такой простой ход размышления оказался недоступным. Невольно возникает вопрос, каких бы вершин достиг мировой прогресс, если бы специальный метод обучения подготавливал людей к чистому наблюдению и логическому мышлению.
Сколько в мире пропадет времени и интеллектуальных усилий только потому, что ложное кажется великим, а истина чем-то мелким и незначительным.
Я рассказываю об этом для того, чтобы подчеркнуть настоятельную необходимость воспитывать новое поколение с помощью более рациональных методов, ведь именно от грядущего поколения мир ожидает прогресса. Мы научились использовать нашу окружающую среду, но мне кажется, сейчас назрела необходимость разумного использования человеческих ресурсов посредством научного просвещения.
Возвращаясь к методике обучения письму, разработанной Сегеном, следует заметить, что она подтверждает еще одну истину: в преподавании мы выбираем слишком извилистые пути, что сродни нашему подспудному желанию усложнять вещи и ценить замысловатое. В качестве примера можно привести и самого Сегена, который преподавал геометрию только для того, чтобы научить ребенка писать, и который заставлял детский ум прилагать все силы, чтобы следовать геометрическим абстракциям, сводящимся к простой попытке нарисовать печатную букву D. И в конце концов, разве не придется ребенку предпринять еще одну попытку чуть позже, чтобы забыть печатные буквы и выучить прописные?
И мы до сих пор все еще верим, что перед тем, как приступить к письму, ребенок должен научиться чертить вертикальные палочки. Это убеждение уже стало общепринятым. И мало кому приходит в голову, насколько противоестественно начинать прописывать округлые буквы алфавита с прямых линий и острых углов.
И после этого мы удивляемся, почему детям так трудно поначалу вывести красивый изгиб буквы О[55]. Но ведь мы сами прикладывали массу усилий для того, чтобы заставить ребенка заполнять страницы за страницами палочками и острыми галочками! Кому мы обязаны этой освященной веками мысли, что первым знаком при обучении письму должна быть прямая линия? И почему мы так упорно не хотим учить детей рисовать кривые?
Давайте на минуту забудем обо всех предрассудках и пойдем более простым путем. Быть может, нам удастся избавить последующие поколения от ненужных усилий при обучении письму.
Нужно ли начинать письмо с прописывания палочек? Одной минуты ясного логического размышления достаточно, чтобы мы ответили на этот вопрос отрицательно. Ребенок затрачивает слишком много усилий, чтобы выполнить это упражнение. Первые шаги должны быть легкими, а движения руки вверх-вниз, наоборот, являются самыми трудными. Только профессиональный каллиграф сможет заполнить целую страницу вертикальными черточками, сохранив при этом правильность штрихов, но обычному человеку это под силу лишь в некоторой степени. На самом деле прямая линия уникальна и представляет собой кратчайшее расстояние между двумя точками, тогда как любое отклонение от направления образует линию, уже не являющуюся прямой. Поэтому прописывать бесконечные отклонения значительно легче, чем единственную в своем роде прямую, олицетворяющую совершенство.
Если мы попросим нескольких взрослых человек провести на доске прямую, каждый начертит длинную линию, идущую в различных направлениях, некоторые начнут с одной стороны, некоторые с другой, и почти все смогут провести прямую линию. Но стоит только попросить их начертить линию в определенном направлении, начиная с указанной точки, как умения, проявленного при выполнении первого задания, как не бывало. Почти все прямые будут длинными – поскольку только по инерции линия может пойти прямо.
Попроси мы их сделать линии короче, указав точную длину, количество ошибок и неточностей увеличилось бы, так как ослабится сила инерции, которая помогает сохранить определенное направление. В дополнение ко всем прочим ограничениям, применяемым в обучении письму, мы также требуем, чтобы ученик держал орудие письма определенным образом, а не так, как подсказывает ему природный инстинкт.
Одним словом, к первому акту письма, который должен быть результатом свободной воли ребенка, мы подходим с чрезмерной рациональностью и ограничениями. При этом мы требуем, чтобы все палочки были строго параллельными, тем самым ставя перед ребенком трудную и совершенно бессмысленную задачу, ведь он не понимает конечной цели всех этих мелочей.
Когда я посещала школы для умственно неполноценных детей во Франции, я заметила, что, прописывая вертикальные палочки в своих тетрадях, воспитанники под конец страницы постепенно переходят на букву С (Вуазен[56] также обратил внимание на этот феномен). Это свидетельствует о том, что у неполноценного ребенка, чей мозг не обладает столь же высокой сопротивляемостью, что и у нормальных детей, и поэтому более подвержен утомляемости, попытки подражания постепенно вытесняются естественными движениями, которые оказываются сильнее навязанных со стороны навыков. Поэтому вертикальные палочки постепенно превращаются в кривые и все больше начинают походить на букву С. В тетрадях здоровых детей такого не увидишь ввиду того, что они усилием воли заставляют себя дописать палочки до конца страницы, тем самым маскируя допущенную нами дидактическую ошибку.
