Тони улыбается.
— Вольфганг… — Он поворачивается ко мне и Кларе. — Ваш папа все еще думает, что существует что-то вроде свободы выбора.
Клара заинтересованно кивает и сдвигает указательным пальцем рептильи очки на лоб.
— А что, ее не существует? — спрашиваю я.
Тони откидывается на спинку дивана и сцепляет руки за головой.
— Нет. Свобода выбора — это иллюзия. Если мне кажется, что я что-то решаю, на самом-то деле решение уже принято. Посмотри-ка на меня: если я вижу красивую женщину, — Тони кивает маме, — я думаю, что хочу ее, потому что она мне нравится. Но на самом-то деле все за меня решают химические процессы в моей голове. Мне только выдается готовое решение, после того как нейроны и вещества мозга все обмозговали. Конечно, я все равно уверен, что сам принял решение. Это наша, человеческая фикция.
Папа смотрит на нас с Кларой.
— Конечно, человек может решать — следовать импульсу или нет, — говорит он, — к примеру, можно увидеть красивую женщину, — папа кивает маме, — и решить, что последуешь импульсу и ее…
— Вольфганг! — мама злобно глядит на папу.
— …Э-э-э, кхм, пригласишь куда-нибудь. Или не последуешь, потому что она, к примеру, замужем. Это называется — контроль за импульсами. Но это может не каждый, конечно.
— А это распространяется на пончики?
Папа внимательно смотрит на меня.
О боже, неужели я это и вправду произнесла?
Тони смеется. Клара и Нелли смеются тоже.
А потом смеются уже все.
Кроме папы.
Отсмеявшись, мы снова сидим молча. Мистер Фицмартин барабанит пальцами по столу и время от времени откашливается. Я пытаюсь посмотреть папе в глаза, но он старательно отводит их.
Идиотка я. Мне так и не приходит в голову, как все это исправить — и тут распахивается дверь.
«Сюрприз!» — в комнату вплывает огромный торт-мороженое.
Из-за торта выглядывает мать Нелли. Нелли раздает тарелки и ложечки. Я снова пробую встретиться с папой глазами. Он смотрит в сторону. А я чувствую себя все хуже и хуже. И если смотреть на торт-мороженое, то от этого не легче. Он такой жирный! И еще ужасно сладкий. Лучше пусть меня сожрет огромный диван Фицмартинов, чем я сожру этот торт.
— М-м-м-м, — говорит мама и пихает меня в бок.
Я отвечаю: «М-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м», и мама снова пихает меня.
Так надо мне мычать это «М-м-м» или не надо?
Нелли кладет огромный кусок торта на тарелку со словами: «Специально для тебя, моя сладкая!»
Ну спасибо.
Как же мне избавиться от него?
Как только у всех на тарелках оказывается по куску торта, папа Нелли стучит ложечкой по стакану и встает.
— Мы очень рады видеть вас здесь, наши немецкие друзья. А теперь — еще один сюрприз для молодых леди.
Он многозначительно смотрит сначала на Нелли, а потом на меня. Нелли глядит только на свой торт.
— Нелли, — произносит мистер Фицмартин, — отправится с вами в путешествие по Америке!
— Ох, — мама вопросительно глядит на папу. Тот пожимает плечами.
— Э-э, превосходно, — восклицает он потом.
Да он с ума сошел? Это вовсе не превосходно!
Отец Нелли довольно смотрит на всех.
— Для Нелли это станет бесценным опытом, — продолжает он, — она увидит собственную страну глазами иностранцев.
— Но мамочка, — Нелли смотрит на мать.
— Тебе понравится, — говорит та и гладит ее по руке. Нелли вырывает руку.
— Я же сказала, что…
— Тебе понравится, дорогая, — очень громко повторяет мать Нелли. Нелли встает и выходит из комнаты.
— Подросток! — улыбается мать Нелли.
По пути домой мама с папой ссорятся и выясняют, кто же из них согласился на то, чтоб взять с собой Нелли.
— Ты сказал «превосходно»! — говорит мама папе.
— Ты перед этим кивнула мне! — отвечает папа маме.
А мне наплевать, кто из них виноват в этом кошмаре. Если нам надо будет вернуться в Питтсбург, чтоб привезти Нелли родителям, мне придется забыть про поездку в Грейслэнд. Мы просто не успеем. Да и дольше пяти минут выносить Нелли — хуже этого и быть не может. Убирая со стола, она, к примеру, спросила, не сижу ли я на диете — потому что кусок торта так и остался лежать на тарелке нетронутым. Я не смогла скормить его папе, потому что тому пришлось съесть кусок Клары и полкуска маминого торта, и он больше не хотел сладкого. Или же он просто не хотел брать мой торт.
Ничего удивительного.
Я, конечно, сказала Нелли, что не сижу на диете, мне просто плохо.
— Антье на диете! — тут же доложила та матери и всучила ей мою тарелку.
Мать Нелли сказала: «Отлично» и одобряюще посмотрела на меня.
В наушниках Элвис поет «Подозревая друг друга», но мне все равно слышно, что мама и папа орут всё громче. Теперь уже речь вовсе не о том, кто заварил всю эту кашу с Нелли, а о том, кто же пропустил нужный поворот.
— Я еду, ты следишь за дорогой! — орет папа.
