Когда, наконец, беру себя в руки и поворачиваюсь, Марса во дворе уже нет.
Только тогда решаюсь нараспашку открыть окно, впуская в комнату воздух.
Глава 2
Если забыть о злобной ведьме Запада и парочке ее приспешников, моя жизнь в Озе напоминает сказку. Вкуснейшие блинчики на завтрак по папиному рецепту – моя любимейшая часть дня. Особенно по таким дням, как сегодня.
– Снова пойдешь слушать, как играют «Волки»? – папа подкладывает мне еще несколько блинчиков, которыми я до отвала набиваю рот.
Он считает, что я – как бы это выразиться? – дружу со Стадом. Ну там, хожу на их тусовки и репетиции группы, гуляю допоздна – в общем, по полной провожу свое лето. Не зная, что все это время я либо сижу на пристани, либо помогаю в книжном клубе.
Не хочу заставлять его волноваться, раскрывая свою маленькую безобидную ложь, поэтому киваю.
– Может, мне сходить разок с тобой? – облокачивается о кухонный шкаф и складывает на груди руки, а я едва не давлюсь любимым завтраком.
– Э-эм… ты ведь не любишь рок, пап.
– Нет, но было бы неплохо проникнуться молодежной музыкой, как считаешь? Во сколько у них репетиция?
– В семь, – сдает меня Итан.
Интересно, сколько дают за убийство младшего брата?
– Отлично, думаю, к этому времени я смогу закончить свои дела.
– Ну-у… это ведь только репетиция, – хватаюсь за соломинку, – концерт намного масштабнее…
– И многолюднее, – перебивает. – Не люблю толпу, ты ведь знаешь.
Ага. Знаю.
– А можно я тоже пойду? – Итан улыбается, а мне так хочется отвесить ему смачный подзатыльник, что едва сдерживаюсь.
– Нет. Я уже говорил, подобные мероприятия – не для детей.
– Мне уже тринадцать!
– Итан.
– Вот вечно так, – бурчит, а я облегченно выдыхаю.
Хоть с чем-то повезло.
– Ладно, мне пора, – вскакиваю со стула, на ходу дожевывая последний кусок.
– Идешь гулять?
– Мм-м, вроде того. Сегодня книжный клуб.
– Верно. Что обсуждаете?
– «Грозовой перевал», – отвечаю, но в который раз ловлю себя на мысли, что было бы неплохо начать читать учебники. Ту кучу умных книг по психиатрии, которую Нью-Йоркский университет рекомендует всем своим студентам прочитать к началу обучения и которую я, поступив, притащила с собой в Оз.
– Я рад, что ты нашла здесь друзей, Бэмби.
– Пап. – смущаюсь. – Ну договаривались же.
– Еще пять лет назад тебе нравилось, когда я так тебя называл, – смеется.
– А еще пять лет назад я играла в куклы и думала, что стану модельером.
Притягивает меня к себе и крепко обнимает. Дышит прямо в волосы так, что я расслабляюсь, забывая обо всем на свете. В его объятиях всегда как в коконе – безопасно.
– Иногда я забываю, что ты уже такая взрослая. И мне страшно тебя терять.
– Не потеряешь. Потому что я никуда от тебя не уеду.
– Иди, – целует в волосы и отпускает, – повеселись, ладно?
– Как всегда! – обещаю, практически вылетая из дома.
Вдыхаю влажный утренний воздух и улыбаюсь, поправляя за спиной рюкзак.
Оз – огромная территория с многочисленными дорожками, улицами и кварталами, но мне нравится прогуливаться по нему пешком. Узнавать, исследовать, наблюдать.
Проект поселка официально еще не завершен. Папа планировал сдать его в июне полностью доделанным: как привык, до мелочи. Но запущенная заказчиком реклама дала настолько ошеломительный результат, что покупатели начали съезжаться толпами. Никто не хотел ждать. Участки скупали с еще недостроенными домами, причем, насколько я знаю, по просто баснословным ценам. В итоге, так как остались больше косметические работы, нежели капитальные, было решено разрешить заселение.
Собственно, так Стадо здесь и оказалось.
Ну и мы вместе с ним.
Но знаете что?
Не все в Озе такие.
Есть и простые, добродушные люди, нашедшие здесь не только тихое пристанище, но и работу. Не испорченные деньгами и влиянием. Обычные. Как мы.
Добредаю до небольшого книжного магазинчика, спроектированного по моему детскому рисунку, в который папа словно вдохнул новую жизнь. Это уютный домик в стиле прованс, окруженный лавандовым полем, летними скамейками и волшебными огнями. После пристани это еще одно место в Озе, где я чувствую себя своей. Особенно ночью, когда все вокруг будто бы оживает.
Толкаю калитку и вдыхаю пьянящий пряный запах, смешанный с ароматом свежей выпечки и книг. Один из моих любимых.
– Доброе утро, дедушка!
– Ри, милая, это ты?
– Как и всегда в это время, – широко улыбаюсь, когда большие медвежьи лапы заключают меня в свои объятия.
– Грейс испекла твой любимый пирог.
– Не терпится попробовать.
Дедушка Эл смеется, а затем машет в сторону дома.
– Иди, дочка, иди. До открытия еще целых полчаса.
У меня нет родных дедушки и бабушки. Я потеряла их рано. Точнее, папа потерял, а я просто их не знала. И так уж вышло, что за какие-то несколько недель эти люди сумели подарить мне целую семью. Наверное, глупо, но я люблю их, как если бы знала всю свою жизнь. И они так же любят меня.
