ЛЕТО В ПУСТЫНЕ(Отрывок из поэмы)
Петру доложили: «Техник Сычов
Пришел проситься к вам в экспедицию».
Парнишка был Петру по плечо,
По-детски хрупкий и круглолицый.
Петр оглядел его: больно мал,
Опасно с таким в жару, в непогоду…
— А почему геологом стал?
— Хочу, как и все, покорять природу.
Ого! А не тянет ли паренька
Просто к лесам да озерам синим?
Лопатин прищурил глаза слегка:
— Природа природой. А если… в пустыню?
Володя об этом читал немного:
Когда-то в пустыне раскопка велась,
Нашли какого-то древнего бога
С миндалевидным разрезом глаз.
С тех пор для Володи пустыня стала
Волшебною сказкой седых веков…
Но, видно, Лопатину дела мало
До всяких мечтательных пареньков.
Володю он выслушал без азарта.
— Что бог! Нам самим чудеса творить!
Наша пустыня — немая карта,
Которой время заговорить.
Володя вспыхнул — сболтнул, вот, сдуру, —
И крышка…
— Да я готов, хоть сейчас!
Возьмите с собою!
Лопатин хмуро
Глядел в глубину полудетских глаз.
С ответом медлил. Боялся ошибки.
И все ж под конец отказать не смог.
Ему понравился этот пылкий
В сраженья рвущийся новичок.
Быть может сильнее станет в невзгодах, —
Подвел парнишку маленький рост…
Хочешь, чтоб плавать умел матрос —
Бросай его на глубокую воду.
На полке в поезде спит человек —
Золотые веснушки, губы упрямца…
Володе казалось, что этот ночлег
Он когда-то уже пережил — в новобранцах.
И так же вот рядом дремал комбат,
Способный не обернуться на выстрел,
Веселый насмешник, суровый солдат,
По-дружески — строгий, отечески — близкий…
Такому расскажешь про школу, про мать,
И даже про то, что приснился орден,
С таким понемногу начнешь забывать,
Что спать в землянках сыро и твердо…
А нынче другой новичка ведет
В неведомый бой на степной равнине…
Золотые веснушки, упрямый рот, —
Такой лихой покоритель пустыни!
— Товарищ Лопатин, Аральский край
Ведь был когда-то дном океана…
А вдруг да наткнемся там невзначай
На залежи золота или урана?
Породы слагались миллионы лет…
Взглянуть на таблицу запасов можно? —
Лопатин мерно храпит в ответ, —
Не спрашивай, значит, о чем не положено…
А утром беседа еще чудней:
— Товарищ Лопатин, какая там почва?
С большим давлением? А под ней
Трубопровод не утратит прочность?
И отвечает Володе Петр:
— Возьми, пожалуйста, на заметку —
Закон геолога прост и тверд:
Событий не предрешать до разведки.
А чтобы точный найти ответ,
Облазаем всё в любую погоду,
И, если возможностей даже нет, —
Все равно, предоставим пустыне воду.
А кстати, Володя, время не ждет,
Что можно, — то нужно проделать сразу.
Будем трассировать водопровод —
Попутно наметим дорожные трассы.
Грунты поглубже прощупать не худо:
Породам здешним — миллионы лет.
И кто их знает — какого чуда
Под этим песком невылазным нет…
А поезд в районе скупых степей,
Пустыня дохнула горячим фронтом,
И, кажется, нет на земле светлей
Ее ослепительных горизонтов.
Володя, ну доля тебе досталась!
Еще не веря, уже любя,
Какой сбивающей с ног усталостью
Пустыня испытывает тебя!
Согласно квадратам заветной карты
И вдоль изъездил и поперек
Пустыню маленький, аккуратный,
Неутомимый грузовичок.
Восемь шоферов высокого класса
Чуть не вручную решали спор —
Кому машину вести на трассу,
Но Петр заявил: «Я сам шофер».
Какое начальство тебе досталось,
Попробуй, Володя, не удивись!
Он сел в кабину, и показалось —
Машина рванулась, не вдаль, а ввысь.
Под знойным, колючим от соли ветром
Идет исследование грунта.
Из метров слагаются километры,
Из километров — твоя мечта.
Уже ее вихревым дыханьем
Лицо молодое обожжено.
Уже научила хранить молчанье,
Когда от жажды в глазах темно.
Уже в семидесятиградусном пекле
В жилах кровь ускоряет ход,
И ты становишься великолепным
Красивым, сильным — таким, как Петр.
С пустынею у тебя особый,
Лишь вам двоим понятный язык.
Пустыня ворчит на тебя: — Попробуй!
А ты ей: — Пробовать не привык,
Пойду и точка.
И в полдень, пеший
Идешь в обугливающий зной.