Это не совсем так, потому что пока он едет, мама должна еще кормить папу пончиками и бутербродами, фотографировать из окна, если папа командует: «Фото справа!», и говорить «О-о-о-о», если папа возвещает: «В зеркале заднего вида — чудо природы!».
Нам с Кларой тоже надо говорить «О-о-о-о», а если мы не дай бог пропустим этот момент или же протянем «О-о-о-о» не так долго или громко, как надо, то папа сразу же кричит, зачем мы только поехали в это путешествие, вот другие дети были бы благодарны, если бы им предоставилась возможность увидеть всю эту красоту — а не играли бы в «Геймбоя», пока за окном одно чудо природы сменяет другое.
Но сейчас папа ничего не говорит про чудеса природы, он кричит о том, что мама могла бы и помочь ему с навигацией. Мама говорит: «Вольфганг!» Я выглядываю из окна.
Мы едем по территории эмишей, где были вчера. Ужасно темно — кажется, я еще никогда не видела такой темной ночи. Только пара светлячков видна.
В одном из фильмов с Элвисом это был бы очень романтичный момент: Элвис и какая-нибудь красотка едут в ночи и сбиваются с дороги. Темнота все гуще, они уже не знают, куда заехали, а потом еще начинает лить как из ведра. Они обвиняют друг друга и орут как ненормальные, а когда ор становится нестерпимым, он хватает ее и закрывает ей рот поцелуем.
К сожалению, мама с папой таких штук не проделывают.
Хотя, конечно, тут пришлось бы маме схватить папину голову, потому что у нас все время орет папа — мама только говорит «Вольфганг!».
Меня все время удивляет — неужели она думает, что вот это «Вольфганг!» успокоит папу, ведь уже сто раз она должны бы была заметить, что оно его только раззадоривает.
— Что за дрянь говеная! — рычит он и орет, что сейчас же остановится и выйдет из машины. Ну и пусть выходит — без него будет спокойнее.
Самое потрясающее во всем этом — как это Клара умудряется спать в таком шуме.
Стоит родителям разораться по-настоящему, как она съеживается в своем детском кресле и засыпает.
Мама после такого ора всегда говорит, что надо отнестись к папе с пониманием, потому что дедушка раньше устраивал настоящий террор, как только семья шла не туда на прогулке. От этого у папы с детства травма, говорит мама, и поэтому он теперь сам устраивает террор каждый раз, как только мы заедем не туда.
Короче, он сегодня орет как резаный потому, что раньше ему не нравилось, как орет на него его отец.
3
Сегодня мы с папой хотим провести день вдвоем, — говорит мама после завтрака, — вы не против побыть тут одни?
Ну почему же? Остаться одной с шестилетней сестренкой в общаге, в комнате-развалюхе без кондиционера — что может быть лучше такого отдыха?
— Нет, — отвечаю я, — супер!
Мама сияет. Папа выглядит довольнее, чем вчера вечером. Мы несколько часов блуждали по кукурузным полям — пока мама не позвонила в дверь какого-то дома и не спросила, куда же нам ехать. Правда, она до этого два часа порывалась это сделать, но папа ей не позволял. Он никогда не хочет ни у кого ничего спрашивать — ну разве что он уже сам заранее знает ответ и хочет проверить собеседника. Прямо как в анекдоте, когда мужчина спрашивает женщину на улице: «Вы не знаете, как пройти к вокзалу?», а она отвечает: «Нет». «Ок, — говорит мужчина, — тогда я вам расскажу: идите по главной улице, а потом два раза поверните направо!» Тот, кто придумал этот анекдот, наверняка знал моего папу.
Что, интересно, задумали мама с папой? Студенческое общежитие они точно не собираются искать, мы ж уже живем в нем. Но вдруг есть еще какие-то «их» места — типа «Макдональдса», к примеру, где папа раньше покупал свой «Биг Мак».
Как только родители за порог, Клара водружает на нос рептильи очки и садится на коленки за тумбочку. Ой, только не это — я знаю, что сейчас начнется.
— Следующие! — Она листает свою книжку с картинками. — Следующие, я сказала!
— Тут нет никаких следующих.
Клара сердито смотрит на меня.
— А вот и есть! Ты и твоя жена — вы следующие!
Моя жена — это розовая плюшевая собака Клары. Мы женаты с тех пор, как Клара полюбила играть в семейную терапию. Обычные дети играют просто в дочки-матери или что-то подобное. Клара играет в семейную терапию. Конечно, она сама — терапевт.
Это все мама. Она принимает пациентов на дому, в кабинете, а мы с Кларой все время подслушиваем под дверью.
— Следующие! — орет Клара.
Я подчиняюсь: хватаю розовую собаку и присаживаюсь на корточки перед тумбочкой Клары. Клара еще чуть-чуть разглядывает свою книжку, потом захлопывает ее и смотрит на нас.
— Добро пожаловать. Прежде чем я задам первые вопросы, хочу вам кое-что сказать: счастье — это свет и ему нужна тень, тень страдания! Итак. Какие у вас проблемы?
Она глядит на собаку.
— У вас проблемы с оргазмом?
Воспитательница из клариного детского сада однажды позвонила нам, потому что со своими подружками в детском саду Клара тоже играла в семейную терапию — и воспитательница волновалась за состояние ее психики, да и другие родители были в ужасе, потому что их дети дома вдруг начинали говорить о проблемах с оргазмом.