В половине третьего позвонила мать.
— Как у тебя дела?
— Хорошо. Работаю.
— Ну, работай.
— Зачем ты сказала Столбовому, что у меня ангина?
— А что я должна была сказать? Что у тебя свидание при луне?
— Он, между прочим, очень беспокоился за мое самочувствие и отпустил на три дня.
— А ты и рада.
— Для чего ты позвонила? Чтобы меня пилить?
— Я позвонила, потому что волнуюсь. Мне кажется, ты и впрямь не совсем здорова, хоть это и не ангина.
— Правильно, мам, это любовь. Я тебя целую. — Женя улыбнулась и повесила трубку.
Женька так и не объявился, хотя она ждала его звонка весь остаток дня. Ровно в шесть Женя написала матери записку: «Не волнуйся. Я ушла. Вернусь поздно, но все-таки вернусь».
Она твердо решила, что больше не поедет к Женьке домой. Его мать приводила ее в состояние тихого шока. Лучше уж притащить его сюда, матери ничего не останется, как смириться и пережить это.
Он ждал ее, как и вчера, у памятника. Увидев, пошел навстречу. Женя с ходу влетела в его объятия.
— Что у тебя с телефоном? Я звонила весь день.
— Деньги кончились.
— Что ж ты с утра об этом не сказал?
— Да я сам не знал, думал, осталось еще хотя бы центов двадцать.
Они смотрели друг на друга и не могли насмотреться. Потом оба хором, одновременно, произнесли:
— Жень! — и рассмеялись.
— Нет, так нельзя, — решительно проговорил Женька. — Заколебало, что мы тезки. Надо тебе придумать какое-нибудь прозвище.
— Почему именно мне? — заартачилась Женя. — Давай, лучше тебе придумаем.
— У меня никогда в жизни прозвища не было. Даже в школе.
— Почему это?
Женька презрительно хмыкнул.
— Потому.
— Исчерпывающий ответ. — Женя вспомнила, как Люба говорила о том, что Женьку не любили одноклассники. Любить — не любили, а прозвища, стало быть, не придумали? Странно.
— Так как мы тебя будем называть? — нетерпеливо произнес Женька.
Она пожала плечами.
— Не знаю. В детстве меня называли Пичужкой.
— Кто называл?
— Отец.
— Где он сейчас?
— Умер. А сначала влюбился в другую женщину и ушел от матери.
— Ты его ненавидела? — спросил Женька.
— Нет, что ты! Я его очень любила. Хотя… первое время после его ухода, пожалуй, действительно ненавидела.
— А потом?
— Потом поняла, что сердцу не прикажешь. Разве человек виноват в том, что полюбил снова?
— Что полюбил — не виноват, — проговорил Женька. Голос его звучал странно глухо.
— Вот и я про то же, — сказала Женя.
— Значит, Пичужка, — произнес он задумчиво. — А ничего, сойдет. Мне даже нравится.
— Комплекция у меня совсем не для такого прозвища, — рассмеялась Женя.
— Неважно. Будешь Пичужкой, и все тут. Давай автограф оставим на памятнике.
— Царапать? — испугалась она.
— Зачем? — Женька поднял с земли обломок какой-то ветки и подвел ее к мраморному постаменту. Подножие было покрыто снегом. — Пиши. — Он протянул ей сучок.
— Что писать?
— Что хочешь. Ты же у нас умная.
Женя подумала, потом вывела затейливой вязью на снегу: «Женька и Пичужка. Январь 2005».
— Получается, как у Ильфа и Петрова. «Киса и Ося были здесь». Читал?
— Может быть. Не помню.
— Позор. Ладно, куда мы на этот раз пойдем? Снова на каток?
— Можно. Ты как?
— Честно говоря, ноги жутко болят с непривычки.
— Тогда давай в кино.
— Идет.
Они купили билеты в Россию на «Призрак оперы». Фильм выбрала Женя. Женька протестовать не стал, но места попросил в последнем ряду. Едва вспыхнул экран, Жене стало ясно, что ничего смотреть они не будут. Неподалеку от них сидела такая же парочка. Сначала они смущались друг друга, но потом разошлись вовсю. Женя и незнакомая девчонка даже пальто сняли.
«Не хватает еще групповухи», — думала Женя, тая в Женькиных объятиях. Та, другая, тоже таяла и млела — Женя видела ее лицо, счастливое и блаженное, с заведенными глазами. «Наверное, им так же, как и нам, некуда деться, вот и шляются по кинотеатрам».
Откуда-то спереди гремела музыка, на экране страдали герои — там тоже была любовь. Женя не заметила, как фильм закончился. Ей было жарко, голова шла кругом. Они с Женькой с сожалением поднялись со своих мест и побрели к выходу. У дверей их догнали «товарищи по несчастью». Женя услышала, как парень шепчет на ушко девчонке: «Солнышко, пошли к Вадику. Ну, пошли! У него предки в доме отдыха». Его подружка лишь обалдело хлопала глазами.
В ту же минуту Женька, наклонившись к Жениному уху, жарко выдохнул:
— Поехали ко мне.
— Лучше ко мне, — проговорила она поспешно.
— Не лучше. У тебя мать.
— У тебя тоже.
— Моя не в счет.
— Пойми, я не могу каждую ночь исчезать из дому. Мне ведь потом весь день за учебниками сидеть.
— А мне к шести на работу.
— Значит, нам надо сделать паузу, — сказала Женя решительно.
— Ну уж нет. Поедем к тебе, я в двенадцать уйду.
