Ах, как долго едем!..
Ах, как долго, долго едем!
Как трудна в горах дорога!
Чуть видны вдали хребты туманной сьерры.
Ах, как тихо, тихо в мире!
Лишь порою из-под мула,
Прошумев, сорвётся в бездну камень серый.
Тишина. Лишь только песню
О любви поёт погонщик,
Только песню о любви поёт погонщик,
Да порой встряхнётся мул,
И колокольчики на нём,
И колокольчики на нём зальются звонче.
Ну скорей, скорей, мой мул!
Я вижу, ты совсем заснул:
Ну поспешим – застанем дома дорогую…
Ты напьёшься из ручья,
А я мешок сорву с плеча
И потреплю тебя и в морду поцелую.
Ах, как долго, долго едем!
Как трудна в горах дорога!
Чуть видны вдали хребты туманной
сьерры…
Ах, как тихо, тихо в мире!
Лишь порою из-под мула,
Прошумев, сорвётся в бездну камень
серый.
Кораблик
Жил кораблик весёлый и стройный:
Над волнами как сокол парил.
Сам себя, говорят, он построил,
Сам себя, говорят, смастерил.
Сам смолою себя пропитал,
Сам оделся и в дуб и в металл,
Сам повёл себя в рейс –
Сам свой лоцман.
Сам свой боцман,
Матрос,
Капитан.
Шёл кораблик, шумел парусами,
Не боялся нигде ничего.
И вулканы седыми бровями
Поводили при виде его.
Шёл кораблик по летним морям,
Корчил рожи последним царям,
Все ли страны в цвету,
Все ль на месте, –
Всё записывал.
Всё проверял.
Раз пятнадцать, раз двадцать за сутки
С ним встречались другие суда:
Постоят, посудачат минутку
И опять побегут кто куда.
Шёл кораблик, о чём-то мечтал,
Всё, что видел, на мачты мотал,
Делал выводы сам –
Сам свой лоцман.
Сам свой боцман.
Матрос,
Капитан.
Мы слышали слух
Мы слышали слух
о двух музыкантах,
Но слух не о двух
отдельных талантах,
Поскольку у них –
талант на двоих.
Один был трубач –
Другой барабанщик.
Один был трепач –
Другой был обманщик.
Талант на двоих,
Талант на двоих!
Расстаться они
мечтали давно,
Но чуть начинали
делить домино,
Не мог барабан
покинуть трубу:
Труба с барабаном
связала судьбу.
Один был трубач –
Другой барабанщик.
Один был трепач –
Другой был обманщик.
Талант на двоих,
Талант на двоих!
И тот и другой
любили одну:
Вдвоём к одному
приходили окну.
И первый трубил,
как будто грубил.
Второй барабанил
сильней, чем любил.
Один был трубач –
Другой барабанщик.
Один был трепач –
Другой был обманщик.
Талант на двоих,
Талант на двоих!
Альпинисты
Поскорей наполним нашу,
Всё равно какую чашу:
Чашу кратера вулкана
Или чашечку цветка…
Угли звонкие раздуем,
Как-нибудь переночуем…
Нам живётся нелегко, –
Мы уходим далеко,
Мы пришли издалека.
По саваннам необъятным,
По лесам невероятным,
По плато суровых гор,
Где терновник – в сорок свор –
Обдирает нам бока…
А ущелья, – как темно в них!
Но мы сами – как терновник:
Для тернистой для тропы
На ступнях у нас шипы…
Мы пришли издалека.
Нас ошпаривала справа
Вулканическая лава,
Нас окатывало слева
Океана колесо…
Но верёвками друг друга
Мы обкручивали туго
И ползли под облака…
Мы пришли издалека.
Мы уходим далеко.
А в плащах-палатках наших
Мы походим на монахов:
Вдалеке от милых жён
Отрешённый капюшон
Надвигаем на лицо…
А под этим капюшоном,
Синим снегом опушённым,
Как стальная полоса –
Неподкупные глаза.
