– За хвост да в воду!.. в воду!.. За борт!.. Я открыл глаза.
– В воду! – кричал тонкий пронзительный голосок. – Вон! вон!!
Над головой беготня. Крики.
Что такое? На меня глядит испуганное лицо угрюмого соседа. В открытый иллюминатор слышу:
– Да где? где?
– Вон, вон… Волной захлестнуло…
– Да нет! во-он!
– Потонул… Это ужасно.
– Нельзя же так… Ведь на глазах… Он плывет, плывет…
– Если попросить капитана?.. Смотрите, он еще плывет!!!
– Ах! Жалко как!
– Не останавливать же парохода… Странный же вы человек!
Сбрасываюсь с койки и бегу. Навстречу попадается рыжий матрос.
– Господин, ваша собачка за бортом…
Марс в море – как по голове ударило. Я бегу, ничего не соображая. Вся палуба запружена народом. Тут и пассажиры третьего класса. Вытянуты головы. Стоит гул голосов.
Расталкиваю всех без стеснения, хочу видеть последние минуты моего умного и верного Марса.
– Все плывет, сердешный…
– Тоже живая душа, жить-то хочется… Нет, опять захлестнуло…
Я вижу простые лица. Я слышу жалеющие голоса. Марс едва-едва виден. Но я должен же хоть что-нибудь предпринять! Я замечаю фигуру капитана. Он смотрит в кулак на море. И дама с лорнетом что-то горячо говорит ему. Кто-то взвизгивает около, начинает плакать в голос.
– Нина, Лида, нельзя. Это неприлично. Да что же я медлю?
Я знаю, что нужно сделать. Я подбегаю к капитану.
– Господин капитан! Прошу вас… Прикажите задний ход… если можно… Он доплывет… Прошу вас… – Глаза капитана выпучены.
– Я заплачу расходы, если…
– Я также прошу, капитан. Я думаю, никто не может быть недоволен. Все от вас зависит…
Что такое? Около нас толпа. Глаза смотрят на капитана.
– Просим остановить пароход!
– Просим!
– Просим!!
– Жестоко не подать помощь… Они все, все они просят за моего Марса, который теперь выбивается из сил. Матросы сгрудились красивой синеющей группой. Они возле трапа и смотрят на нас, точно ждут.
– А жалко собачку-то! – выпаливает деловой человек. – Надо бы ее…
– Я прошу вас, капитан! – говорю я решительно. – Никто не возражает…
Капитан не отвечает. Он подымается, спокойный, на мостик и что-то передает в слуховую трубу.
– Задний ход велел дать, – угадывает старичок. – Я говорил, что велит!
А Марс… Он все еще плывет, то показывается, то прячется за гребешками волн. Его рыжая голова сверкает на солнце, маленькая, едва заметная, бугроватая голова.
Мальчуган с тросточкой, дергающийся и бледный, глядит, вытянув шею. И вижу я, как по носу его бежит сверкающая капелька и падает в море. Кто-то тяжко сопит над моим плечом и повторяет:
– Потопнет, потопнет…
– Кончился. Не видать. Захлестнуло…
– Да нет… Вон, опять вывернулся.
Что-то трется под ногами. Черный курносый нос что-то высматривает и вынюхивает в море. Я считаю секунды.
Пароход уже прет задним ходом, и мелкой дрожью дрожат борты. И голова Марса кажется заметней.
– Спустить шлюпку-у!!
Вот он, голосок, привыкший говорить с бурями и перекрикивать штормы! Капитан стоит, как монумент. И в его руке сверкают золотые часы. Я готов броситься и расцеловать этого морского волка в белоснежном кителе и с загорелым, как темная бронза, лицом.
– Браво! Браво, капитан!
Капитану устраивают овацию. Барышни в светлых платьях машут платками. Мальчонка прыгает. Торжество и светлые улыбки на лицах.
Матросы… Что за бравый народ! Они точно с цепи сорвались. А этот рыжий гигант! Он работает, как электрическая машина. Со шлюпки сорван брезент, и рыжий гигант, и еще трое – в лодке. Их ловко спускают с палубы, и визжат давно не ходившие блоки. И уже поплескивают весла на солнце.
Раз-два… Раз-два…
Синие спины, откидываются дружно и выгибаются, как хорошо натянутые пружины.
– Вот молодцы! Браво! Браво!
Сотни глаз прикованы к двум точкам на море: к голове Марса и к шлюпке. Я жду. Я хочу закрыть глаза и не могу.
Рядом со мной старичок. Его руки жестикулируют. Он точно повторяет ритмические взмахи весел. На секунду я оглядываюсь, чтобы не видеть последнего момента.
Стараюсь по лицам и по восклицаниям судить о том, что делается на. море. Какие лица! Я не узнаю их. Они все охвачены жизнью, одним желанием, одной мыслью. И нет в них ни вялости, ни скуки, ни равнодушия. Хорошие человеческие лица. А глаза! Они все смотрят, волнуются и ждут.
– Браво! Браво!
Я не могу больше ждать и гляжу на море. Шлюпка почти совсем подошла. Марс еще держится, до него не больше десятка шагов. Еще один взмах весел. И вдруг все ахнули: голову Марса накрыло большой волной. Нырнула и снова вынырнула шлюпка, и высокая фигура рыжего матроса поднялась в ней. Он всматривается в волны, что-то показывает рукой. Еще взмах.
– Пропал! Еще бы чуточку одну захватить…
– Смотрите! смотрите!
