Пациент возразил, что не любит принимать душ по утрам и обычно принимает его ночью. Я вновь настоял на том, чтобы он принимал его утром – по крайней мере, до тех пор, пока не решится его проблема с пробуждением. Он пообещал, что будет это выполнять и позвонит мне через две-три недели, чтобы сообщить, как работает этот план. Через две недели он позвонил и сообщил, что у него нет проблем ни со сном, ни с пробуждением.
На следующий день я принимал умную, интеллигентную женщину, чьей первоначальной жалобой был болезненный цистит, а также проблемы со сном. В начале сеанса мои мысли не касались ее проблем с мочевым пузырем. Я знал, что на прошлой неделе у нее было последнее судебное заседание по ее бракоразводному процессу, хотя, войдя в мой кабинет, она выглядела вполне спокойной и милой. Я знаю, что она интересовалась психотерапевтическими методами Эриксона, и рассказал ей о своем опыте общения с евреем-хасидом.
Я рассказал ей о том, как посоветовал ему выпивать воду перед сном, и в конце присовокупил замечание Эриксона, которым он обычно завершал свои истории, а именно: «Мы все начинаем умирать с момента своего рождения. Некоторые делают это быстрее других. Все, что мы можем сделать, – это наслаждаться нашей жизнью».
Моя пациентка разразилась слезами. Я спросил, не хочет ли она рассказать мне, почему плачет. (Мне было интересно, было ли это как-то ассоциативно связано с ее проблемами с мочеиспусканием и моим разговором о мочеиспускании.) Она сказала, что разговор о смерти заставил ее почувствовать, что ее жизнь закончена. Это убеждение уже в течение некоторого времени росло в ней. Она чувствовала, что, несмотря на свой профессиональный успех, несмотря на то что она успешно воспитала двоих детей, у нее больше не было смысла жить.
Она связывала это чувство с тем, что ее родители так и не развелись, хотя и стали жить раздельно, когда ей было около одиннадцати лет. Мать запретила ей общаться с отцом, иначе это было бы воспринято как предательство по отношению к матери. Поэтому пациентка чувствовала, что ее лишили отношений с отцом. Она чувствовала, что, если бы ее родители по-настоящему развелись, она могла бы свободно видеться с ним. Ее отец был бы свободен, имел бы право на посещение и так далее, и между ними были бы свои взаимоотношения. Таким образом, она ассоциировала свой развод с предоставлением свободы собственным детям. В то же время она чувствовала, что теперь, когда она сделала этот шаг, ее жизнь закончилась.
Это навело меня на мысль о другой истории, которую я потом рассказал ей. После моего первого визита к Эриксону мне приснился сон. Во сне я видел слова: «Ты никогда ничего не заканчиваешь». Семь лет спустя, когда я слушал записи Эриксона в Финиксе, ко мне пришло озарение: «Кто сказал, что вы должны что-то заканчивать? Ничто не завершено окончательно, пока мы живы».
Я рассказал пациентке эту историю и предложил ей представить свою жизнь как продолжение жизни своих родителей, а жизнь своих детей – как продолжение ее жизни. И этот процесс будет продолжаться до тех пор, пока на земле будет существовать человеческая жизнь. Эта мысль показалась ей утешительной.
Главный смысл этого довольно длинного изложения двух терапевтических сеансов с двумя разными пациентами заключается в том, что мой выбор историй не был обусловлен заранее на основе каких-либо сложившихся предубеждений, а возник из моих собственных свободных ассоциаций, на которые повлиял мой жизненный опыт, отточенный более чем тридцатилетним клиническим опытом. Важно также подчеркнуть, что весь процесс протекал в контексте хороших терапевтических отношений между мной и пациентом.
Пациенты выбирали те части истории, которые могли соотнести с собой. Это необязательно были те части, которые, как я предполагал, они выберут. Но истории тем не менее оказались полезны.
Опасность в использовании историй, как и в использовании воображения вообще, состоит в том, что воображаемый опыт может стать заменой реального опыта. Если бы человек чувствовал, что он уже преуспел в удовлетворении своих жизненных потребностей, у него не было бы необходимости вставать утром с постели. Конечно, когда психотерапевт исповедует философию активизма, как это делал Эриксон, он никогда не будет поощрять бездеятельное существование. Те, кто слушает его истории, вряд ли откажутся от активного участия в жизни.
Иногда мои пациенты замечают, что, несмотря на увлекательный сеанс в кабинете психотерапевта, где они фантазируют и даже воображают успешное разрешение конфликтов, никакого переноса не происходит. Они жалуются, говоря: «Во мне не произошло никаких изменений. За пределами этого офиса нет ничего, что бы я начал делать по-другому». Иногда в таких случаях пациенту лучше молчать и оставаться пассивным, пока я рассказываю эриксоновскую историю. Это может быть длинная, скучная история о развитии ребенка. В конце такого сеанса пациент, скорее всего, скажет, что этот сеанс был не таким хорошим, как предыдущие, и заявит, что предпочитает более активное участие. Он может сказать, что ему было скучно. И я напомню ему, что работа, которую мы пытаемся проводить, происходит на бессознательном уровне и что не имеет значения, что делает его сознательный ум. Впоследствии он может сообщить о серьезных изменениях в своей жизни. Например, он стал более настойчивым в общении, установил новые отношения или сменил работу. Другими словами, его активность начнет происходить за пределами сеанса. А во время сеанса я беру на себя ответственность за активность.
