше остальных, но голос выдавал в нем глубокого старика. — Но я не боюсь Крысолова. Его дудка будит в сердцах потаенные воспоминания, страхи, надежды, любовь. А у меня больше нет ни страха, ни любви, ни надежды. И я ничего не помню.
Жюли тихо приблизилась к нему и погладила его по руке своей маленькой ручкой.
— Спасибо вам, Оракул, — прошептала она.
Слепой провел узкой ладонью по ее голове.
— В этой девочке есть жалость, — сказал он мягко. — Но не жалей меня, дитя мое. Я больше не нуждаюсь в жалости. А ты сможешь помочь тем, кому понадобится твоя помощь. Даже слыша дудку, ты сумеешь поддержать других. Ты очень сильная девочка, запомни. Постарайся это использовать, когда придет время. Прощайте, дети.
И он вдруг исчез. Вот только что стоял здесь — и его не стало, как будто он приснился отродьям.
— А когда придет это время? — растерянно сказал Кудряш.
— Пожалуй, что скоро, — задумчиво ответил Птичий Пастух. — Ты слышишь своих волков?
Все невольно прислушались. Сначала казалось, ветер стонет и бесится в каминной трубе, но через секунду отродья поняли, что это не ветер.
За стенами замка страшно, жалобно, глухо выли волки.
Кудряш рванулся бежать, но Корабельник остановил его властным жестом. Они с Лекарем прислушались, обменялись быстрыми взглядами и, не говоря ни слова, вышли из зала.
— Куда это они? — жалобно спросила Рада. — Я боюсь!