Один молча поднялся, поклоном поблагодарив хозяина за гостеприимство.
— Ищи другой мир, где б тебе помогли. У нас нет покорных слуг. Мы никому не приказываем. Люди и не-люди живут по заповеданному нами, но сообразуясь с собственным законом; мы никого и никогда не станем принуждать.
Глаза хозяина сузились, однако он ничего не ответил, не унизившись до угроз или тому подобного. Терраса и всё, на ней бывшее, исчезло, а Один с Локи обнаружили себя стоящими на том самом месте, где впервые завидели огромную рукавицу фальшивого Скримира.
Разумеется, самой рукавицы и след простыл.
И потом, уже собираясь на Боргильдово поле, Отец Дружин не думал о «строителях Столпа». Ясно было, что они договорятся с любыми, кто объявится в мире и окажется более сильным. Великому Пределу всё равно, что именно разделять, главное — чтобы сохранялось то самое вожделенное различие.
(Комментарий Хедина: здесь в словах Старого Хрофта явно сквозит обида. Как раз можно было б предположить, что Молодые Боги решат силой подчинить себе Истинных Магов, как они проделали это с сородичами Отца Дружин, но…
Но он оказался прав. Наш Орден не враждовал с Ямертом. А если такие безумцы до Ракота и находились, летописи Замка Всех Древних не оставили о них никакого упоминания. По сути, Молодые Боги оказались очень… удобны. Поколения занялись чистым познанием, опытами с магией, ну, и не в последнюю очередь — интригами. Каковые, впрочем, никогда на моей памяти — если не считать Ракота — не выходили за пределы самого Поколения.)
II
Но почему же именно Истинный Маг? Ведь они же никогда не восставали против Молодых Богов? — можно спросить с полным правом.
Вот именно потому. От них не будут ждать удара. Они, насколько мог понять Отец Дружин, не враждуют с Молодыми Богами. Приняли их владычество, скорее всего, в обмен на богатства, покровительство, свободу в мелких делах. Так понятно и так непростительно. Потому что действительно великая сила Предела не могла гнить под спудом, не могла оставаться невостребованной или же — в лучшем случае — растрачиваемой на пустяки.
(Комментарий Хедина: а с чего это бог Один решил, что Поколения растрачивали силу именно на пустяки? В конце концов, мы сотворили Джибулистан, мы с Сигрлинн возвели Голубой город… Там жили весело и счастливо, хотя бы малой толике смертных мы помочь смогли, причём самым настоящим образом!)
Но огромная, великая сила Предела сама не ведает собственного могущества. Дело за малым — найти такого Истинного Мага, что сам захочет рискнуть.
(Комментарий Хедина: не верю!)
Однако как же найти их, где вновь отыскать дорогу к таинственному замку Утгарда-Локи? Отец Дружин направил Слейпнира на восток, через пустой Ётунхейм, через заснеженные равнины и горы — дальше и дальше, навстречу солнцу.
Интересно, кто теперь присматривает за ним?..
Миновал день, и миновала ночь, утренняя заря занималась прямо перед несущимся по воздуху всадником. Внизу лежала земля, молчаливая и тёмная, укрытая одеялом вечных снегов, пронзённых копьями мрачных елей, ухитрявшихся выживать даже здесь, среди не знающей конца зимы. Эти ели казались Старому Хрофту такими же вечными и одинокими, как он сам, — семена не прорастут на снегу, новая поросль не взойдёт, но старые деревья стоят, неподвластные времени, пока не встретят смерть под топором дровосека.
Впрочем, рубить здесь было некому — ни зверя, ни человека. Один застывший навсегда лес, куда в некий час явилась стужа, засыпала землю снегом, да так всё и оставила.
Да, это было здесь. Память бога Одина не слабеет с годами, цепко держится за каждый день, за каждый миг настоящей жизни.
Вот торчат из-под снега обломанные, потемневшие пни — не сюда ли рухнула тяжеленная рукавица ложного Скримира? Но… это ж невозможно, немыслимо, с той встречи миновали века!
Старый Хрофт долго стоял на краю лесной прогалины. Нет, никаких следов. Забыл вечномятущийся воздух, забыла быстротекучая вода, забыла даже твёрдая хмурая земля. Если когда-то тут и оставался след чужой магии, его давно нет. Его убрали.
Убрали? — сощурился Отец Дружин.
Да, убрали, — сказал он себе несколько мгновений спустя. Земля помнит боль ожога, заменившего следы иномирового волшебства. Убирали новые хозяева Хьёрварда.
И наверняка неспроста.
Здесь нечего больше делать, надо возвращаться в Ас…
Стой. Нет никакого Асгарда. Некуда возвращаться, сперва нужен новый дом, подобный тому, что он уже возвёл один раз. Но на сей раз — здесь, в Хьёрварде, невдалеке от границ пустого Ётунхейма, чтобы всегда напоминал о прошлом, чтобы не давал зарасти ранам, не дал утихнуть ненависти.
Кто не отомстил — тот не муж и не воин.
И уж конечно, не бог.
Мрачным возвращался в Восточный Хьёрвард Отец Дружин. То, на что он надеялся — отыскать след былой магии Истинных, — не удалось. Слишком самонадеянно, корил он себя. И потом… просящего в этом новом прекрасном мире презирают. Просящий слаб, он отдаётся во власть того, кого просит. Просимого. В его дни и века всё было по-иному, люди ещё назовут те времена Золотым Веком. «Просящего — одари и прими как лучшего друга; сторицею вернётся отданное от чистого сердца».
