Непознаваема его земная суть.
Пытаясь уловить его натуры ртуть,
Умы сильнейшие срываются напрасно.
Одно устойчиво, одно бесспорно в нём:
Всегда романтика была ему отрада!
Он – дерзостный Икар (когда лететь не надо),
Пустынный Робинзон (при обществе большом)…
В его понятии смешались воедино
Стриптиз и… Золушка. Нахрап – и цвет
жасмина.
Доспехи ратника – и низменная лесть…
О, как бы он желал безумства Дон Кихота
Безумно повторить! (Но из того расчёта,
Чтоб с этим связанных убытков не понесть.)
«У старца немощного корку последнюю изо рта…»
У старца немощного корку последнюю изо рта
Вырвет; злорадного даст пинка сироте
пугливой…
Но из журналов и книг он узнал, что есть
на земле… доброта.
И шумно, и много стал толковать о ней –
такой молчаливой!
О самой что ни на есть молчаливой из всех
добродетелей света
И не имеющей
(Кроме секрета молчания)
Тайны другой, другого секрета.
«Кто умён – не хитёр. Кто хитёр – не умён…»
Кто умён – не хитёр. Кто хитёр – не умён.
От начала времён до скончанья времён
Неизменным останется вечный закон:
Кто умён – не хитёр. Кто хитёр – не умён.
«Скупой берёт за всё: за чувство раздраженья…»
Скупой берёт за всё: за чувство раздраженья,
С каким он грабит вас (в порядке одолженья),
За кукиш, каковой он сам же вам подносит…
Ведь кукиш тратится в процессе подношенья!
Трепетные пни
Есть «люди» топора и западни,
Похожие на трепетные пни:
К другим они до тупости жестоки,
Но тронь самих – расплачутся они!
«Определенья поэзии нет…»
Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что поэзия – дух,
Равнообъемлющий дух. Но поэт
Выберет главное даже из двух.
Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что поэзия – плоть.
Так отчего же не любит поэт
Всякую тварь, как задумал Господь?
Определенья поэзии нет.
Мы бы назвали поэзию – сном.
Что же ты в драку суёшься, поэт?
Вправе ли спящий грозить кулаком?
Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что поэзия – явь.
Что же ты в драку суёшься, поэт,
Трезвому голосу яви не вняв?
Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что в поэзии – суть.
Так отчего же – за тысячи лет –
Ей от сомнений нельзя отдохнуть?
…Есть очертанья у туч грозовых,
А у любви и у музыки – нет…
Вечная тайна! Сама назовись!
Кто ты, поэзия? Дай мне ответ!
Кто ты и что ты? Явись, расскажи!
Ложь рифмоплёта тщеславия для?
Так отчего же столь горестной лжи
Тысячелетьями верит земля?
Поэт
Поэт, который тих, пока дела вершатся,
Но громок после дел, – не знает, как смешон.
Поэт не отражать, а столь же – отражаться,
Не факты воспевать, а действовать пришёл.
В хвосте истории ему не место жаться.
(По закругленьи дел – кого ожжёт глагол?!)
Он призван небом слов, как Зевс, распоряжаться.
Он двигатель идей. Он – основатель школ.
Что значит «отразил»? Скажите, Бога ради!
Поэт не озеро в кувшинковых заплатках:
Он – боль и ненависть, надежда и прогноз…
И человечество с поэтом на запятках
Подобно армии со знаменосцем сзади
И с барабанщиком, отправленным в обоз.
«Поэзия должна быть глуповата…»
«Поэзия должна быть глуповата», –
Сказал поэт, умнейший на Руси.
Что значит: обладай умом Сократа,
Но поучений не произноси.
Не отражай критических атак,
Предупреждай возможность плагиата…
Поэзия должна быть глуповата,
Но сам поэт – не должен быть дурак.
Переводчик
Вильгельму Вениаминовичу Левику
Кто мог бы стать Рембо? Никто из нас.
