— Ну, это еще не самое страшное.
20
Наконец наступил долгожданный март. Солнце припекало все жарче и жарче, и под его натиском сугробы сдались и начали таять. Дни стали светлыми и длинными, в воздухе отчетливо повеяло весной.
В канун Восьмого марта Лось объявил о том, что в начале апреля ожидается новая поездка, на этот раз в Курск. Женю это известие повергло в шок. Она запустила учебу настолько, что не знала, как свести концы с концами. Столбовой, прежде лояльно относившийся к ее откровенной халтуре, в последние недели стал терять терпение. Его тон сделался сухим, в глазах отчетливо читалось осуждение и недоумение. Если бы в придачу ко всему Женя сообщила ему о своем отъезде, наверняка он взорвался бы окончательно.
Однако не ехать с «Орфеем» ей тоже не хотелось. Хор стал неотъемлемой частью ее жизни, она любила его и благоговела перед ним — ведь именно он свел ее с Женькой. Женя решила, что пора браться за ум и проявить пресловутую силу воли, за которую ее прежде так расхваливали все знакомые и которая неизвестно куда подевалась с той памятной новогодней ночи в Питере. Это тем более необходимо было сделать, потому что Столбовой мог с минуты на минуту отказаться от руководства Жениным дипломом, сославшись на ее лень и безответственность.
Она наметила себе час-икс: им должен был стать ближайший понедельник. Объясниться с Женькой ей предстояло в воскресенье вечером. Женя нарочно отложила разговор с ним на самый последний момент — она не представляла себе, как скажет ему о том, что их ожидает минимум неделя разлуки. Тем не менее, никакого другого выхода не оставалось — диплом и Женька оказались вещами абсолютно несовместимыми и взаимоисключающими.
Она дождалась, пока они поужинают и выпьют чаю, перемыла посуду и прежде чем уйти в комнату, проговорила тихо:
— Жень, я должна кое-что тебе сказать.
Он глянул на нее удивленно.
— Скажи.
— Завтра я не приеду. И послезавтра тоже. До следующего понедельника, а, может, и дольше.
— Как так?
— Вот так. Буду спасать положение — или меня с позором выгонят из института.
— Опять твой институт, — сердито произнес Женька, оставаясь, впрочем, спокойным, вопреки Жениным опасениям. — Надоело.
— Ничего не поделаешь. — Она улыбнулась, надеясь перевести беседу в шутку. — Профессору тоже надоело выслушивать мою ахинею.
— Пошел твой профессор! — грубо ответил Женька.
Развернулся и, ни слова больше не говоря, вышел из кухни. Женя поспешила следом. В тесном коридорчике они нос к носу столкнулись с Зинаидой — у той в руках, как всегда, была тряпка и бутылка «Доместоса», она готовилась заступить на ночную вахту по поддержанию чистоты. Женька налетел на мать, едва не сбив ее с ног. Зинаида испуганно взвизгнула и ухватилась за Женю.
— Тихо, тихо, — проговорила та мягко. — Спокойно. Ничего не случилось. Уйди с дороги, — велела она Женьке.
Он пробормотал что-то ругательное, но отодвинулся в сторону. Зинаида, тревожно озираясь, шмыгнула в кухню.
— Перестань себя так вести. — Женя глядела на Женьку с укором.
— Ты еще будешь меня учить в собственном доме. — Он с силой толкнул дверь и зашел в комнату.
— А ты еще будешь мне хамить! — рассердилась она.
Он повернулся к ней лицом.
— Прости. Я не нарочно. Просто вырвалось.
— Хорошо. Прощу. — Женя прикрыла дверь у себя за спиной.
— Ты приедешь завтра?
— Я же сказала — нет.
— Пичужка! — В его глазах мелькнула паника.
Ей стало страшно. Именно этого она и опасалась больше всего.
— Прекрати, Женька. Слышишь? Не нужно так смотреть. Я никуда не денусь, буду у себя дома. Ты, в конце концов, можешь приехать ко мне, но именно ты, а не я.
— Я не приеду.
— Дело хозяйское. Но тогда нечего устраивать сцены.
Он помолчал. Потом кивнул.
— Ладно. Ты приедешь послезавтра.
— Не валяй дурака. Я ясно сказала, минимум — через неделю.
— Это значит — никогда.
Женя покачала головой.
— Ты просто ненормальный. Хуже, чем твоя мать. Тебе надо к врачу.
— А ты… ты… ты тупая, черствая карьеристка! И души у тебя нет, одни формулы.
— Это у тебя нет души. Ты сам говорил.
— Ладно, смейся. — Женька отошел от нее и с размаху плюхнулся на тахту. — Можешь хоть сейчас валить отсюда. Мне плевать.
Она стояла у порога и смотрела на него в отчаянии. Ну и как ей быть? Послать его к чертовой бабушке и уйти? Это было бы правильнее всего. Но как уйдешь, когда сердце разрывается на части? Попробовать еще раз уговорить его? Бесполезно. Он просто не слышит ее.
— Жень, — окликнула она тихонько.
— Замолчи. Тебя здесь нет. — Он отвернулся к стене.
Она постояла еще минуту, потом медленно побрела в прихожую. Сняла с вешалки пальто. Из комнаты не доносилось ни звука, зато на пороге кухни показалась Зинаида.
— Уходишь? — На ее детски простодушном лице отразилось удивление. Еще бы, Женя на ночь глядя никогда не покидала их квартиру.