(Комментарий Хедина: нет, времена Древних Богов так и не назвали Золотым Веком. Не надо обманываться, время идёт вперёд, сильный черпает силу в прошлом, но смотрит в будущее.)
Один поворотил Слейпнира назад к населённым областям — искать место дому.
Но — никак не мог остановиться. Хотелось смотреть и смотреть, жадно замечать всё изменившееся, вспоминать, сравнивать.
На дальнем севере, невдалеке от Гнипахеллира, на безжизненном некогда Рёдульсфьёлльском камне, поднялись густые леса — настоящий сад, невольно подумал Старый Хрофт, приближаясь к ним с востока. За его спиной вставала заря, нежно-розовая, бестревожная, мягкая — словно и не случилось ничего, словно и не лилась кровь на Боргильдовом поле.
Что-то заставило Одина оглянуться — наверное, давняя привычка, «чтобы за спиной всё чисто было».
В рассветных лучах мелькнула тонкая точёная фигурка, почти тонущая в розоватом сиянии. Мерно взмахивали белоснежные крылья, грациозно и почти лениво, но неведомое существо неслось с такой быстротою, что уже настигало самого Слейпнира.
Волшебный жеребец тоже почуял неладное, выгнул шею, тревожно захрапел, словно норовя остеречь седока.
— Остановись, — похлопал его Старый Хрофт. — Жаждущему беседы — ответь. Даже если потом он окажется врагом.
(Комментарий Хедина: Отец Дружин наверняка приукрашивает…)
Прикрывая глаза ладонью, Один следил за стремглав нёсшейся фигуркой.
Та резко взмыла вверх, сложила крылья — и замерла рядом с восьминогим жеребцом, стоя на воздухе так же свободно и спокойно, как он сам.
Девочка, или очень юная девушка, по людским меркам на вид — лет тринадцать. Чуть курносый нос, веснушки, ямочки на щеках, большие глаза цвета молодого янтаря и поток ничем не обременённых волос — точно вороново крыло. Белейшая туника до середины икр, блистающие тонкие браслеты охватывают запястья и лодыжки. Она вся словно светится изнутри, и свет её не обжигает, не слепит, он мягок и умиротворяющ.
— Здравствуй! — звонко говорит девушка и улыбается, на щеках играют ямочки.
Мрачно и угрюмо смотрит Отец Дружин, невольно вспоминая собственных дочерей и самую младшую из всех, Рандгрид…
Но заговоривший первым и приветствовавший тебя благословен, ему надлежит ответить со всем вежеством.
— Привет и тебе, крылатая дева. Быть может, ты нуждаешься в помощи? Быть может, преследует тебя враг или кто иной, задумавший причинить тебе ущерб? — отвечает бог Один додревней обрядовой фразой, и девушка звонко смеётся.
— Благодарю тебя, странствующий на восьминогом жеребце, но нет, никто не грозит мне и не задумывает причинить мне ущерб, — она хихикает, в глазах пляшут весёлые искры. — Я просто хотела глянуть… а можно его погладить? — тонкая ладонь протягивается к подозрительно косящемуся на незнакомку Слейпниру.
— Только если он позволит, — говорит Старый Хрофт, изо всех сил стараясь сохранить достойную изгнанника мрачность. — Слейпнир своенравен, и даже я не могу сказать, кого он примет, а кого и куснёт. Но прости мне, что не назвал своего имени тебе, крылатая дева, я…
— Ой! — щёки девушки заливает стремительный густой румянец. — Древний бог Один, я не желала обидеть тебя. Но… Ярмина имя мне, владыка солнечного света великий Ямерт — отец мне, а хранительница звёзд Явлата — мать. Я же управляю утренними и вечерними зорями, таков мне поставлен урок.
— Дочь пресветлого Ямерта, но разве не знаешь ты, что я был врагом отцу твоему? Разве можешь ты говорить со мной? Разве не разгневается на тебя твой родитель, коего должно почитать?
— Ой, нет, конечно! Ведь всё то когда было! Кому нужна та война? Подрались да помирились, так всегда бывает, — дочь Ямерта глядела большими ясными глазами прямо в лицо Старому Хрофту, и Отец Дружин понимал — она не лжёт и не притворяется.
— Нет больше никакой вражды, — убеждённо повторила Ярмина. — Мой великий родитель правит мирами мудро и справедливо. Все любят его и почитают.
Правильно учили тебя, девочка, подумал Один. Но вслух, конечно же, ничего не сказал. И уж конечно, ему нет никакого дела до дочери своего главного врага. Она ведь и в самом деле ничего не знает…
— Была ли ты, — откашлялся Старый Хрофт, — была ли ты, прекрасная, на Боргильдовом поле? Знаешь ли, что это такое?
— Конечно, знаю, — искренне изумилась Ярмина. — Там, где силы добра и света победили зло.
Ни тени сомнения в чистых янтарных глазах.
— Ярмина, дочь могучего Ямерта, — титулования врага выговариваются с трудом, но Отец Дружин ломает себя, — я бился там. Я сражался с твоим отцом и другими, явившимися с ним. Ты всё ещё хочешь говорить со мной?