Продолжается взаимное узнавание друг друга. Каждая личность – неповторима и уникальна. Мой сосед по койке – Серега Л. – полный, флегматичный мужчина без малого сорока лет. Бывший техник-пожарник. Он случайно узнал от знакомого о канале оформления документов на выезд в Сербию. Не задумываясь, согласился. Какие бы то ни было политические ориентации у Сереги отсутствуют. В поезде, по дороге сюда, он неоднократно уточнял, нисколько не рисуясь: «За кого мы будем воевать? За сербов или за хорватов?» Серега дважды женат, дважды разведен. Живет в коммуналке, недалеко от Курского вокзала. Пару месяцев назад его дочиста обокрали. В ситуации до смеха банальной. В легком подпитии Серега познакомился с двумя веселыми кавказцами. Выпили. Добавили. Новые знакомые предложили «продолжить». Серега – добрая душа – пригласил их к себе. Очнувшись лишь к полудню следующего дня от жуткой головной боли (видно, в водку, выставленную кавказцами, была намешана какая-то дрянь), он обнаружил в своем доме голые стены в прямом смысле этого слова. «Гости» унесли все, включая макароны, сахар, стиральный порошок, домашние тапочки и т. д. и т. п., не говоря о носильных вещах, обуви, бытовой технике. Потрясение от результатов набега «кавказских человеков» было настолько велико, что Серега всерьез подумывал о самоубийстве. Благо, здоровое начало в его натуре взяло верх.
Серега Л. – предельно искренний человек. Вспоминая о былой пожарно-технической службе, на наши хамские вопросы типа «А взятки-то брал?», «А на лапу-то давали?» он добродушно щурится и кивает: «Брал», «Давали». Своей прямотой Серега мне симпатичен. В отношении причин, заставивших его отправиться в Сербию, он также откровенен: «Поехал денег подзаработать, да заграницу посмотреть». Совсем недавно Сергей посвятил меня еще в один фактор, что привел его в наши ряды: «Понимаешь, обстановку надо было поменять. Я же недавно лечился от этого дела (здесь он лихо щелкнул себя по кадыку). Врачиха, что уколы колола, и порекомендовала от дружков куда-нибудь подальше умотать. Я и умотал».
Разные, самые разные темы обсуждаются в нашем отряде. Что только не волнует, о чем только не вспоминают те, кто волею судьбы оказались сегодня моими товарищами по оружию. Удивительно, но тему смерти ни разу в этих разговорах никто не затрагивал. Будто сама судьба накануне шепнула на ухо каждому с твердой гарантией: вернешься, непременно вернешься живым.
По поводу «шепота судьбы» – это, конечно, чистая «литературщина»! Что же касается «неприсутствия» темы смерти в разговорах моих однополчан, то здесь дело, скорее всего, в их возрасте. В молодости кажется, что все пули и осколки – это мимо тебя, что смерть не для тебя и т. д. Недаром во все времена молодые солдаты ценились больше. Ведь они – попросту неразумны, потому и готовы, сломя голову, ринуться выполнять любой приказ командира. Пожилой же солдат – более осторожен, подчас, возможно, даже трусоват. В силу ясного осознания с учетом жизненного опыта реальной возможности сложить свою голову.
Впрочем, все эти формулы вряд ли распространяются на нас. Ведь мы – добровольцы. Уверен, это – совсем другая категория солдат. Очень хочется верить, что в каждом из нас присутствует что-то похожее на презрение к смерти. Хотя, какое тут «презрение», когда кровь у любого из нас все равно красная, и жизнь у каждого из нас – только одна.
И все равно хочется верить, что мы – особенные, избранные.
Сегодня была первая вылазка. Пришел в казарму серб из комсостава, попросил десять человек. Пошли только добровольцы. Никто никого не назначал, никто ни на кого пальцем не указывал. Собственно, и указывать некому. Жесткой командно-подчиненной структуры в нашем отряде нет. У казаков, что стараются держаться особняком, верховодит походный атаман Леха. Общее командование чисто условно осуществляет приехавший сюда месяца за два до нас Мишка Ц. Здоровущий парень, родом откуда-то из-под Саратова, тоже считающий себя казаком.
А вся наша вылазка легко вписалась в рамки четырех часов. На машине нас подвезли до линии сербских постов. Потом шли пешком по тропинке, след в след. То подъем едва ли не под 45 градусов, то аналогично крутой спуск. Через час выбрались на какую-то высоту. Серб, что нас вел, объяснил, путая русские и сербские слова, махнув рукой в сторону двух близлежащих, поросших лесом холмов:
– Там две высоты, там мусульмане с пулеметами, скоро будем эти высоты брать. Без них дороги вперед нет. Впереди Джанкичи, за ними Г…
Посмотрели по очереди в бинокль. Ничего особенного не увидели. Заснеженные склоны. Ели, сосны, еще какие-то могучие деревья. У подножия одного из холмов аккуратный, с лета заготовленный умелыми крестьянскими руками стожок сена. Вокруг пунктирные линии человеческих следов. Кажется, никакого намека на войну, но нам настоятельно не рекомендовано подниматься в рост – местность отлично простреливается мусульманскими снайперами.