Посмотрим на спонтанные рисунки здоровых детей. Подобрав упавшую на землю веточку, ребенок начинает рисовать что-то на песчаной садовой дорожке, и на этих рисунках мы никогда не увидим коротких прямых черточек, а лишь длинные, затейливо переплетенные кривые.
Сеген наблюдал то же самое явление, когда горизонтальные линии его воспитанников быстро превращались в кривые, но объяснил этот феномен подражанием линии горизонта!
Тот факт, что выведение вертикальных палочек должно подготовить ребенка к написанию букв алфавита, противоречит банальной логике: ведь буквы состоят из кривых.
Кто-то скажет: «Но во многих буквах все-таки присутствуют прямые». Это действительно так, но это не повод начинать обучение письму именно с этого элемента. Конечно же мы можем провести анализ знаков алфавита, выделив в них прямые и кривые линии, подобно тому как, анализируя языковое общение, мы обнаруживаем грамматические правила. Но ведь разговариваем мы, совершенно не обращая внимания на эти правила. И почему бы нам не писать независимо от подобного анализа, без дробления целостного знака на мелкие части?
Было бы очень грустно, если бы мы начинали говорить только после того, как выучили грамматику. Это все равно что требовать проведения скрупулезных расчетов, прежде чем посмотреть на небо, усыпанное звездами. Столь же нелепо полагать, что перед тем, как учить умственно отсталых детей письму, мы должны познакомить их с абстрактным происхождением линий и проблемами геометрии!
Жалости достойно человечество, которое вынуждено производить анализ составляющих частей буквенных значков, для того чтобы научиться писать. В действительности те усилия, которые мы считаем неотъемлемой частью обучения письму, представляют собой сугубо искусственные усилия, обусловленные не самой природой письма, а методами обучения письму.
Давайте на минуту отбросим в сторону все устоявшиеся догмы. Не будем обращать внимание на культуру и традиции. Нам неинтересно знать ни как человечество начало писать, ни сам факт происхождения письменности как таковой. Давайте откажемся от убеждений, полученными нами из закостенелой традиции, твердящей, будто развивать навыки письма нужно, прописывая вертикальные палочки; давайте попытаемся быть свободными и объективными в душе, какою и является та правда, которую мы ищем.
«Понаблюдаем за человеком, который пишет, и проанализируем выполняемые им движения», то есть механические действия, участвующие в процессе письма. Такого рода наблюдение будет чисто умозрительным изучением письма, тогда как само собой разумеется, что мы должны изучать человека, который пишет, а не само письмо, субъект, а не объект. Многие же, напротив, начинали с изучения объекта, исследуя само письмо, и строили на этом свою методику.
Но если метод отталкивается от самого человека, то такой способ обучения будет бесспорно оригинальным – он будет кардинальным образом отличаться от предшествующих методик, знаменуя новую эпоху в обучении письму на основе антропологии.
Действительно, когда я проводила эксперименты со здоровыми детьми, если бы я задумалась над тем, какое название дать разработанному мной методу, то, даже не ведая, к каким результатам это приведет, я бы назвала его антропологическим методом. Конечно же мои познания в антропологии оказали существенное влияние на возникновение этой методики, но опыт подсказал мне, как это ни странно, другое название, которое сейчас представляется мне более удачным: «метод спонтанного письма».
Работая с умственно неполноценными детьми, я случайно обнаружила следующий факт: отстающая в умственном развитии девочка одиннадцати лет, обладающая достаточной силой и развитой моторикой пальцев рук, никак не могла научиться шить, ей не под силу была даже самая легкая работа – штопка, состоящая из продевания иглы под тканью, а затем поверх нее, и так далее, с интервалом в несколько нитей.
Я усадила девочку за плетение ковриков Фребеля, где полоска бумаги пропускается горизонтально между вертикальными полосками, закрепленными с обоих концов, как при штопке. Между этими двумя упражнениями действительно есть аналогия, и я с интересом стала наблюдать за девочкой. Когда она научилась ловко справляться с плетением Фребеля, я снова усадила ее за шитье и с радостью убедилась, что теперь девочка может сама штопать. С тех пор наши уроки шитья начинались с обычных ковриков Фребеля.
Я убедилась в том, что движение руки, необходимое для шитья, можно развить,