— Ай! — крикнул Теренс.
— Тс! — прошептал Колин. — Что бы это ни было, оно приближается, будьте внимательны!
Молодой шотландец был прав — шум шагов, храп и крики приближались, хотя производившее их существо все еще оставалось невидимым в песчаном тумане. Казалось, что чье-то огромное тело быстро спускается по склону ущелья и притом несется с такой необузданной быстротой, что следовало как можно скорее убираться с дороги, по которой бежит зверь.
Потерпевшие крушение стали инстинктивно, как могли, искать защиты на склоне песчаного ущелья.
Едва они успели переменить позицию, как совсем близко от них пронеслась огромная масса.
Если бы моряки не знали, что находятся на берегах Африки, изобилующей странными животными, они подумали бы, что это некое сверхъестественное существо. Но по мере того, как к ним возвращались способность мыслить и хладнокровие, они решили, что перед ними пронесся не дикий зверь, а самое обыкновенное, хотя и очень большое четвероногое животное.
Прежде всего обращало на себя внимание наблюдателя ничем не объяснимое странное поведение животного. Зачем уходило оно сначала к самому верху прохода, а потом спустилось вниз и понеслось по ущелью, точно спасаясь от преследования?
Чтобы ответить на эти вопросы, нужно было ждать, пока хоть немного станет светлее.
К рассвету самум прекратился, и наконец потерпевшие крушение узнали, с кем они имели дело.
Это действительно было четвероногое животное, и если оно показалось им странным в темноте, то не менее странным оно выглядело и теперь. У него была длинная шея, голова почти совсем без ушей, ноги, оканчивавшиеся широкими раздвоенными ступнями, худой и тонкий хвост, большой горб, возвышавшийся на спине.
— Ба! Да это ни кто иной, как верблюд! — сказал Билл, как только свет дал ему возможность хорошо рассмотреть животное. — За каким чертом он сюда забрался?
— Наверное, — высказал предположение Теренс, — он-то и ходил по нашим телам, пока мы спали. Я чуть не задохнулся, когда он наступил мне на живот.
— И я также, — сказал Колин. — Он на целый фут втоптал меня в песок. Ах! Хорошо еще, что на нас лежал толстый слой песка; мы ему обязаны спасением жизни: не будь песка, эта крупная скотина растоптала бы нас в лепешку.
Моряки подошли к животному. Оно лежало вовсе не так, как ложатся животные, собираясь отдохнуть; видно было, что эту позу верблюд выбрал не по доброй воле. Длинная его шея словно запуталась в передних ногах, а голова лежала ниже, уже наполовину засыпанная песком. Так как верблюд лежал неподвижно, то моряки предположили, что он убился насмерть во время падения. Это могло объяснить его скачки, происходившие, без сомнения, от предсмертных конвульсий.
Однако, осмотрев верблюда хорошенько, они увидели, что он не только жив, но даже находится в добром здравии, и поняли причину его странных движений: крепкий недоуздок, обвязанный вокруг его головы, запутался в передних ногах, и, благодаря этому, верблюд упал. Длинный конец веревки крепко был замотан вокруг его ног.
Меланхолическая поза верблюда развеселила смотревших на него моряков. Они были очень голодны и мясо верблюда, не особенно лакомое кушанье в обыкновенное время, теперь казалось роскошью. Кроме того, они знали, что внутри верблюжьего горба они найдут запас воды, который даст им возможность утолить снедавшую их жажду.
Но, осматривая верблюда, они сделали открытие, что вовсе нет надобности убивать животное для того, чтобы утолить мучительную жажду: на верхушке его горба находилась небольшая плоская подушка, крепко привязанная толстым кожаным ремнем, проходившим под животом. Это был мехари, или верховой верблюд, одно из тех быстроходных животных, которых используют арабы при своих продолжительных поездках по пустыне Сахаре.
Но не седло привлекало внимание моряков, а нечто вроде мешка, висевшего за горбом мехари. Мешок был из козьей кожи, и после осмотра оказалось, что он наполовину полон воды. Это действительно была «ля герба», принадлежавшая хозяину животного, составлявшая часть вьюка и более необходимая, чем само седло.
Четверо потерпевших крушение, страдая от жажды, не задумываясь присвоили себе содержимое мешка. Они отстегнули его, вырвали пробку и, по очереди передавая друг другу драгоценную влагу, жадно выпили все до последней капли.
Утолив жажду, они стали советоваться, каким бы образом утолить им также и мучивший их голод, который сильно начинал давать себя знать. Убить им верблюда, или нет.
Убийство, по-видимому, было единственным средством утолить голод, и горячий Теренс уже вытащил из ножен свой кортик, чтобы вонзить его в шею верблюда.
Колин, более спокойный, посоветовал ему подождать по крайней мере до тех пор, пока они решат окончательно этот вопрос.
Мнения по этому вопросу разделились. Теренс и Гарри Блаунт предлагали, не раздумывая долго, немедленно убить верблюда и позавтракать. Старый Билл присоединился к мнению Колина.
— Сначала употребим его на то, чтобы он нас куда-нибудь перенес, — проговорил молодой шотландец. — Мы можем еще один день пробыть без пищи, и тогда уже, если ничего не найдем, мы изрежем животное на куски.