Первая вылазка прошла без единого выстрела. Слава Богу! Большое счастье, что на нашем пути не попалось ни одной мины (и та, и другая сторона имеют их в избытке и расставляют всюду, где только можно). Мины здесь за их внешнее сходство с баночками мясных консервов ласково называют «паштетами». Соприкосновение с «паштетом» ничего хорошего не сулит – ступню или отрывает, или дробит взрывом. И в том и в другом случае инвалидность гарантирована.
Первая вылазка напомнила о нашей поспешной и некачественной экипировке. Нет, резиновая обувь не для гор. Ноги в резиновых сапогах, как бы привлекательно они ни выглядели, разъезжаются, скользят, а, главное, стынут жутким могильным холодом. «Замерзнуть до костей» – не столь натянутая в подобных условиях аллегория. Ноги уже через полчаса перестаешь чувствовать. Еще через полчаса начинает казаться, что твои ноги – это нечто голое, лишенное даже кожи, живьем чувствующее каждый шаг, каждый уступ тропы, каждый порыв ветра.
Снова обращались к завскладу, к интенданту, к другим большим и малым сербским командирам с просьбой выдать нормальные солдатские ботинки. Бесполезно. В ответ слышали уже до тошноты знакомое «нема» (в переводе не нуждающееся) и «сутра» (что на братском сербском означает «завтра»). Совсем как в кабинетах «совковых» учреждений.
Вспоминая во всех подробностях вчерашний день, с удовлетворением отметил, что первый выход в горы перенес отлично (тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!). Не отстал, не упал, даже не сбил дыхания. Отрадно, ибо я в группе оказался одним из самых «пожилых». Средний возраст «охотников» колебался от 22 до 26 лет. А мне 37! В придачу порок сердца (гнусно звучит диагноз – «недостаточность митрального клапана»). Значит, еще что-то могу.
Впрочем, восторги преждевременны. Разные люди по-разному переносят нагрузки. И «второе дыхание» – явление специфическое. У одних оно появляется в середине пути, у других – в конце, у третьих – непредсказуемо когда. Так что неизвестно, что было бы и со мной, получи мы приказ отмахать еще километр-другой по горным тропам.
Двоим из нас этот марш оказался явно не по силам. Удивительно, но оба «сдохших» бойца – из казаков. Первый, Миша Т. – омский богатырь, имеющий более центнера веса. С такой массой в горах тяжело. Да и возраст «Капельки», как в шутку окрестили его товарищи, близок к моему «тиражному». Уже через полчаса движения у Мишки сдала «дыхалка», лицо покрылось красно-фиолетовыми пятнами, ноги стали заплетаться и не попадать «след в след». Последнее особенно досадно, ибо подобный способ передвижения в горах – лучшее профилактическое средство от мусульманских «паштетов».
Кстати, «Капелька» из всей казачьей половины нашего отряда наиболее симпатичен. Образован, начитан, с чувством собственного достоинства, чуждый хамскому выпендрежу. Выпускник университета. Гуманитарий. Что толкнуло его, человека более чем здравого и зрелого, на югославские «приключения», однозначно не ответить. Похоже, как и многие из нас, захотел проверить себя. Если выходы в горы станут регулярными и к той поклаже, что тащили мы вчера на себе (гранаты, запасные магазины) будет прибавляться еще немалый груз (продовольствие, палатки, патроны и т. д.), парню придется ой как нелегко. Дай Бог ему втянуться, скинуть лишний жирок.
Другой, «сдохший» на марше, – ставропольский казачок Володька Ш., невесть кем и неведомо при каких обстоятельствах награжденный мало ласкающей слух кличкой «Кишечник». Совсем недавно отслужил действительную. Охранял зэков. Носил краповые погоны внутренних войск. Здоровье у «Кишечника», похоже, совсем неважное. Еще в «дурдоме» он обращал на себя внимание жутким гулким «лагерным» кашлем. Вчера же на тропе уже через полчаса ходьбы он схватился за бок, отстал. Видели, как его рвало желчью. Этому парню придется туговато.
Однако в первой горной вылазке Володька-Кишечник проявил себя не только как обладатель хлипкого здоровья. У парня – характер! Задыхался, спотыкался, блевал на тропе, но никому не позволил тащить свой подсумок, автомат, сумку с гранатами. В ответ на все предложения о помощи посылал добродетелей на известные буквы. Личность!
Впрочем… По большому счету, по таким эпизодам о характере человека можно судить в турпоходе. Война выдвигает другие критерии. Что за человек ставропольский казак Володька Ш., заслуживший столь нелицеприятную кличку, покажет время, покажет бой.
Перебирая в памяти детали вчерашнего дня, подумал и о другом: конспирация конспирацией, патриотизм патриотизмом, доверие доверием, но было бы очень правильно каждого, кто изъявил желание помочь братьям-сербам, пропустить через медиков-специалистов. Чуть побольше хлопот сначала, гораздо меньше проблем потом.
Принято решение выставлять ночные караулы. Решение, безусловно, верное, ибо по прямой до мусульманских позиций от нашей казармы-турбазы – всего ничего. Сербам же заниматься такими пустяками, как ночная охрана базы, похоже, просто несвойственно. Подход совершенно российский: авось не подберутся, небось не вырежут. Стоим по два часа. Совсем как некогда в советской армии, на срочной службе. Выпал жребий стоять с двух до четырех. Вспоминал Житомир, Львов и Ужгород, где выполнял «почетную конституционную обязанность по защите социалистического Отечества». Да, было время. И Отечество было, и законы действовали, и обязанности выполнялись.