К нему подошел бармен.
– Налить вам еще того же вина? Или попробуете «сен-эстефского»?
– Да, хочу перенестись во Францию!
Дон понимал, что вино по восемнадцать долларов за бокал выльется в счет, непосильный для его зарплаты. Ну, и черт с ним! Бармен хлопнул пробкой и налил немного на пробу. Дон покачал бокал, разглядывая, как свет мерцает сквозь густо-красную жидкость, принюхался – запах был кремнисто-земляной и дынный. Вино имело насыщенный вкус; ощутив его на языке, Дон невольно улыбнулся.
Боб лежал в постели. Мора вышла из ванной комнаты и посмотрела на него.
– Ты еще не спишь?
– Не могу уснуть.
Мора бросила на стул мокрое полотенце и встала перед ним нагишом с вызывающим видом.
– Если ты воображаешь, что я сейчас буду с тобой трахаться…
Боб попытался остановить ее, зная, к чему может привести подобный разговор.
– Постой, выслушай меня, я…
Но Мора перебила его.
– Ничего не хочу слышать!
– А я не могу спать!
– А ты постарайся!
Она легла и повернулась к нему спиной.
– Ты меня разлюбила?
Мора повернулась и посмотрела на него в упор.
– Честно?
Боб понял, что, пожалуй, не готов к такому повороту.
– Ну, да…
– Нет, не разлюбила. Я по-прежнему люблю тебя.
– Тогда в чем же дело? Мы уже целый месяц не занимались любовью!
– Ты действительно хочешь знать правду?
– Да.
У Моры слишком поздно мелькнула мысль, что не стоит этого говорить.
– Я не выношу вида твоего пениса!
– Моего пениса?
– Любого пениса!
– Почему?
– Они мне омерзительны!
Боб опустил голову на подушку и задумался над смыслом этого заявления. Мора поцеловала его в щеку.
– Возможно, тебе просто надоело смотреть на них. А что, если я…
Она не дала ему договорить.
– Послушай, я вся вымоталась на работе!
– Но…
– Разговор окончен!
Боб все еще не терял надежды.
– Тебе даже не надо смотреть на него, или трогать, и вообще ничего не делай. Просто лежи, а его туда вставлю…
Мора негодующе обернулась.
– Ты животное!
Норберто очнулся в полной темноте. Голова у него раскалывалась от боли, как после пьянки с большим количеством мескаля. Нет, будто накануне нанюхался ацетона. Рефео! Он хотел пошевелиться и понял, что прикован наручниками к какой-то железяке вроде водопроводной трубы. Норберто сильно дернул, пробуя ее на прочность. От напряжения в голове зашумело, к горлу подкатила тошнота, и его вырвало прямо на грудь. После этого он снова отключился.
Иногда Мартин ненавидел свою работу. Спору нет, в ней имелись свои преимущества – не скучная и не пыльная, каждый день происходит что-то новое. Денег завались, телки не проблема, но самое главное – бесперебойное снабжение первосортной марихуаной. Вот только, черт возьми, рабочий день у него действительно ненормированный. Это, конечно, не значит, что лучше, как его университетские сокурсники, с девяти до пяти просиживать задницу за компьютером, торгуя на бирже, или перелопачивать тонны юридической литературы в душном кабинете какой-нибудь адвокатской конторы. Мартин считал такую жизнь уделом неудачников и людей, обделенных воображением. Несмотря на то, что семь дней в неделю, в любое время суток от него требовалась готовность незамедлительно явиться по первому вызову босса, Мартин всегда находил время для удовольствий, хотя бы маленьких. Например, вместе с Норберто отовариваться шмотками в модных бутиках или приводить в порядок ногти у забавных камбоджийских маникюрш. Маленькие удовольствия, превращающие жизнь в полную чашу. Маленькие удовольствия и вдоволь травки.
Родители Мартина не знали, чем в действительности он занимается, а если б знали, ни за что не смогли бы понять, почему их сына привлек именно такой образ жизни. И что бы ему не устроиться в солидную юридическую фирму или, того лучше, обломилась бы работенка на Уолл-стрит типа «не бей лежачего» – глядишь, и стал бы миллионером, о чем мечтает любой подающий надежды молодой американец! Со слов Мартина им было известно, что он «консультирует» богатого мексиканского инвестора – и это, в определенном смысле, соответствовало действительности. По рассказам сына, ему нравилось, что его работа не однообразная и связана с недвижимостью, ценными бумагами, капиталовложениями, а потому давала возможность постигать науку бизнеса и применять свои знания на практике. Мартин и вправду открывал для себя много нового, да только утаил от родителей, что учился отмывать грязные деньги, вырученные на незаконной торговле наркотиками и оружием, на проституции и ночных стрип-клубах. Он не понимал, отчего испытывает такое влечение к преступному бизнесу, да слишком и не задумывался. Просто это было круто!
Мартин мысленно отмахнулся от всего на свете и закурил большого, толстого косяка. Он глубоко затянулся, задержал в легких дым, затем выдохнул медленно и удовлетворенно. Ему почудилось, будто его мозг забрался в мягкую, теплую гидропостель и поплыл, как в невесомости. Мартин посмотрел на себя в зеркало позади барной стойки с полированной гранитной поверхностью. Почему глазам так больно от сверкающих хромированных деталей? И вообще, на кой черт делать кран и мойку такими блестящими? И чего эти долбанные денежные мешки так любят, чтобы вокруг них все блестело? В чем здесь кайф?
