— А чего-б и не так! Заходи, Денис! Жарь, Стеха! Наешься ночью. Заходи! — послышались голоса и, доедая хлеб, посевщики пошли в наступление.
— Ну, товарищи, держись! — сказал Илья Кашликов и зачерпнул из мешка.
В этот день бригада посеяла больше двух гектаров засева на каждого сеяльщика и перевыполнила план на 20 процентов.
Кашликов засеял 5 гектаров.
Ида Брун-ФурштейнКулацкий дом
Кулацкий дом,
Закрыты крепко ставни,
И на дверях
Сургучная печать…
Сюда ночами шли
недавно
Дела кулацкие
решать…
Здесь собирались
тихо гости,
Копали ямы
второпях
И зарывали,
точно кости,
Зерно в украденных
мешках…
Здесь договаривались
тихо
Ломать колхозный
инвентарь,
И в яростном, горячем
вихре
Слова скрипели, как
сухарь…
Здесь кулаки
большой станицы,
Дверь запирая
на засов,
Жгли безнадзорную
пшеницу
В углу у выцветших
богов…
Кулацкий дом,
Закрыты крепко ставни,
И на дверях
сургучная печать…
Я комсомолии ударной
Здесь буду лекции читать…
Придем с нарядом
сельсовета,
Откроем ставни, двери в нем,
Победу нашу
в это лето
Мы вместе с песнею
внесем…
Григорий КацГолос
В поле золотистая спит тишина,
В поле беспокойная нота слышна —
Колос подымает, невысок,
Свой застенчивый голосок.
Тот, что на голову выше,
Чуть на цыпочки привстав,
От волненья еле дышит,
Видя черный дым облав.
Видит он, что это просто
Смерти тягостная спесь, —
Горизонт — доступный росту —
Занят чудищами весь.
Рвет копытом и грызет
Землю яростный осот,
Фамильярно, как родня,
Села сплетничать стерня.
Сохни, хлеб, сгорай, сгорай —
Надвигается курай.
Наподобие жулья
Рыщут полем бодылья.
На хлеба буркун насев
Передушит весь посев…
Колос тонкий, хмуря брови.
Разыскав меня в Ростове,
Рассказал все, торопясь,
Иногда теряя связь.
Он — колхозный, рослый колос —
Делегат от всех полей,
Я рифмую его голос.
Чтобы он звучал сильней.
Он направлен — голос —
В адрес комсомола.
Его просьба такова:
С поля — сорная трава!
Чтобы чистые хлеба
Пели — как труба!
Эгей, комсомол, подымайся кругом,
За колосок за каждый!
Давай отстоим его от врагов,
Напоим, если он жаждет!
Хлебом своим трудовым дорожа!
Урожай взростили своими руками,
А ом стоит, под ветром дрожа,
Кланяясь в пояс пред сорняками.
Они наступают, нам угрожая,
А мы — Республики нашей сыны —
Красноармейцами урожая
Станем на страже богатства страны!
К. ЦеценкоПесня полольщиц
Рано утром из-за сада
Вышла женская бригада.
На плечах мотыги остры,
Все полольщицы по росту…
В поле голосу не тесно,
Начинай-ка, Дуня, песню;
Мы подхватим песню враз,
Ты — ударница у нас!
В поле голосу не тесно.
Колосится рожь чудесно.
Колосится рожь густая,
Много будет урожая.
Мы войной идем на лень,
За богатый трудодень.
Лодырь, рвач — кулацкой масти,
Не дадим открыть им пасти.
Комсомольская бригада
Сорнякам не даст пощады!
Н. МарченкоВраг на борозде
— Бросай возиться — пойдем завтракать.
Андрей, оторвавшись от работы, посмотрел на говорившего, ответил:
— Ты после работы умываешься? Так и машина любит…
— У меня и так хорошо пойдет, — перебил Андрея тракторист Горб.
— Выслуживается, на отметину прет, — добавил Лукьяненко.
Андрей продолжал осматривать машину…
Учетчик, он же помощник бригадира, Филоненко, готовил газету.
После завтрака трактористы, столпившись у стенной газеты, спорили.
Андрей без шапки, прожевывая во рту хлеб, подошел к газете.
Филоненко читал:
— Тракторист Горб за ночную смену с’экономил 15 килограмм горючего, Горба премировать, а «чемпион» — Андрей с’экономил 5 килограмм. Комсомольцу надо подтянуться.
— Во как ударничают на сегодняшний день, — ощеря черные как конские грабли зубы хохотал Горб и, подойдя ближе к Андрею, поучительно добавил:
— А ты на сегодняшний день тряпками квачишь машину, до дыр дочистился, а она вишь как жрет горючее? — И приняв позу победителя, Горб продолжал поучать:
— Экономить надо, потому экономия на сегодняшний день… Мне еще мой папаша говорил, — «Экономия вещь серьезная, к тому же и выгодная».