Мы уходим далеко.
Мы уходим далеко.
Мы уходим далеко.
Мы уходим далеко.
«В тиши весенней…»
В тиши весенней,
В тиши вечерней
Вблизи от прерий,
Вдали от гор
Стояла ферма.
Стояла ферма,
А возле фермы
Пылал костёр.
В котле широком
Кипело что-то,
А рядом
Кто-то
Сидел – мечтал…
Котёл кипящий –
Огонь шумящий
Ему о чём-то
Напоминал.
Вот ночь настала –
Костра не стало;
Последний уголь
Погас,
Погас…
А тот, сидящий,
В огонь смотрящий, –
Он тоже скрылся,
Скрылся
Из глаз…
И мы не знаем,
Ах, мы не знаем:
Был или не был
Он на земле,
Что в тихом сердце его
Творилось
И что варилось
В его котле.
Фокусник
Ах ты, фокусник, фокусник-чудак!
Ты чудесен, но хватит с нас чудес.
Перестань!
Мы поверили и так
В поросёнка, упавшего с небес.
Да и вниз головой на потолке
Не сиди – не расходуй время зря!
Мы ведь верим,
Что у тебя в руке
В трубку свёрнуты страны и моря.
Не играй с носорогом в домино
И не ешь растолчённое стекло,
Но втолкуй нам, что чёрное – черно,
Растолкуй нам, что белое – бело.
А ночь над цирком
Такая, что ни зги;
Точно двести
Взятых вместе
Ночей…
А в глазах от усталости круги
Покрупнее жонглёрских обручей.
Ах ты, фокусник, фокусник-чудак,
Поджигатель бенгальского огня!
Сделай чудное чудо; сделай так,
Сделай так, чтобы поняли меня!
Мой караван
Мой караван шагал через пустыню,
Мой караван шагал через пустыню,
Первый верблюд о чём-то с грустью думал,
И остальные вторили ему.
И головами так они качали,
Словно о чём-то знали, но молчали,
Словно о чём-то знали, но не знали:
Как рассказать,
когда,
зачем,
кому…
Змеи шуршали
Среди
Песка и зноя…
Что это там?
Что это там
Такое?
Белый корабль,
Снастей переплетенье,
Яркий флажок, кильватер голубой…
Из-под руки смотрю туда, моргая:
Это она!
Опять –
Фата-моргана!
Это её цветные сновиденья,
Это её театр передвижной!
Путь мой далёк.
На всём лежит истома.
Я загрустил: не шлют письма́ из дома…
«Плюй ты на всё! Учись, брат, у верблюда!» –
Скажет товарищ, хлопнув по плечу.
Я же в сердцах пошлю его к верблюду,
Я же – в сердцах – пошлю его к верблюду:
И у тебя учиться, мол, не буду,
И у верблюда – тоже не хочу.
Друг отошёл и, чтобы скрыть обиду,
Книгу достал, потрёпанную с виду,
С грязным обрезом, в пёстром переплёте, –
Книгу о том, что горе не беда…
…Право, уйду! Наймусь
К фата-моргане:
Стану шутом в волшебном балагане,
И никогда меня вы не найдёте:
Ведь от колёс волшебных нет следа.
Но караван всё шел через пустыню,
Но караван шагал через пустыню,
Шёл караван и шёл через пустыню,
Шёл потому, что горе – не беда.
Цыганка
Развесёлые цыгане по Молдавии гуляли
И в одном селе богатом ворона коня украли.
А ещё они украли молодую молдаванку:
Посадили на полянку, воспитали как цыганку.
Навсегда она пропала
Под тенью загара!
У неё в руках гитара,
Гитара,
Гитара!
Позабыла всё, что было,
И не видит в том потери.
(Ах, вернись,
Вернись,
Вернись!
Ну, оглянись, по крайней мере!)
Мыла в речке босы ноги, в пыльный бубен
била звонко
И однажды из берлоги утащила медвежонка,
Посадила на поляну, воспитала как цыгана;