Мартин достал из кармана солнцезащитные очки, хотя время давно перевалило за полночь. Он опять глубоко затянулся гигантской самокруткой, надел очки и сквозь темные стекла стал наблюдать, как колышется дым, лениво поднимаясь к потолку.
Оклик Эстевана вывел его из балдежного состояния.
– Где мое чертово пойло?
– Уже несу!
Мартин торопливо побросал лед в четыре стакана и до половины налил в каждый текилы «Дон Хулио силвер». Потом зашел за барную стойку и отыскал лаймы и бутылку «куантро».
– У девчонок в горле пересохло!
– Одну минуту!
Мартин предусмотрительно позаботился о том, чтобы в его голос не прокралась нотка раздражение. Однажды у него на глазах Эстеван, разозлившись, окунул человека лицом в сковородку, наполненную кипящим жиром. В другом случае стал свидетелем того, как он запихал дробленые стекляшки в чей-то задний проход. Поэтому Мартин старался лишний раз не сердить Эстевана и всегда разговаривал с ним спокойным, сдержанным тоном. Делать это было легче, находясь под кайфом.
Эстеван сидел в джакузи, полностью погрузив тело в пузырящуюся теплую воду. Он опустился еще глубже, оставив над поверхностью только глаза – так ему казалось легче сравнивать две пары титек, колыхающихся у противоположной стенки. Он пытался решить для себя, какая лучше? Одна пара была явно ненастоящая – неестественно большие, неестественно круглые, неестественно высокие, с торчащими, как у манекена, сосками – явно из-за пластиковых вставок. В общем, изготовлены по последнему слову современной технологии, но Эстевана это не воодушевляло. Он представил себе, как прикоснется к ним и вместо податливой плоти ощутит под кожей твердый искусственный протез. Удовольствия мало, а то, глядишь, вообще будет не до секса! Этими упругими мячами впору в чертов баскетбол играть. Впечатляют, но не греют. А вот вторая пара, принадлежащая молодой мексиканке, выглядела вполне натуральной. Роскошные и живые, с сосками, окруженными большими ореолами терракотового цвета. Это были настоящие женские груди. С душой.
Обе девушки наперебой хихикали и игриво брызгались в сторону Эстевана. Он не хотел, чтобы намокли волосы, выпрямился и крикнул в глубину дома:
– Где мое чертово пойло?
В ответ донеслось что-то нечленораздельное. А еще пахнуло дымом моты. Эстеван обратился к девушке с искусственными титьками, показывая на них пальцем:
– Это настоящие?
– Тебе понравились?
Эстевану уже не раз задавали подобный вопрос, и он знал, что если скажет «да», ему придется трахать эту девку. А ответить «нет» было бы слишком грубо. Поэтому он ушел от прямого ответа.
– Просто любопытно.
Она хихикнула.
– Я сделала так, что они у меня подросли.
Эстеван молча кивнул. А что тут говорить? Он повернулся к девушке спиной и опять прокричал в пространство:
– У девчонок в горле пересохло!
Эстеван залез обратно в воду и глубоко вздохнул, стараясь расслабиться. Но как тут можно расслабиться, черт подери? В ванной комнате первого этажа сидит на привязи этот панк, Норберто. А долбанный Амадо сбежал, потеряв непонятно где свою руку. Как вообще можно потерять собственную руку? Эстеван печенкой чувствовал, что этот дурацкий случай сулит ему большие неприятности. И не только печенкой, но и своими уэвос. Его взгляд снова упал на поддельную грудь, и Эстеван подумал, а нельзя ли и к Амадо приделать искусственную руку, так чтобы она, хотя бы с натяжкой, сошла за настоящую?
Мартин, наконец, принес коктейли. Девушки захихикали и взяли по стакану. Одна сказала что-то по поводу торчащих из них бумажных зонтиков. Эстеван залпом выпил половину коктейля. Замес получился крепкий. Острота лайма, резкий привкус соли, согревающее тепло текилы в желудке. Он улыбнулся, ощутив, как по спине побежали ласковые паучки и начали плести у него в мозгу свои шелковые паутинки. Этот Мартин хоть и переучившийся маменькин сынок, но хайболы умел смешивать, как надо.
Мартин сбросил халат и медленно спустился в джакузи. У него возникло мимолетное, умопомрачительное ощущение, что его окунают в кипящую воду, как тонко порезанное мясо шабу-шабу. Эстеван, сидящий с вытянутыми ногами, был похож на индюшачью ножку, а женщины с их большими, округлыми грудями сошли бы за растительные ингредиенты, например, грибы или бок-чои. Вода пузырилась.
Как бульон.
Мартин прикинул, какую составную часть готовящегося шабу-шабу представлял он сам. Недостаточно белый для тофу, скорее свинина или курятина. А может, палтус? Или крабовая палочка? Во всяком случае, здесь он не чувствовал себя лишним, как иногда в присутствии Эстевана. Ему было просто хорошо. Как крабовой палочке.