Абальзам — бригадир 5 отряда — завтракал. Андрей подошел к нему, спросил:
— Откуда видно, что Горб такую махину сэкономил?
Бригадир нехотя, в ложку, как бы в телефонную трубку, ответил:
— Филоненко знает… к тому же утром замерка показала. Понял?
Сказал и хлебнул из ложки дымящийся суп.
Около столика сидит Горб, мелкий, как воробьиное яйцо — весь в веснушках, нос острый — птичий.
— Я на сегодняшний день, можно сказать, комсомолию перегнал, ежелича што, никакого обмана с моей стороны кроме благодарности не будет…
У подоконника, подоткнув под передник руки, Анка слушала Горба. Обгорелое ее лицо с узкой ниточкой черных бровей заулыбалось, и у маленького рта на кончиках губ скрылась улыбка.
— А скоро я буду сама управлять? А то надоело пустышкой ездить.
— Не… спервоначала, на сегодняшний день, благодарность, потом и к управлению рулем допущу, потому ты… — и Горб не досказал… В углу, на койке закашлял Андрей… Разговор прервался.
На доске и на второй день появилось об’явление: «Горб идет впереди, меньше 15 килограмм не дает экономии».
Андрей целый день ворочался на полке и не мог уснуть.
«Не может быть» — бурчал Андрей. Потом соскакивал с нар, выбегал на двор, подходил в десятый раз читать об’явление, то там все также было написано: «Горб впереди по экономии горючего».
Тогда Андрей одевал тужурку и бежал на загонки и целые гоны, никому не говоря, шел присматриваясь, к работе своего мотора. На поворотах беспокойно спрашивал у своего сменного:
— Дюже жрет, а?
— Как всегда, — громко отвечал тот.
Тогда он подбегал к машине Горба, у тракториста спрашивал.
— Здорово палит?
— Здорово, чорт и что, прямо не знаю, — шутя отвечал тракторист и, обдав сизой дымкой Андрея, уводил машину в борозду.
На взгорьи кучерявится черная пахота. В двух углах стогектарной клетки разговаривают интеры. Моторы, как бы ссорясь с неровностью рельефа, урчат, запуская острые лемеха в чернозем. Вслед шли сеялки, бросая бронзовые семена в рыхлую почву.
Идет Андрей по пахоте, а мысли о противнике и о своей машине не покидают его.
— Андрей! Андрей Иванович! — позвал Лукьяненко.
— Что там у тебе, — подойдя к шестому номеру, спросил Андрей.
— Тут загвоздочка. Я, когда выезжал в борозду, посмотрел в картер, масла было достаточно, оно не опускалось ниже контрольного краника, а сейчас понимаешь?
Андрей подумал: «Значит не все потерял, надо как след, об’яснить». А Лукьяненко, почесывая поясом живот, добавил:
— Што-то урчит в моторе.
Андрей любовно обтер налипшую грязь на капоте мотора, открыл, достал из кармана чистую тряпку, — обвернул руку, потрогал клапаны; так же, как и доставал, медленно положил тряпку в карман.
Лукьяненко смотрел на Андрея с разинутым ртом и движения рук его провожал беспокойным взглядом.
— Клапаны засорились… беспокойно заговорил Андрей.
— Я не виноват. Старые, сменить надоть, — не глядя на Андрея ответил Лукьяненко.
— Ты где зарядку производил?
— Ясно в борозде, где же больше?
— Заправку машины маслом надо делать на площадке — холодно ответил Андрей.
— А я в борозде, говорят, чтобы меньше простоев, заправлять прямо…
— А вышло криво — перебил его Андрей и продолжал:
— Знаешь же неровность нашей земли?
— Эту азбуку я давно прошел и стало быть наливал выше контрольного краника, — как бы отгадывая вывод Андрея, заторопился Лукьяненко.
— Об этом и клапаны твоей машины показывают. Ты ленился сделать правильную заправку, — а держишь масло выше контрольного краника. Масло черезчур подавалось на части механизма, а при такой смазке, кроме потери, замаслились и свечи, образовался нагар в головке мотора. Это и нарушило правильность зажигания.
— А-а-а-а-! — тянул в нос Лукьяненко и продолжал чесать поясом живот. Потом хлопнул руками о коленки ног, безудержно захохотал:
— Вот так механик — прямо в анжинеры метит, — и, сдвинув в один ряд молочные брови, Лукьяненко грубо спросил:
— Хочешь и мою угробить? Наставления читаешь, а сам плетешься со своей чистой машиной позади. Тоже! Туды же и учить лезет. Спервоначалу обгони Горба, тады закурим вместе. И отодвинув Андрея от машины полез грязными руками в мотор.