— Ну, на что можно надеяться в подобной стране? — спросил Гарри Блаунт. — Посмотрите кругом себя: ни малейшего клочка зелени, кроме моря, в какую бы сторону ни повернуться… не видно ничего, из чего можно было бы приготовить обед хотя бы для сурка!
— Быть может, — возразил Колин, — пройдя несколько миль, мы встретим другую природу. Мы можем идти вдоль берега. Может быть нам удастся найти каких-нибудь раковин, которыми мы еще лучше, чем верблюжьим мясом, подкрепим наши силы? Посмотрите туда, я вижу темное место на побережье. Я положительно уверен, что мы там непременно найдем раковины.
В ту же минуту все глаза направились в ту сторону, за исключением взгляда Билла. Старого моряка заинтересовало совсем другое. Вдруг послышалось его радостное восклицание, привлекшее внимание его товарищей.
— Это самка, — объявил Билл. — У нее был детеныш недавно. Смотрите, у нее есть молоко; его хватит на всех нас, за это я ручаюсь.
И точно желая доказать, что он говорит правду, старый моряк стал на колени около все еще лежавшего животного и, приблизив свою голову к его вымени, начал сосать.
Верблюдица не оказывала ни малейшего сопротивления; если она и удивилась странному виду детеныша, то только благодаря цвету его кожи и странному костюму, потому что, без всякого сомнения, верблюдица была приучена оказывать такую же услугу своему африканскому владельцу.
— Превосходно! Первый сорт! — крикнул Билл, отодвигаясь, чтобы передохнуть. — Подходите!… каждому свой черед; хватит на всех!
Молодые люди стали на колени, как это уже делал моряк, один за другим и всласть напились из «фонтана пустыни».
Когда каждый выпил приблизительно около пинты этой питательной жидкости, опавшее вымя верблюдицы дало им знать, что запас молока истощился.
Глава IV. КОРАБЛЬ ПУСТЫНИ
Больше никто уже и не заговаривал о том, чтобы убить верблюда: это значило бы убить курицу, которая несла золотые яйца.
Весь вопрос теперь заключался в том, в какую сторону следует направиться.
Верблюд был оседлан и взнуздан, — значит животное убежало от своего хозяина очень недавно, наверное во время бури, и просто-напросто заблудилось. Это-то больше всего и беспокоило потерпевших крушение.
Они понимали, что хозяином заблудившегося верблюда должен быть какой-нибудь араб, и, если они станут искать его, то найдут его не в доме, не в городе, а в палатке и, по всей вероятности, в обществе других таких же арабов.
Теренс все же предложил поискать хозяина верблюда. Молодой ирландец не слышал ничего о страшной репутации жителей Варварийского берега. Билл, хорошо знавший, с кем бы пришлось иметь дело, наоборот, боялся встречи с хозяином верблюда.
— Увы, Терри! — вздохнув, проговорил старый моряк, становясь таким серьезным, каким молодые товарищи его еще никогда не видели. — Нас ждет печальная участь, если, не дай Бог, мы попадем в руки этих разбойников.
— Что же ты нам советуешь?
— И сам не знаю, — отвечал старый моряк, — но думаю, что всего лучше будет держаться поближе к берегу и не терять из виду воды. Если мы повернем внутрь страны, мы можем быть уверены, что так или иначе, а пропадем; а если будем идти все к югу, то можем дойти до какого-нибудь торгового порта, находящегося в сношениях с Португалией. А пока нам лучше затаиться и осмотреться.
По совету старого моряка, который, по-видимому, знал пустыню так же хорошо, как и море, потерпевшие крушение улеглись таким образом, чтобы их не было видно с побережья.
Едва успели они принять это положение, как старый Билл, все время бывший настороже, объявил, что он видит какие-то предметы.
Две темные тени подвигались вдоль берега с юга, но они были еще на таком далеком расстоянии, что нельзя было даже сказать, кто это: животные или люди.
— Дайте мне посмотреть, — предложил Колин, — к счастью, со мной моя зрительная трубка. Она была у меня в кармане, когда нам пришлось покинуть корабль.
Сказав это, молодой шотландец вытащил из кармана куртки маленькую подзорную трубу и навел ее на указанную точку, стараясь держать голову как можно ниже.
— Это люди, — объявил, наконец, Колин. — Я вижу ярких цветов шали, красные головные уборы и полосатые плащи. Один сидит на лошади, другой — на верблюде, на таком же точно, как и наш. Они едут тихо и точно осматриваются кругом.
— Ах, этого-то я и боялся! — сказал Билл. — Это хозяева нашего верблюда; они его ищут. Хорошо еще, что песком занесло его следы, иначе они приблизились бы прямо к нам. Нагнитесь, нагнитесь, Колин! Не надо показывать им наших голов: у этих разбойников глаза острые, они за целую милю увидят даже шестипенсовую монету.
Колин понял правдивость замечания моряка и тотчас же еще больше нагнул голову.
Случай этот ставил потерпевших крушение в положение и утомительное и тревожное в одно и то же время. Любопытство вызвало в них желание наблюдать за движениями приближающихся кочевников. Наблюдать было необходимо и для того, чтобы знать, когда, наконец, можно будет поднять головы, при этом не рискуя быть замеченными всадниками.