И даже сам Рембо не мог бы лично
Опять родиться, стать собой вторично
И вновь создать уж созданное раз.
Всё переводчик – может. Те слова,
Что раз дались, но больше не дадутся
Бодлеру – диво! – вновь на стол кладутся.
Как?! Та минутка хрупкая жива?
И хрупкостью пробила срок столетний?
Пришла опять? К другому? Не к тому?
Та муза, чей приход (всегда – последний)
Был предназначен только одному?!
Чу! Дальний звон… Сверхтайное творится:
Сейчас неповторимость – повторится.
Обратное превращение
Шелковистый бейт я делаю из камня.
«Я из камня сделал шёлковое слово», –
Некогда сказал великий Рудаки.
Да. Но он не знал, что переводчик
Снова
Сделает кирпич
Из шёлковой строки.
Уют
Стихами, прозою ли, в устном разговоре –
Так модно клясть уют! И рваться наобум
(Как будто держит кто силком за фалды!)
в море,
В цунами, в ураган, в тайфун или в самум.
Но незаметно, чтобы кто-то, бросив чум,
Дворец или вертеп, – со здравым смыслом
в ссоре, –
Добром пошёл бы спать, как кошка, на заборе
И жить на площади, где вечно пыль да шум!
Да-с: все живут в домах, и дверки – на замочках.
Лишь Диоген да Гек-бродяга жили в бочках.
Но жарким очагом пренебрегал мудрец
Затем, что в Греции и так хороший климат,
А Гек не шёл домой, – боялся – плохо примут:
«У-бью!» – грозил ему подвыпивший отец.
Трюизмы
Всё едино? Нет, не всё едино,
Пламя, например, отнюдь не льдина.
Плут о благе ближних не радетель.
А насилие – не добродетель.
Всё едино? Нет, не всё едино:
Ум – не глупость. Край – не середина.
Столб фонарный веселей простого.
Пушкин одарённее Хвостова.
Всё едино? Нет, не всё едино:
Детский самокат не гильотина.
Есть Большой, есть Маленький, есть Средний
Человек. (И Средний – есть последний!)
Всё едино? Нет, не всё едино
(И «Майн Кампф» – не шутка Насреддина);
Малый да Большой – едины станут,
Среднего – и тросом не притянут!
Всё едино? Нет, не всё едино:
Волк не голубь. Жаба не сардина.
О единстве бухенвальдской печи
С Красотой – не может быть и речи.
Всё едино? Нет, не всё едино!
Нет, не всё сжевать должна скотина;
Разобраться прежде должен гений
В некоторой разнице явлений.
Всё едино? Нет, не всё едино;
В рощах нет повторного листочка!
Потому что если «всё едино»,
Значит – «всё дозволено». И точка.
Свободу Манолису Глезосу
Свободу Манолису Глезосу!
Откройте скорее тюрьму!
Свободу Манолису Глезосу!
Верните свободу ему!
Когда, обдуваемый бедствием,
Измотанный гитлеров чуб
Упал между солнцем и Грецией, –
Смутился Манолис? Ничуть.
Алло, демосфены столетия,
Ораторы мира всего! –
Он отнял у вас красноречие,
Хотя не сказал ничего,
А взял – да и сбросил с Акрополя
Без дрожи сомненья в руках
Обмотку,
Которую прокляли
Народы на всех языках.
И, – где трепохвостила свастика, –
Он выставил вымпел другой;
При виде которого – схватится
Гречанка за сердце рукой, –
Тот милый, кто исстари грезился
Повстанцам в огне и в дыму…
Свободу Манолису Глезосу!
Отдайте свободу ему!
«Вокруг деревьев и домов…»
Вокруг деревьев и домов
Стоят безветренные дни.
Мне раньше снилось много снов, –
Теперь не снятся мне они.
Но и в бессонницах порой
Народный снится мне герой,
Что в дольний мир по временам
Так запросто приходит к нам!