Она обрадовалась, что сумела-таки его переспорить. Значит, не такой уж он упертый, надо просто тверже добиваться собственной цели.
Они вошли в метро и через сорок минут были у ее дома.
— Ты, главное, ни на что не обращай внимания, — проинструктировала она Женьку, прежде чем позвонить в дверь. — Моя мама вполне здорова, но у нее есть по отношению к тебе некоторые предубеждения, благодаря вчерашнему.
Он неопределенно кивнул и промолчал. Женя нажала на кнопку звонка. За дверью послышались шаги. Щелкнул замок.
— Молодец, что так рано… — начала Ольга Арнольдовна и осеклась. Лицо ее вытянулось, глаза опасно округлились.
Женя сладко улыбнулась и шагнула через порог.
— Мама, познакомься. Это Женя Карцев. Я тебе о нем рассказывала. Помнишь?
— П-помню, — выдавила Ольга Арнольдовна, слегка отступая назад, в прихожую.
— Замечательно! — бодро проговорила Женя. — Жень, ты заходи, не стесняйся. Чувствуй себя, как дома. Мою маму зовут Ольга Арнольдовна.
— Очень приятно, — пробурчал Женька себе под нос и зашел в коридор.
Мать застыла в оцепенении, как статуя, и буквально пожирала его глазами.
— Будь добра, поставь чайник, — попросила ее Женя, предчувствуя, что сию минуту разразится буря.
— Чайник… — как зомби, повторила Ольга Арнольдовна. — Ах, да, чайник. — Она стремительно развернулась и скрылась на кухне.
«Глядя на нее, запросто можно решить, что она тоже сумасшедшая», — с горечью констатировала Женя.
Женька так и стоял посреди прихожей, не раздеваясь.
— Ну, ты-то чего? — в сердцах проговорила она. — Окаменел, что ли? Снимай свою куртку, и пойдем. Теперь я буду тебя кормить, хотя кухарка из меня скверная.
— Может, мне лучше уйти? — он на всякий случай взялся за ручку.
— Я тебе дам, уйти! Делай, как я сказала.
Он послушно расстегнул «молнию». Лицо его при этом сделалось сумрачным и непроницаемым — точь-в-точь таким, каким бывало во время репетиций. Женя подождала, пока он переобуется, затем потянула за собой из коридора.
Электрочайник уже успел вскипеть. Мать сидела за столом, неестественно выпрямив спину. Женя, стараясь сохранять беспечный и веселый вид, заглянула в холодильник.
— У нас есть что-нибудь к ужину?
— Курица. И картошка. Но только одна порция — я не рассчитывала, что придут гости.
— Прекрасно, — пропела Женя, доставая накрытую крышкой сковороду. — Я обойдусь, мне худеть надо. Жень, да ты садись.
Женька подвинул к себе табурет и сел, неловко сложив на коленях руки. Ольга Арнольдовна с преувеличенным вниманием наблюдала за тем, как Женя ставит сковороду на плиту.
— Убавь газ, а то сгорит.
Та покладисто повернула конфорку.
— Нет, не так. Теперь слишком мало.
— Встань и сделай сама, — не выдержала Женя.
Мать вскочила и подлетела к плите.
— Вечно «сделай сама»! Я и так все за тебя делаю. Все! А благодарности не дождешься. Вот она, твоя благодарность! — она кивнула на Женьку. — Вот!
— Выпей валерьянки, — тихо проговорила Женя, отходя к столу. — Выпей, тебе необходимо. Чтобы успокоить нервы.
— Ты еще иронизируешь! — Ольга Арнольдовна швырнула крышку и быстрыми шагами вышла вон.
Женя молча смотрела на Женьку, на ее глазах закипали слезы бессилия. Он мрачно усмехнулся.
— Я ей не понравился.
— Конечно, — горько произнесла она, опускаясь рядом с ним на табурет. — Ей нравился Крашевников. Вы не слишком похожи.
— Он был здесь?
— И не раз. Чай пил и мило беседовал с мамой. Надеюсь, ты не станешь ревновать?
— Я подумаю, — произнес Женька без улыбки.
— Думай. — Женя устало вздохнула, поднялась и пошевелила приставшую к дну сковородки картошку.
Ужин они разделили по-братски пополам. Ольга Арнольдовна больше не появлялась, и Женя понемногу стала успокаиваться. Возможно, мать поняла, что вела себя недостойно, и ей стало стыдно. В следующий раз все будет иначе.
— Пойдем, покажу тебе свою комнату, — предложила она Женьке.
Они вымыли посуду и ушли из кухни. Он, засунув руки в карманы джинсов, методично оглядывал полки с книгами, заваленный бумагами компьютерный стол, этажерку, на которой стояли разные забавные фигурки. Одну взял в руки.
— Ты что, коллекционируешь их?
— Нет. Это просто подарки. От друзей.
— Ясно. — Женька вернул безделушку на место.
Потом приблизился к полкам и достал наугад толстый том. Это оказался справочник по высшей математике. Женька небрежно пролистал страницы, затем вернулся к началу и внимательно изучил титульный лист.
— Ясно, — повторил он еще раз, и Жене вдруг показалось, что обращается он не к ней, а к самому себе.
— Иди сюда, — позвала она его мягко. — До двенадцати всего полтора часа.
Женька поставил книгу обратно на полку и подошел. Женя не видела, чтобы он пылал той страстью, какая владела им три часа назад — в кинотеатре. Лицо его было равнодушным и невыразительным.
— Ты что, устал?
— Немного. Спать хочется.