Разумеется, некоторые пациенты могут возмутиться тем, что им рассказывают историю, созданную кем-то другим, а не их собственным психотерапевтом. Они могут претендовать на более индивидуальный подход. Такие книги, как, например, «Терапевтические метафоры» Дэвида Гордона, написанная под вдохновением от того, как использовал метафоры Эриксон, помогают тем, кто хотел бы использовать эриксоновский подход при создании собственных метафор.
Очевидно, что простое чтение или рассказывание одной или нескольких из этих историй вряд ли приведет к трансформации. Трансформация наиболее вероятна, когда реципиент, а также, возможно, и индуктор (так я буду называть психотерапевта) находятся в состоянии восприимчивости. Как уже упоминалось ранее, это состояние часто наиболее легко и быстро достигается путем погружения в гипнотический транс. Оптимальные терапевтические отношения – это не то, что часто называют позитивным переносом. Скорее это состояние, в котором между терапевтом и пациентом существует раппорт. Тогда подсознания пациента и психотерапевта наиболее чувствительны друг к другу. Если читать эти истории в так называемом бодрствующем состоянии, вы можете отмахнуться от них как от «избитых», «банальных» или «интересных, но не просветляющих». Тем не менее в гипнотическом состоянии, когда все, что говорит терапевт, гиперболизируется в своем значении, вся история или одно слово в ней может вызвать мини-сатори – термин дзен для обозначения просветления.
2Мотивирующие истории
Эриксон часто использовал различные описания из процесса развития ребенка – как тот учится осознавать собственную руку, стоять, ходить и говорить – для того, чтобы вызвать у человека ощущение процесса собственного развития и роста. Когда он рассказывал мне истории, которые возвращали меня назад к моим самым ранним моментам познания, я мог – в состоянии транса – заново переживать те огромные усилия и частые разочарования, которые сопровождали освоение любой новой задачи или навыка. В то же время я прекрасно понимал, что успешно овладел этими навыками. Это говорило мне, что я мог бы научиться преодолевать и другие трудности в моей нынешней жизни.
Как отмечает Джей Хейли в книге «Необыкновенная психотерапия», Эриксон имел четкое представление о том, что такое нормальное развитие. Это не означает, что он пытался подогнать всех людей под один и тот же шаблон, скорее он верил, что в каждом человеке есть нормальное, здоровое ядро, возможно, нечто схожее с тем, что американский психолог Карен Хорни называла «Я-реальное». Он знал, что рост и развитие могут быть искажены и направлены в неверную сторону множеством способов, но считал, что задача психотерапевта как раз в том, чтобы вернуть человека на его собственный «истинный путь».
В этой связи он рассказал историю о лошади, которая забрела во двор их дома, когда он был молодым человеком. На лошади не было никаких особых отметин. Эриксон предложил вернуть лошадь ее владельцам. Для этого он просто сел на нее, вывел на дорогу и предоставил ей самой решать, в какую сторону идти. Он вмешивался только тогда, когда лошадь сворачивала с дороги попастись или забредала в поле. Когда лошадь наконец прибыла во двор соседа в нескольких милях вниз по дороге, сосед спросил Эриксона: «Как вы узнали, что это наша лошадь и что она пришла отсюда?» Эриксон ответил: «Я не знал, но лошадь знала. Все, что я делал, это не давал ей сойти с дороги».
В начале курса психотерапии или обучения часто бывает полезно вернуться к началу своего истинного пути. Пример этому можно найти в рассказе Эриксона «Научитесь вставать».
Научитесь вставать
Мы многому учимся на сознательном уровне, а потом забываем сам процесс обучения и используем сформировавшийся навык. Видите ли, у меня было огромное преимущество перед другими. У меня был полиомиелит, и я был полностью парализован, причем воспаление было настолько сильным, что у меня случился еще и сенсорный паралич, т. е. потеря ощущений. Я мог двигать глазами, и мой слух не был нарушен. И мне было очень одиноко лежать в постели, не в силах пошевелить ничем, кроме глазных яблок. Меня отправили на карантин на ферму с семью сестрами, братом, двумя родителями и сиделкой. И как мне было развлекать себя? Я начал наблюдать за людьми и своим окружением. Вскоре я узнал, что мои сестры могут сказать «нет», когда имеют в виду «да». И могут сказать «да», имея в виду «нет». Одна могла предложить другой яблоко и не дать его. Так я начал изучать невербальное общение и язык тела.