– О, детка, я так рада, что ты пришла! Помоги-ка мне скорее.
Успеваю подхватить пирог прежде, чем он плашмя падает на пол.
Что было бы весьма прискорбно.
Весьма-весьма прискорбно.
– Кажется, я готова съесть его весь, – широко улыбаюсь, и бабушка смеется.
– На здоровье, милая. В духовке еще два подходят.
Через двадцать минут я уже могу похвастаться тремя выпитыми кружками облепихового чая и четырьмя съеденными кусками персиковой сдобы. И не спрашивайте, куда в меня столько влезает (особенно после двойной порции блинчиков на завтрак), но я всегда очень много ем. Это мой бич. Мое проклятие. Называйте, как хотите.
И ах да, я из тех самых злобных ведьм, которые едят и не поправляются.
Теперь можете меня убить.
Закончив уборку, завариваю большой чайник чая и ставлю на стол два оставшихся пирога. Как говорит бабушка – «хорошая книга и выпечка, приправленная щепоткой любви, способны растопить любое сердце». Вообще-то наш книжный клуб не похож на остальные. Да, мы обсуждаем книги, делимся впечатлениями, переживаниями, идеями. Но главное – находим здесь дом. Каждый по-своему и свой. Но дом.
– Итак, сегодня обсуждаем «Грозовой перевал»…
Плюхаюсь в широкое подвесное кресло и рядом, сворачиваясь клубочком, пристраивается Хитклифф – крошечный светло-серый котенок, которого я подобрала в прошлый четверг. У папы аллергия на шерсть, поэтому дедушка с бабушкой оставили его у себя. Так беспризорный уличный дворняжка стал благородным пушистиком с замашками дворянина. Которого, кстати говоря, балуют вкусной едой чаще, чем меня.
Сегодня пришло даже больше людей, чем обычно. Две уже пожилые пары с южной стороны, их внуки – Мейси и Адам: обоим вроде бы лет по шесть. Люси из цветочного. Стив – наш сосед. И еще несколько человек, которых я видела впервые. Наверное, зазывные листовки сработали. Нужно обязательно расклеить еще.
За бабушкиным вступлением и шутками дедушки не замечаю, как расслабляюсь. Настолько, что уже через пять минут не слышу посторонних звуков и голосов. Ни детского смеха, ни топота неугомонных ног – ничего. Абсолютно.
И слишком поздно понимаю почему.
Не без хорошего пинка, конечно.
– Милая, просыпайся, – тепло знакомого голоса обволакивает, и я лишь сильнее проваливаюсь, – нет-нет-нет, не вздумай. Сегодня ведь концерт, помнишь?
Концерт.
Марс!
Меня так резко выбрасывает из сна, что на мгновение даже забываю, где нахожусь.
– Я что, уснула? – О, нет, это плохо, очень-очень плохо. – Я ведь должна была с докладом выступать…
– Ничего страшного, детка. Люси неплохо справилась.
Успокаиваюсь, хотя чувство вины все еще грызет.
Хитклифф растягивается и мурчит сквозь сон, а я по инерции бросаю взгляд на часы.
– Уже три? – ахаю, не понимая, как могла проспать почти пять часов.
В кресле. Сидя.
– Вот так вырубило тебя, сами диву даемся, – смеется дедушка, – поди ночка совсем бессонная была.
– Замолчи ты, старый, – шутливо бьет его по руке.
А я бы смутилась, если бы было чему.
Если бы я, скажем, гуляла с Макстоном, а не пялилась всю ночь в его окно.
Что, наверное, тоже своего рода неловко, но ведь об этом никто никогда не узнает, верно? Кроме Скайлер. Ей я рассказываю все.
– Мне, наверное, пора. Еще переодеться нужно.
– Конечно, милая, иди. О, и захвати несколько кусочков пирога для папы.
Дома ставлю контейнер в холодильник, принимаю душ и выбираю джинсовые шорты и простую белую майку. Как бы ни хотелось надеть платье: а) оно неудобно в долгой дороге; б) так я буду менее заметной, учитывая, что на этот раз мне придется войти…
Может еще не поздно сказать, что я заболела?
Как раз достаю с полки худи, когда звонит мобильник.
Папа.
Черт.
Черт-черт-черт.
Закусываю губу и отвечаю, потому что не сделать этого и довести единственного и любимого родителя до приступа – плохая затея.
– Да, пап, я уже выхожу.
– Бэмби, прости, на объекте возникли срочные дела, которые необходимо доделать к утру. Боюсь, что не смогу пойти с тобой на репетицию.
– Ничего. Сходим в другой раз.
ГОСПОДИ, СПАСИБО ТЕБЕ!
– Будь осторожна, ладно?
– Пап, до клуба всего несколько километров.
– Тебя подвезут?
– Как и всегда.
– Не забывай звонить.
– Обещаю.
– Люблю тебя.
– И я тебя.
Отключаюсь и сую телефон в боковой карман кожаного рюкзака. До репетиции остается полтора часа. Как раз, чтобы добраться до черты города, а там – и до бара.
Почти всю дорогу болтаю со Скай, моей единственной лучшей подругой и здесь, и в Нью-Йорке. Она поддерживает меня, какие бы глупости я не вытворяла. А еще – разделяет мою страсть к музыке. Как и каждую среду, мы слушаем, как репетируют «Волки». Смеемся, поем и практически без устали говорим о Нем.