Шеф бесстрастно наблюдал, как арбалетчики, недоумевающие, но довольные возможностью продемонстрировать свое мастерство, посылали стрелу за стрелой и те глубоко вонзались в самый центр двери. Во взглядах безмолвных деревенских жителей, не выпускающих из рук луков и копий, появилась неуверенность.
— Стирр! — крикнул Шеф, когда арбалетчики отстрелялись. — Возьми свой топор. Достань-ка наши стрелы из двери.
Ухмыльнувшись, Стирр пошел к амбару, помахивая топором. После утреннего недомогания он был рад возможности проявить свою удаль. Топор взвился и обрушился подобно молоту богов, с каждым ударом от дубовой доски отлетали щепки. Деревенские оробело переглядывались: Стирр не походил на человека, которого может уложить ватага плохо вооруженных пастухов. Даже воины в доспехах и те предпочли бы зайти сзади, чтобы не встречаться с его топором.
— Это же бедняки, — прошептала Свандис. — В горах дерево дорогое. Ты испортил им дверь.
— Вроде ты недавно говорила, что это дикари и почитатели дьявола. Ладно, кто бы они ни были, я знаю одно. Пришел их черед поволноваться из-за нас. Не все же только нам опасаться.
Когда Стирр принес Квикке в гигантской, как у Бранда, руке два десятка арбалетных болтов, Шеф отвернулся. Он нежно погладил Свандис, все еще не остывшую от негодования.
— Я иду спать. Приходи, полежишь со мной.
Солнце лишь на ширину ладони не дошло до горизонта, когда за Шефом явился грузный человек в потной шерстяной одежде горного пастуха. Свандис заворчала, когда он приблизился к северянам.
— Это Тьерри, — пробормотала она.
Тот оглядел без всякого выражения растянувшегося на траве Шефа и произнес:
— Viens.
Шеф поднялся, потянулся к перевязи прислоненного к стене амбара меча. Для этой вылазки он запасся штатным оружием с «Победителя Фафнира» — простым палашом с бронзовой рукоятью.
Проводник покачал пальцем из стороны в сторону:
— Non.
Остальные его слова прозвучали для Шефа бессмыслицей, но тон не позволял ошибиться. Шеф положил палаш назад, выпрямился и приготовился следовать за проводником. Когда они отошли, король услышал окрик Квикки. Проводник повернулся, встревоженный угрозой в голосе. Квикка посмотрел на него, выразительно показал сначала на Шефа, потом широким жестом обвел всю деревню. Потом снова повелительно ткнул пальцем в Шефа, обвел жестом деревню и полоснул ребром ладони поперек горла. «Приведи его назад, — означала эта пантомима, — а не то…»
Проводник не отреагировал, он повернулся, быстрым шагом увел Шефа прочь. Они пересекли узкую полоску земли и сразу вступили на каменистую тропинку, ведущую вверх в горы. Шеф спешил за Тьерри на плохо гнущихся после утреннего восхождения ногах, однако от бодрой ходьбы боль стала ослабевать.
Тропа, если это можно было назвать тропой, вела от скалы к скале, чуть забирала вверх, но в основном вбок, через скопления валунов и подвижные каменные осыпи; то и дело она проходила по краю обрыва. Время от времени попадался пасущийся горный баран, он вопросительно таращился на людей или отскакивал с их пути. Шефу вспомнилась тропа, которой он много лет назад поднимался к дому Эхегоргуна. Только здесь солнце нагревало камни, а не просто освещало их бледным светом, и воздух был напоен ароматом горного тимьяна. Солнце опускалось все ниже, вот оно коснулось горизонта, а вот и вовсе исчезло. Однако в небе еще оставался бледный свет. «Если меня бросят одного на этом склоне, — решил Шеф, — я не буду искать дорогу назад. Найду ровную площадку и дождусь утра». Шагая, он высматривал около тропы подходящие для ночевки места. Этот край слишком опасен для ночных блужданий.
Он потерял из виду проводника, шедшего шагах в десяти. Тропинка вильнула влево, огибая очередной скальный выступ. Шеф миновал его и обнаружил, что в одиночестве стоит на краю ущелья, а внизу острые сухие камни. Он замер в тревоге. Куда делся спутник? Не ловушка ли это?
Слишком сложно для ловушки. Если бы Тьерри хотел столкнуть Шефа, то мог бы это сделать в десятке мест. Кроме того, проводник знает, что вся деревня осталась в заложниках. Шеф огляделся. Вот трещина в скале, черная полоса в густых сумерках. Конечно, вход в пещеру. И Тьерри стоит прямо у входа, следит за королем. Шеф шагнул внутрь, дал знак, что готов следовать дальше.
У входа в пещеру — обычной расселины едва ли трех футов в ширину — кто-то оставил свечу. Тьерри кремнем высек искры, поджег фитиль и пошел вперед, теперь не так быстро. Шеф следовал за маленьким пятнышком света, на каждом шагу чувствуя через изношенные кожаные подошвы россыпь камешков с острыми краями. Он поднял один, рассмотрел при свете двигающейся в нескольких футах впереди свечи. Это кремень, сомнений нет. Обработанный, со сколами — что-то вроде наконечника копья. Такие делал Эхегоргун. Только его наконечники и другие вещи были раза в четыре больше, они предназначались для народа троллей. Шеф выбросил камень, поспешил вперед.
