й песок сквозь грубое решето. Незначительное преимущество недостаточно для устранения возможности пата, и в результате, становится трудным сделать партию хотя бы немного интересной.
Причина зла не в какой-либо слабости современных маэстро - скорее, напротив, в их силе, - и не в правилах старинных шахмат, но в радикальной реформе, внесенной в игру XVI столетием. Благодаря введению рокировки, атаки на короля стали крайне затруднительными; таким образом, из шахматной комбинации исчезает важный, пожалуй, даже наиболее характерный момент. Далее, не следовало приравнивать попросту к ничьей такие старинные разновидности выигрыша, как пат и обнаженный король. Если желают правильно оценивать, необходимо создать шкалу, знающую различные степени оценки. Употребляемая в настоящее время оценка тремя способами - выигрыш, ничья и проигрыш, слишком ограничена. Ибо шкала природы имеет неизмеримое количество оценок, natura non facit altus (природа не делает скачков), и мы должны стараться брать природу за образец.
Швейцарские шахматисты предлагали для устранения механичности шахматной игры сделать ныне строго единообразное начальное положение эластичным. Это предложение, на мой взгляд, не уничтожает зла в корне. Через сравнительно недолгий срок шахматисты создадут теорию, которая сможет быть удобно применена, и нынешнее зло, именно то, что скудная шкала современной игры ограничивает поле действия, - вновь парализует фантазию.
Реформа игры, родиной которой была Италия, в конце концов, послужила на пользу не творчеству гения, а только посредственности, блещущей памятью. Изменение предложенное швейцарцами, лишь на короток кое время отделило бы гения от посредственности; затем память снова одержит верх, а гениальность останется бесплодной, благодаря скудности оценочной шкалы. Начальное положение может быть изменено, может остаться как есть - это не имеет значения, важно, чтобы была уничтожена рокировка и расширена шкала оценки, Можно подойти к этому способом, опубликованным мною четыре года тому назад в венгерском шахматном журнале (Skak Vilag): мат дает 10 очков, пат - 8, обнаженный король - 6, ничья - 5, получить 'обнаженного короля - 4, получить пат - 2, получить мат - 0.
Подобная шкала ни в каком отношении не обеднит игру, а во многих отношениях внесет в нее разнообразие. Кто при нынешних правилах стремится к пату, будет добиваться его и при новых, ибо пат и, теперь все-таки лучше мата. Таким образом, комбинации, применяемые сейчас, не исключены, напротив, появятся новые, во-первых, комбинации, в которых тонкой игрой можно добиться пата или воспрепятствовать ему, во вторых, комбинации, в которых делают или, наоборот, получают обнаженного короля. И так как уничтожается, как сказано, рокировка, то короли будут находиться в центре, атака на короля и защита его приобретут несравненно более высокое значение и дадут больше возможностей, чем до сего времени.
Я, конечно, не предполагаю, чтобы большинство молодых маэстро немедленно одобрили это предложение. Я рад, что и для них пришло время. Тем не менее, и они когда-нибудь почувствуют препятствие в скудности оценочной шкалы, знающей только мат и ничью, которые уже не в силах вознаградить тонкие небольшие преимущества и тем обесценивают работу фантазии.
Я радуюсь появлению новых сил на горизонте шахматного мира Я вспоминаю из дней моей молодости, что стареющие маэстро часто имеют тенденцию закрывать дорогу молодым силам и тем препятствуют прогрессу игры. Я не желаю принадлежать к тем, кто заслоняет путь молодежи; руководствуясь этим чувством, я уже в Гаванне выразил мое намерение отказаться от права на матч-реванш и освободить путь высоко ценимому мною Рубинштейну.
Я не собираюсь, разумеется, тем самым отказаться от шахматной деятельности. Пусть я не цезарь, но я и не побежден, и думаю, что смогу еще быть чем-нибудь полезен. Я хочу еще послужить жизни, науке и шахматам. Но я хочу предварительно со стороны присмотреться к игре. Я имел достаточно возможности, пусть теперь молодежь воспользуется ею. Среди нее мы видим Рубинштейна, Алехина, Боголюбова, Тартаковера, Бернштейна, Видмара, Шпильмана, Рети - может быть даже совсем юного Эйве,-среди них Дурас и Костич, и еще несколько молодых маэстро, все они имеют школу. А кто обладает школой, тот имеет право быть выслушанным. Молодые маэстро, надеюсь, добьются объединения шахматного мира в деятельную организацию. Теперь же она имеет печальный вид.
Прежде, чем я отправился в Гаванну, я путем долгих переговоров с Капабланкой условился, что партии матча останутся нашей собственностью. Это условие было письменно зафиксировано и включено в соглашение. Но оно не было соблюдено.
Из Нью-Йорка прибыл г. Гартвиг Кассель, который тотчас же нарушил свое обещание охранять право собственности на партии; и так он телеграфно сообщал их "Associated Press" и "United Press", которые затем передавали партии в Аргентину и Европу, то и соглашения с печатью потеряли всякую ценность, и маэстро были ограблены в своих правах. Правда, г. Касселю запретили вход в залы, но дело им было сделано.
Итак, г. Кассель, вам обязаны мы тем, что "United Press" и "Associated Press" в продолжение двух месяцев эксплоатировали имена и творчество двух маэстро, несмотря на их ясно выраженную волю, и не уплатив за это никакого гонорара. Что для вас значит нарушить слово, когда можно сделать выгодное дело! Печать, в общем держалась с достоинством и услужливо. Судьи и критики облечены высокими правами и несут высокую ответственность. Г. г. Гельмс, Берн, Шельфгаут, Мизес, Тарраш - руководители шахматной прессы в Соединенных Штатах, Англии, Голландии и Германии, стремились дать серьезную, обоснованную оценку. Хорошая шахматная критика требует, наряду с стремлением к объективности, также любви к шахматам и понимания мастерской игры; именно потому указанные литераторы выделяются среди прочих коллег их по перу. Г. Касселю шахматная игра безразлична. В Нью-Йорке он заменил величайшего шахматного писателя всех времен, Вильгельма Стейница, - американские газеты, по скверному совету, оставили великого маэстро без куска хлеба, предпочтя ему ловко навязавшегося невежду. От Стейница до Касселя, - какое падение!
Шахматисты Гаванны всеми лойяльными средствами старались охранить мои права, облегчить мою работу и сделать мне пребывание там приятным. Я сохраняю дружеские воспоминания о г. Рафаэле Пазос, моем услужливом секунданте, с уважением вспоминаю беспристрастие супер-арбитра г. Понсе; и я с большим удовольствием вновь увидал моего коллегу, маэстро Стерлинга, с которым я в 1900 году познакомился в Париже. Приношу свою благодарность г. Труффин за хлопоты, которые я ему причинил и которые он любезно принял на себя; с удовольствием также вспоминаю часы, проведенные в шахматном клубе в кругу студенческой молодежи.
Но апрельский климат Гаванны был далеко не столь лойялен. По окончании 14-й партии я дал себя тщательно исследовать известному гаваннскому врачу-психиатру, д-ру Анциано. И он, как и домашний врач моего друга, настойчиво рекомендовал мне отдых. Затем начались переговоры по поводу формы моего отказа от продолжения матча, которыми беспристрастно руководил г. Понсе. Они носили оживленный характер, но все-таки привели к соглашению. Я послал письменный отказ, при чем никакого основания не указывал. С лихорадочной поспешностью я приобрел билеты на пароход, отплывавший в Испанию - по совету д-ра Анциано мне не следовало тотчас же ехать в Северную Европу - и через пару дней мы отправились в море.