Гигант перевешивается за борт так, что шлюпка совсем накреняется. Он ищет руками в море. Он шарит в волнах.
Так кажется с парохода. И вдруг… вырастает красивая фигура, и в крепкой руке вытягивается из моря что-то сверкающее. С секунду он держит это что-то над морем, даже потрясает, оборачивается лицом к пароходу и показывает. И все мы видим, как падают сверкающие струи.
– Браво! У рра!! – дружно прокатывается по палубе.
– Молодцы! – кричит над самым ухом деловой человек. – Знатно!
Марс, шаловливый, надоедливый, всем досадивший Марс – спасен.
И все, решительно все, довольны, веселы. Счастливы даже.
Или это мне кажется так, потому что я сам готов прыгать и целовать и капитана, и старичка, и фрейлейн, и ее мопсика, и особенно этих красных легкокрылых бабочек, которые теперь прыгают на носочках и хлопают в маленькие ладошки. Нет, все счастливы. И какие у всех хорошие, добрые человеческие лица! И даже торговый человек забыл о своем чухонском масле. Он с упоением смотрит на возвращающуюся шлюпку и одобрительно потряхивает головой. А капитан! Как белый монумент, стоит он на мостике и смотрит на палубу, и как будто посмеиваются его добрые глаза всей этой глупой истории. Не думает ли этот бывалый морской волк, на глазах которого, быть может, погиб не один человек в балтийские бури, – какие все это взрослые и хорошие дети? А сам он? Не он ли раскатистым голосом так захватывающе кричал недавно:
– Спу-стить шлюп-ку-у!
И не он ли приказал высвистать сигнал:
«Капитан благодарит».
Нет, нет. И сам он тоже «того».
Я подхожу к нему и благодарю.
– Ну, что за пустяки… гм… Очень рад, что… того… – хрипит он, прикладывает руку к козырьку, и его умные глаза улыбаются. И кажется, будто он хочет сказать:
– Надо же когда-нибудь и пошутить… того… У мостика собралась молодежь и устроила капитану настоящую овацию, и капитан улыбался и брал под козырек, и всем, видимо, было очень весело. Даже паренек с продранным чулком прекратил атаку на мопса. А господин с огромным морским биноклем, пледом и в клетчатых панталонах, по всем признакам англичанин, когда я проходил мимо него к борту, сказал в пространство:
– Travelling is very pleasant.[1] И добавил, показывая тростью в море, на подвигавшуюся шлюпку:
– A reward must be given him.[2]
Весь пароход сбился к бортам. Уже приветствовали утопавшего и спасителей. Всем хотелось видеть важный момент – возвращение на сушу. Любители уже наводили глаза аппаратов, готовясь увековечить великое событие.
Англичанин эффектно смотрел в свой телескоп.
Завизжали блоки, зацепили канаты на крюки и потянули шлюпку. Первым показался рыжий гигант. В его руке, как большая палена и мокрая тряпка, висел за ворот несчастный Марс. Именно – несчастный. Что-то тощее, липкое и повислое. Трудно было поверить, что это именно тот самый вертлявый непоседа, пушистый ирландец.
Матросов окружили. Гигант, видимо, конфузился своему выступлению перед толпой в роли героя. Я потряс его стальную руку и положил в нее награду на всех.
– Ну, за что-с… Собачку-то тоже… Он, видимо, не любил разговаривать, как и его капитан.
– А ну-ка, любезный…
Деловой человек вытащил замасленный кошелек, порылся в мелочи и дал что-то. Дал и старичок. Англичанин протянул бумажку и сказал, поджав губы:
– Thank you.[3] На водка.
Матросы только успевали совать в карман, поглядывая искоса на капитанский мостик. Торопились выбраться из толпы. И вдруг с мостика был дан знак пальцем. Матросы вытянулись и ветром взбежали на вышку. Что такое? Взяли под козырьки. Стоят. Капитан говорит отчетливо, так что всем слышно на палубе.
– Шлюпка спущена того… в минуту и сорок семь секунд!
С премией в 9 секунд, чем в последнюю тревогу! Молодцы!
Получите… того… по рублю…
Целый триумф! Матросы побили рекорд, как говорится.
Знатоки уверяли, что две минуты для спуска шлюпки – наивысшая быстрота.
Но Марс… Он лежит без движения, окруженный толпой, и от него по уклону палубы текут струйки.
– Господа! Вы из третьего класса. Пожалуйте, пожалуйте… Теперь нужно было водворить забытый порядок, и третий помощник капитана очищал палубу.
– Плох он. Должно быть, воды нахлебался.
Я стоял над беднягой. Он дышал едва заметно, и глаза его были закрыты. Должно быть, он был в обмороке.
– Вы его потрите.
– Коньяку бы ему хорошо дать, – советовал деловой человек.
Я перенес Марса к сторонке и при помощи какой-то барышни стал растирать его. Кто-то, кажется, фрейлейн, принес нашатырный спирт. Марс чихнул, что вызвало страшный хохот. И представьте себе! Даже мопсик держал себя по-джентльменски. Он понюхал недвижную лапу Марса, обошел кругом, вдумчиво поглядывая на недавнего врага, и сел, почесывая за ухом. Марса накрыли теплым платком – его начинала бить дрожь.
Звонок призывал к вечернему чаю. Потянулись в кают-компанию. Детишек силой оттаскивали от «умирающего». Мальчуган с тросточкой два раза прибегал снизу справиться о положении дел. Смотрю, подвигается фрейлейн и несет что-то.