Василий усмехнулся.
— Ишь ты! Можно подумать, начальство не пьет.
Милиционер склонился к генералу.
— Я думаю, для вас, товарищ генерал, Нюрка найдет.
Василий кивнул и молча пошел к трибунам.
Стянув бутсу и положив больную ногу на стул, Бобер сидел в раздевалке. Он поглаживал рукой распухшее колено. Отхлебнул пива из бутылки… Потом откинулся, прикрыл глаза. Щелкнул динамик — в раздевалку ворвался ликующий рев стадиона. Сквозь этот шум диктор объявил: «Гол в ворота „Сборной ветеранов“ забил Олег Юсупов, номер восемь». Динамик выключился, а Бобер думал о своем.
…1946 год. Стадион «Динамо» в Москве.
Бобер, схватившись за колено, морщась от сильной боли, катался по траве футбольного поля. Шумел, свистел стадион. Его окружили игроки обеих команд, а судья махал рукой. На поле вбежал врач и двое с носилками. Бобра уложили на носилки и понесли с поля…
Внесли в раздевалку. Врач суетился около него, переложил с носилок на диван. Распахнулась дверь, и в раздевалку вошел молоденький генерал Василий со свитой: еще один генерал, два полковника, майор, все в форме военной авиации.
— Быстро!.. В мою машину его! — приказал Василий. Бобра снова положили на носилки.
Черный «ЗиМ», в сопровождении двух машин, мчался по улицам Москвы. Позади полулежал на сидении Бобер. Рядом с ним сидел генерал. Наклонился к майору, сидящему рядом с шофером.
— Астафьев, водка есть?
— Естественно, товарищ генерал, — ответил майор, адъютант Василия.
— Наливай!
Астафьев достал бутылку водки, стакан. Налил половину. Генерал взял у него стакан и поднес к губам постанывающего Бобра.
— Прими, Сева, полегчает.
Влил Бобру водку в рот. Снова протянул стакан майору.
— Теперь налей полный. — Астафьев налил полный стакан водки. — Поставь на «Торпедо». — Астафьев установил стакан водки на панель приборов перед шофером. Генерал склонился к шоферу. — Веди, чтоб не расплескалась, как самолет!.. Человеку больно.
— Ясно, товарищ генерал-лейтенант.
Машина шла плавно, и только водка тихо покачивалась в стакане.
Врач команды и шофер вносят на носилках Бобра в приемное отделение клиники Института травматологии. Генерал поворачивается к врачу команды.
— Кто здесь лучший специалист по ногам?
— Профессор Серебровский.
— Сюда его! Быстро!
Между тем, в приемный покой вошел дежурный врач. С виду он очень молод, почти студент.
— В чем дело, товарищи? — спросил он.
— Нам нужен профессор Серебровский, — ответив майор Астафьев.
— У вас больной?… Оставьте его. Я осмотрю.
— Вы не поняли. Нам нужен профессор Серебровский. Немедленно! — повторил Астафьев.
— Профессор будет завтра.
Тут вмешался полковник из свиты, строго потребовала
— Телефон! Адрес!
Дежурный врач вспылил:
— А, собственно, по какому праву, товарищи офицеры?… Здесь клиника, а не полк. Здесь я командую!
Генерал, посмотрев на дежурного врача, громко расссмеялся. Все засмеялись тоже. Астафьев, улыбаясь, подошел к врачу и шепнул ему на ухо несколько слов. Молодой врач изменился в лице.
— Извините, товарищ генерал. Я вас не узнал. Профессор у себя на даче. Это далеко, в пятидесяти; километрах от Москвы.
— Астафьев, давай с этим врачом на аэродром, бери вертолет и быстро с профессором сюда, — приказал Василий.
Вмешался Бобер.
— Василий Иосифович, зачем горячку пороть. Я могу и до утра подождать.
Василий, улыбаясь, назидательно сказал:
— Извини, Сева, ты можешь, а я не могу. — Повернулся к полковнику. — А ты, пока они летают, проследи, чтобы подготовили палату. Самую лучшую… С фикусом.
В палате на койке, под фикусом, скучал Бобер. Вошла Ксюша, очень хорошенькая молоденькая медсестра со шприцем в руках, строго посмотрела на больного.
— Вам укол.
— О, новенькая!.. Раньше я тебя тут не видел. Валяй!
Бобер перевернулся на живот, опустил пижамные штаны, выставив свой голый зад. Ксюша посмотрела и отвернулась.
— Не сюда.
Бобер слегка смутился и перешел на «вы».
— Извините, девушка. Целый месяц туда кололи. — Поднял штаны. Закатал рукав. Сестра уколола его в руку как-то очень неловко. — Ой!.. Что, только из училища?
Сестра смутилась еще больше.
— Да… Вам очень больно? Извините.
Бобер весело ответил;
— Это не боль, бывает побольнее… Вас как зовут?
— Ксения Николаевна.
— Солидно. А меня Сева.
— Я знаю, Всеволод Михайлович. Меня предупредили.
— Предупредили? — удивился Бобер. — Это в каком же смысле?
— А в таком — главврач приказал: сделала укол — сразу уходи… Вас все тут боятся.
Бобер удивился еще больше.
— Даже боятся?! Я что, начальник какой?
— Не начальник, а этот… Забыла, как они вас назвали… Вспомнила! Вы — центрфорвард!
Она быстро пошла к дверям. Бобер, хромая, сделал пару шагов за ней, позвал:
— Подождите, Ксения Николаевна!
Ксюша остановилась у двери.
— Слушаю вас.