Пустыня кричит тебе: — Сумасшедший!
А ты: — Повежливей будь со мной!
Пустыня грозит тебе: — Прочь с дороги,
Видишь, буран спускаю с цепи?
А ты: — Не такие мы недотроги,
Небось переждем твой буран — в степи!
Лопатин сказал: — При любой погоде
Учись, брат, временем дорожить.
Пустыня гремит: — Молодец, Володя!
А ты улыбаешься: — Рад служить.
Но этот язык нелегко дается.
Буран налетает залпом огня.
И нету неба, и нету солнца,
И есть только полночь средь бела дня.
Полночь накрыла тебя с головою,
Ударом наотмашь свалила с ног;
И вот уже штопором над тобою
Кружит, пылает, гудит песок.
Кричишь: — Лопатин! И, задыхаясь,
Глотаешь горячий хрусткий ком,
И Петр, мгновенно к тебе склоняясь,
В чувство приводит нашатырем.
Ворчит сквозь зубы: — Ну, что, попало?
Кто же в буран разевает рот!..
А степь уже, как ни в чем не бывало,
Голубит тишью, манит, зовет…
Девичий нрав у нее, бедовой,
И любит, и злится — и все напрямик…
Но о проделках ее ни слова
Не пишут друзья в путевой дневник.
В дневник заносили они аккуратно
Лишь то, чем делу помочь могли.
Дышала клеенчатая тетрадка
Ветрами моря, огнем земли.
«2-е июля. Квадрат сто двадцать.
Граниты. Придется бурить проход.
Для труб асбестовая изоляция
Нужна ввиду нагрева пород».
«6-е июля. Квадрат сто сорок.
Сделать скважину. Просмотреть.
Трубы тянуть на двести в сторону.
В нижних пластах залегает медь».
«Квадрат сто семьдесят. При постройке
Слой изоляции класть вдвойне
И обязательно кислостойкую —
Залежи серы на глубине».
1-е августа зашифровано —
«Судя по характеру верхних пород,
В нижних включеньях возможно золото».
Хочешь пьянеть от труда геолога —
Иди, трассируй водопровод!
Дорогою к счастью легла эта трасса.
Закат колыхался полотнищем красным
Над зданьем вокзала с поблекшим газоном,
С единственным деревом возле перрона,
Где так с Казахстаном прощался Лопатин,
Что ныли ладони от рукопожатий.
— С проектом управимся к новому году,
А к лету встречайте, товарищи, воду!
Приедем опять, не навек расставаться!
— Счастливо доехать, друзья-ленинградцы!
И долго стоял на подножке Лопатин,
Как в огненной раме, в багровом закате.
Закат громоздил перед ним панораму —
То лес неоглядный, то сказочный замок,
То горы металла, то море пшеницы,
То пахарей смуглых веселые лица…
И гимном воды, побеждающей, синей,
От края до края звенела пустыня.
А поезд летел, обгоняя мгновенья,
Ликующий, скорый до сердцебиенья,
И плыл горизонт не миражем в безлюдье,
Но истиной светлой, что будет, что будет…
Я верю, виденье счастливое это
Таило частицу кремлевского света,
Я верю, я знаю, тем вечером Сталин
Увидел его сквозь пустынные дали,
Сквозь темных буранов густое дыханье,
Сквозь то, с чем уже недалеко прощанье.
Анатолий ЧепуровСАМЫЙ СВЕТЛЫЙ ДЕНЬ
Такого светлого дня
не было у меня…
Думается по-другому,
дышится горячей,
хочется всем знакомым
руки пожать скорей.
Улицами,
площадями,
через мостов хребты
иду,
говорю с домами,
с друзьями —
до хрипоты.
В комнату поднимаюсь,
в какой неизвестно час.
И только здесь понимаю,
что день отшумел,
угас.
Диктор
спокойной ночи
всей пожелал стране:
колхозникам и рабочим —
ему, и тебе, и мне.
Тихо кругом.
Пытаюсь
и не могу заснуть.
Звезд золотая стая
торжественно держит путь.
Клетчатая от рамы
вытягивается тень.
А сердце стучит упрямо,
а в сердце не ночь,
а день.
Так пусть же
комната блещет
тысячами огней!..
Книги, портреты, вещи, —
все оживает в ней.
Все, что душа любила,
все, что в труде, в огне
мои собирает силы,
идти помогая мне
не по тропинке скользкой —
просторами большаков
из юности комсомольской
в молодость большевиков, —
все, без единой тени,
чистое, как родник…
Вижу:
Великий Ленин
всходит на броневик.
Меня обступают герои —
люди родной семьи:
зодчие новостроек,
труженики земли.
А над земным простором
горных превыше скал
тот Человек, который
солнцем народным стал.
Над родиною сиянье
расходится в тишине.