— Ухожу. Вы идите к себе, а то Женька будет злиться.
— А почему уходишь? — не обращая внимания на ее слова, спросила Зинаида.
— Потому что мне нужно. У меня дела.
— Больше не придешь?
Женя закусила губу. Господи, да они одинаковые, мать и сын. Оба, как пятилетние дети.
— Приду, Зинаида Максимовна. Обязательно приду.
— Тогда ладно. — Зинаида удовлетворенно кивнула и скрылась в ванной.
Женя полностью собралась, отперла замок.
— Жень, я ушла. И не звони мне, чтоб не отвлекать. Лучше сообщение пришли.
Ответом ей было гробовое молчание. Она вздохнула и вышла за дверь.
Придя домой, Женя сразу улеглась, намереваясь утром встать, как можно раньше. Но едва она закрыла глаза, раздался сигнал мобильного. На экране светилось сообщение:
«Пичужка, ты дура».
«Сам дурак», — написала Женя. Подумала и прибавила: «Не мешай мне спать».
Через минуту телефон звякнул снова. Женя, не отрывая голову от подушки, надавила на кнопку и отключила аппарат. Все! На сегодня с нее хватит. А завтра она что-нибудь придумает.
К ее удивлению, она довольно быстро уснула. А когда проснулась, первые пару минут не помнила о том, что произошло вчера вечером.
Ее взгляд привычно остановился на тумбочке, где лежал мобильник. Женя увидела мертвое табло, и сердце ее екнуло. Она никогда не отключала телефон, чтобы в любой момент Женька мог связаться с ней. Даже ночью, если вдруг это было бы необходимо.
Женя сразу все вспомнила. Ее охватило гнетущее чувство тревоги. Интересно, как он там? Утихомирился или продолжает беситься? Позвонить ему что ли? «Нет, звонить не буду, — решила она минуту спустя. — Но телефон включу. Мало ли что?»
Едва вспыхнул экран, на него кипой посыпались сообщения. Женя схватилась за голову. Очевидно, Женька слал их всю ночь — в час по несколько штук. Содержание сначала было язвительным и злым.
«Женька, ты идиотка». «Твой профессор — мудак, а ты — полная дура» и так далее в том же духе. Потом тон стал меняться, становясь все более отчаянным: «Пичужка, отзовись. Почему ты молчишь?» «Мне плохо без тебя». «Женя, так нельзя. Когда пишут, надо отвечать». И, наконец, под занавес, возник и вовсе крик души: «Пичужка!!!»
У нее даже сердце разболелось при чтении этих жутких посланий. Она готова была все бросить и поехать к нему. К счастью, в это время проснулась мать. Увидев дочь в одной ночнушке, босую, сжимающую в руках телефон, Ольга Арнольдовна решительно подошла к дивану и потребовала:
— Дай сюда!
Не дожидаясь, пока Женя отреагирует на ее слова, она выхватила у нее мобильник и, даже не взглянув на экран, отключила его снова. Затем положила его на тумбочку и произнесла удовлетворенно:
— Так-то лучше будет.
Женя смотрела на мать безумными глазами.
— Включишь через три часа, — спокойно проговорила та. — И ровно на двадцать минут.
Женя кивнула, понимая, что это единственный выход из сложившейся ситуации.
Ольга Арнольдовна чуть не за руку отвела ее в ванную, затем на кухню. Накормила завтраком и усадила за компьютер.
— Сиди и работай. Ни о чем не думай. Если твой Карцев не психбольной, то переживет. А если… — Мать, не договорив, махнула рукой и вышла, оставив Женю одну.
Та, стиснув зубы, принялась за дело. Ей всегда было присуще умение концентрироваться, и сейчас Женя использовала это умение на полную катушку. Она буквально вгрызалась в компьютерный текст, моментально отсекая все несущественное и маловажное, — и цепко выхватывая самую суть. Через три часа ровно четверть дипломного проекта была приведена в божеский вид. Оставалось лишь распечатать первую главу на принтере — и можно было нести ее на показ к Столбовому.
Женя в изнеможении откинулась на спинку стула и так сидела минут пятнадцать, закрыв глаза и глубоко дыша. Почувствовав, что силы понемногу возвращаются, она встала и включила телефон. Корзина за это время пополнилась десятком новых «эсэмэсок». Женька все так же призывал ее откликнуться и не молчать. Она поколебалась и написала ему: «Если хочешь, чтобы все было хорошо, перестань дурить. Ты всю зарплату угрохаешь на телефон».
Он тут же ответил: «Хоть две зарплаты! Мне не жалко. Только не исчезай больше так надолго».
«Я напишу еще, но вечером», — пообещала Женя и, не дожидаясь новой реплики, вырубила сотовый.
Мать по-прежнему оставалась дома, хотя ей давно пора было уходить. Она возилась в кухне, гремела кастрюлями, до Жени долетал вкусный запах борща.
— Обедать! — крикнула Ольга Арнольдовна минут через десять.
Женя послушно притащилась и уселась за стол.
— Ровно в восемь мы идем гулять, — безапелляционным тоном объявила мать. — А ровно в десять ты ляжешь спать.
— Ага. — Женя вяло хлебала борщ.
Аппетита не было, но она заставляла себя глотать ложку за ложкой. Ольга Арнольдовна молча наблюдала за тем, как она ест.
— Ты написала ему?
— Да.
— И что?
— Не знаю. — Женя пожала плечами. — Я не читала ответ.