Пещерный ход вел все дальше, то и дело в пятне света мелькали темные провалы ответвляющихся туннелей. Шеф все сильнее тревожился. Если его бросят здесь, очень может быть, что он не выберется наружу. Идти в темноте не так уж трудно, но ведь нужно знать дорогу. Слишком легкой, по сути неизбежной, окажется ошибка, поворот не в ту сторону. А потом Шеф будет блуждать, пока его не доконает жажда. Губы сразу пересохли при воспоминании о жажде, испытанной не далее как сегодня утром. Надо было взять с собой не меч, а бурдюк с водой и короб со снедью.
Тьерри ждал, пока его догонят. В отсветах Шеф разглядел кое-что на стенах и велел Тьерри приблизить свечу.
Рисунки. Слева от прохода вся плоская стена была покрыта изображениями животных, причем сделанными отлично, не в той полуабстрактной манере, в которой на Севере изображали зверей и драконов. Шеф разглядел быка. А вот горный баран, очень похожий на тех, что бродят снаружи. А рядом с его задней ногой медведь, черный, но такой же большой, как белые медведи Арктики. Из его груди торчит копье, а вокруг скачут крошечные, похожие на палочки человечки.
— Pintura, — сказал Тьерри, и по пещере покатилось эхо. — Pintura de los viejos. Nostros padres[60].
В его голосе прозвучала нотка гордости. Он пошел дальше. В конце галереи остановился у стены, показал на себя, отрицательно покачал пальцем. Потом ткнул пальцем в Шефа: «Я остаюсь. Ты идешь дальше».
Шеф внимательно осмотрел казавшуюся сплошной стену. Внизу виднелся еще один черный провал, какое-то отверстие. Оно не казалось достаточно глубоким, чтобы мог поместиться человек. Но оно должно быть сквозным. Скорее лаз, чем проход. Едва Шеф понял, что это означает, как Тьерри неожиданно двинулся прочь, а через пять шагов, когда Шеф уже бросился за ним, задул свечу и исчез.
Шеф сразу замер. Если он погонится в темноте за Тьерри, то потеряет ориентацию; возможно, никогда уже не вернется к этой стене с лазом. А лаз должен куда-то вести. Действия проводника не представляют угрозы, — по крайней мере, они связаны с испытанием. А коль скоро есть испытание, должен быть и способ пройти его. Лучше так и сделать, а не метаться в темноте.
Шеф медленно повернулся, постарался в обратном порядке повторить свои движения, в точности как они запомнились. Уперся в стенку, нащупал края лаза, уловил легкое дуновение воздуха. Значит, лаз куда-то выходит. Опустившись на живот, Шеф пополз в тесную нору.
На полпути ладони наткнулись на сплошной камень. Он пошарил слева и справа. Тоже камень, и внизу никакого отверстия. Край скалы, под которой он полз, больно впивался в поясницу. Он понял, что не сможет двигаться назад, застрянет. Если он не проберется вперед, то так и останется лежать в этой скале, пока не истлеет.
Но он уже бывал в подобной ситуации. Строители могильника древнего короля, откуда он извлек сокровища и скипетр, прибегли к такой же хитрости. Наверное, она применена во всех потайных ходах к сокровищам. Шеф находится в изгибе, имеющем форму руны U, и где-то над головой должен быть проход. И точно, ладонь, которую он смог приподнять над собой, ни во что не уперлась. Однако он не сможет преодолеть ход ползком на животе, не сломав позвоночник. Надо двигаться, перевернувшись на спину.
Он весь покрылся потом при мысли, что может застрять здесь навсегда. Что ж, скользкая кожа сослужит ему неплохую службу. И под ним не сплошная скала, а песок со щебнем. Шеф принялся методично выгребать их из-под себя, освобождая место для разворота. Он выдохнул и весь сжался, чтобы стать как можно у́же, повернулся на бок и попробовал протолкнуться вверх. Камень давил с двух сторон, кожаный ремень зацепился за какой-то выступ. Шеф задергался с яростью отчаяния и почувствовал, что ремень разорвался. Путь свободен.
Через несколько секунд, ощутив, что может упираться подошвами, он начал протискиваться спиной вдоль скалы. Несколько мучительных дюймов, снова мгновения кажущейся безвыходности. Потом он ухитрился провести колено под ребром скалы, нашел для ног настоящую опору и просунул голову наружу.
Позади него на высоте груди находилась скальная полка. Он еще раз повернулся, оттолкнулся, занес наверх колено и выбрался из лаза. При этом услышал долгое шипение. И шорох трущейся в темноте о камень чешуи. Ничего не было видно, но он понял, что где-то неподалеку скрывается змея.
Он непроизвольно вздрогнул. Видение Локи и поднимающегося по лестнице змея все еще было живо в памяти; не забылся и тот миг, когда Шеф обнаружил, что стоит в змеиной яме богов. Да, Свандис все объяснила по-своему. Отметины там, где его якобы укусила змея, — всего лишь плоды каких-то игр воображения, как у женщин, которые мнят, что вынашивают ребенка. Образы поднимающихся ног и змеиной ямы были порождены воспоминаниями о топчущемся на месте Бранде и смешанным чувством вины и страха из-за смерти Рагнара.
Но Шеф видел смерть Рагнара, видел, как ядовитые гадюки искусали норманнского вождя, как он распух и посинел. Тогда это не было сном, и сейчас тоже не сон. Змея, скрывающаяся в темноте, — настоящая. У змей есть такие органы чувств, каких нет у человека. Гад может обнаружить, укусить, а Шеф даже не успеет выставить руку для защиты.