Бобер склонился к ней, слегка приобнял за плечи, заговорил нежно:
— Ксения Николаевна… Ксения… Ксюша!.. Ты очень хорошая девушка. Если тебе надо научиться хорошо делать уколы, приходи и тренируйся на мне. Я терпеливый.
Ксюша высвободилась из-под руки, строго посмотрела на него.
— Больной, сейчас же ложитесь! Ходить вам разрешат только с будущей недели.
В просторном коридоре клиники было оживленно. Прогуливались спортивно-актерского вида молодые мужчины и женщины. У стены выполняла упражнение на «растяжку» красивая, лет двадцати шести, актриса Нинель Шумская. В коридор, прихрамывая, вошел Бобер. Остановился около актрисы, с любопытством поглядывал. Она тоже пару раз равнодушно взглянула на него.
Бобер начал «заход».
— Балет?… Гимнастика?… Цирк?…
Та ничего не ответила и высоко подняла красивую прямую ножку, сделав вертикальный «шпагат». Бобер восхитился.
— У вас здорово получается!
Нинель усмехнулась.
— Чтоб так красиво получалось, нужно тренироваться с семи лет.
— Точно! — согласился центрфорвард. И он точно так же поднял над головой ногу.
— Ого! У вас отличные данные, — удивилась Нинель.
— Говорят, — пожал плечами Бобёр.
Актриса заметила, что все смотрят на него. И, чуть смутившись, рассмеялась.
— Боже, как же я сразу не догадалась. Вы же тот самый знаменитый, несравненный Бобров! — Она протянула руку. — Нинель Шумская, актриса театра оперетты.
— Теперь понятно, В оперетте все нужно уметь, кивнул Бобер.
Они двинулись по коридору. Нинель кокетливо жаловалась:
— Ужасная тоска, Я второй месяц здесь.
— Можно что-нибудь придумать.
— Уже пытались. Здесь жуткие строгости.
— Пугаете?… Попробуйте через полчасика спуститься в сад.
— Хорошо. Но я думаю — все равно ничего не выйдет, — пожала плечиками Нинель.
Она пошла к себе в палату, а Бобер, прихрамывая, пошел к столику, где сидела Ксюша.
— Уважаемая Ксения Николаевна, разрешите позвонить?
— Звоните… только недолго.
— Видите ли… у меня личный разговор… — доверительно шепнул Бобер.
Ксюша вспыхнула, встала и ушла. Бобер набрал номер.
— Костя?… Слушай внимательно. Передай Толику — мне нужна машина и две формы… Одна — моя, вторая — поменьше, совсем маленькая… Потом объясню… Чтоб как штык был у больницы со стороны сада!.. Да… Да… Молодец, правильно догадался… Ближе к вечеру.
Под вечер Бобер и Нинель спустились в сад, где гуляли редкие больные, зашли за разросшийся куст сирени у больничной ограды. Бобер тихо свистнул. Из-за забора раздался ответный свист.
— Вбрасывай! — скомандовал Бобер.
Через забор пролетел небольшой тюк и застрял в кусте сирени. Бобер развязал тюк. В нем оказались две военные формы: одна офицерская, другая солдатская, с погонами сержанта. Бобер развернул солдатскую форму и недовольно сказал «забору»:
— Не мог еще одну офицерскую найти?
За забором обиделись:
— Сам сказал маленькую. Вот я свою и привез… Выходи быстрее, мы под «кирпичом» стоим.
Нинель, совершенно не стесняясь, сбросила пижаму. Стояла раздетая, в одном белье. Бобер взглянул на нее и не мог оторвать глаз от ее точеной фигурки.
Нинель улыбнулась.
— Что смотришь?… Переодевайся скорее.
Бобер вдруг шагнул к ней, обнял и приник к ее губам долгим поцелуем. Она ответила на поцелуй, потом, освободившись, сказала тихо;
— Не торопись, центрфорвард.
Бобер снова решительно притянул ее к себе.
— Выходи за меня замуж. У меня никого нет.
— Ну и атака! — Нинель, улыбаясь, посмотрела ему в глаза. — Что ж, стоит подумать… Может получиться неплохая пара.
Они быстро переоделись. Бобер застегнул китель, свернул свою и ее пижамы и бросил через забор, крикнул:
— Держи пас!
— Есть. Принял на голову, — ответили из-за забора. Бобер смерил взглядом высоту забора, сказал Нинель:
— Ладно. Пойдем через проходную… Если что, скажем, навещали Боброва.
Форма на Нинель была размера на два больше, сапоги тоже, но пилотка очень ловко сидела на ее пышных волнистых волосах.
На проходной старичок вахтер с удивлением оглядел их, спросил:
— Товарищи военные, у вас есть пропуск?
Бобер спокойно ответил:
— Есть. — И протянул вахтеру пятерку. Вахтер взял деньги, кивнул:
— Проходите.
Выйдя на улицу, Нинель весело рассмеялась, взяла Бобра под руку и, прижавшись к нему, пропела:
— «…Нам нет преград на море и на суше!»
Так, почти в обнимку, они пошли дальше, не зная, что неподалеку, на другой стороне улицы, было зданий военной комендатуры. На крыльце его стоял сам начальник комендатуры, долговязый седоватый полковник В тщательно отутюженных брюках и в кителе с начищенными пуговицами. Рядом с ним стоял патруль — капитан и двое солдат с повязками на рукавах'. Полковник им что-то говорил. Увидев идущих в обнимку по улице старшего лейтенанта Бобра и сержанта Нинель, так явно нарушивших все уставные нормы, начальник комендатуры даже замер от изумления. Потом зычно скомандова