— Ты силен, как всегда, — сказал Озмод. — Ты бы его прикончил. И так было бы лучше для всех нас.
— Думаю, что прикончил бы, — согласился Бранд. — Это был всего лишь петух на своей навозной куче. Но когда у человека душа уходит в пятки, случаются очень странные вещи. Я знавал великих воинов, у которых моча струилась по штанам, и они смирно ждали, пока их зарежут. Они застывали, потому что валькирии, дочери Одина, вестницы смерти, набрасывали на них путы страха.
Англичане погрузились в молчание. Наконец снова заговорил Озмод:
— Значит, так. С этих пор нам лучше во всех селениях держаться кучно и быть наготове. Алебарды на виду, арбалеты заряжены. Эх, жаль, не увидели те недоумки, как бьют наши стрелы. Тогда бы взялись за ум. Плохо, что нельзя застрелить кого-нибудь просто для наглядности. И вот еще что, — добавил он. — Эдит пошла за сарай не потому, что такая дура. Ее позвали. Женщина. И женщина звала по-английски, а не по-норманнски. Небось услышала, как мы говорим меж собой. Рабыня. Она здесь уже двадцать лет.
Бранд мрачно кивнул:
— Они вывозят рабов из Англии вот уже лет пятьдесят. Думаю, каждый крестьянский двор на Севере имеет рабыню для помола зерна, а то и с полдюжины. И еще мужчин-трэллов для тяжелых полевых работ. И чего же она хотела?
— Конечно хотела, чтобы мы увезли ее с собой. Заговорила с Эдит, потому что надеялась на сочувствие. А потом из-за угла вышли мужчины, должно быть следили.
— Так ты поговорил с рабыней? — спросил Шеф, отвлекаясь наконец от своей внутренней борьбы. — Что ты ей сказал?
— Сказал, что не возьмем ее. Это было бы слишком опасно. То же самое надо было сказать Эдит и остальным, даже если им грозило очутиться с перерезанной глоткой в могиле какого-нибудь королевского недоноска. Та женщина была из Норфолка, — добавил Озмод. — Ее увели из Норвича двадцать лет назад, еще девочкой. А теперь она здесь состарится и умрет.
Они с Квиккой встали и отошли, принялись расстилать одеяла.
Шеф смотрел на Бранда, не решаясь заговорить. То, в чем признался великан, должно быть, стоило ему таких же переживаний и стыда, как публичные рыдания — человеку менее сильному. Шеф задумался, что же произойдет с Брандом. Есть ли шанс исцелить его разум, как Хунд исцелил тело? Еще долго после того, как весь лагерь, не считая часовых, уснул, Бранд сидел без сна, угрюмо подбрасывая в костер ветки.
Когда на следующий день они пробирались меж горных сосен, двигаясь уже без той отчаянной спешки, что отметила их бегство из королевства Хальвдана, Шеф обнаружил, что Удд едет рядом, и взглянул на него с удивлением. Обычно Удду нечего было сообщить окружающим, если только речь не шла о кузнечной работе.
— Я думал о мельничных жерновах, — сказал Удд. — В Норвегии они не очень полезны, здесь вода течет только половину года. Да и тогда вон что выходит. — Он показал вперед, на поток, стиснутый в узком глубоком русле и разбитый на каскад уступами шестифутовой высоты. — Тут нужно что-то другое, что работало бы круглый год.
— И что же?
Удд послюнил и поднял палец:
— Здесь никогда не стихает ветер, ты заметил?
Шеф рассмеялся. Сама мысль о том, чтобы летучий ветер, которого никто никогда не видел, не ловил и не взвешивал, двигал такую тяжелую вещь, как огромный мельничный жернов, казалась нелепой.
— Но ведь он движет корабли, — сказал Удд, угадав сомнения Шефа. — Если толкает корабль весом десять тонн, почему не может вращать жернов, который весит лишь тонну?
— Ветер отличается от воды, — сказал Шеф. — Он движется то в одну сторону, то в другую.
— Но морякам ведь это не мешает? В общем, я задумал вот что… — И Удд на ходу описал свой замысел: ветряная мельница с крыльями, установленная на поворотной раме, которую можно ориентировать по направлению ветра с помощью рычага типа корабельного румпеля.
Возражая, получая ответы, добавляя свои замечания, Шеф поймал себя на том, что им завладевает изобретательское вдохновение. Едущий позади Квикка подтолкнул Карли:
— Ему удалось разговорить Шефа. Как раз вовремя. Я было забеспокоился, что мы едем по таким опасным местам с двумя вожаками и каждый малость не в себе. Вот бы сделать что-нибудь похожее и со вторым.
Он показал на гиганта, который бежал впереди колонны, держась за седло усталой лошади.
— С этим будет потруднее, — вмешался в разговор ехавший позади Хунд. — Поскорее бы он оказался на своем корабле.
Загвоздка возникла не в одном из хуторов, которые они проезжали в тот день и в следующий, хотя везде отряд встречал опущенные взгляды и молчание стоящих у своих амбаров и хлевов крестьян. Будучи настороже, Шеф тщательно осматривался в каждом дворе, искал следы присутствия посторонних. Дважды он замечал между ставнями изможденные лица женщин, надеющихся на чудо, а может, всего лишь на ободряющее слово родного языка. «Во сне, — подумал Шеф, — я слышал неумолчный шум ручных мельниц, крутящихся двадцать, тридцать лет; беспросветная каторга до самой смерти».
В поперечнике хутора́ не превышали нескольких десятков ярдов, в них никогда не жило больше десяти-двенадцати мужчин, считая со стариками и подростками, — явно недостаточно, чтобы помериться силой с хорошо вооруженным отрядом такой же численности, пусть и состоящим из бывших рабов и возглавляемым людьми со странностями. Когда наконец горная дорога нырнула в долину, которая, понижаясь, встретилась с двумя другими долинами, маленькая кавалькада увидела у слияния рек россыпь домов, за которыми возвышалось здание в несколько этажей, с вырезанными на фронтонах и коньках фантастическими драконами.
Бранд привстал на стременах, оглянулся на отряд.
— Это Флаа, — сказал он, — главный город здесь, в Халлингдале. В нем даже храм есть. Попробуем проскочить через него, как будто это очередной хутор.
Когда они проезжали мимо деревянной церквушки по маленькой площади в центре селения, между домами высыпали люди, закрывая проезд вперед, да и в другие стороны. Все они были вооружены копьями и щитами, подростки и мальчишки позади воинов целились из луков. Шеф услышал щелканье взводимых арбалетов. Залпом можно убить или тяжело ранить нескольких человек, прикинул он. Но после почти не будет шансов против тридцати или сорока оставшихся. Выбрать направление и прорываться?
Навстречу вышел человек без оружия и с поднятой в знак желания вести переговоры правой рукой. Они с Брандом уставились друг на друга.
— Здравствуй, Вигдьярф, — сказал Бранд. — Мы не встречались после Гамбурга. Или это был поход на Оркнейские острова?
— Это было на Оркнеях, — ответил норманн.
Он был пониже Бранда, но крепкого сложения, с бычьей шеей и лысый. Руки бугрились мышцами под золотыми браслетами — и то и другое плохой знак. У этого человека солидный источник дохода, а в нищих норвежских горах таким источником не может быть скотоводство.
Вигдьярф хорошенько рассмотрел амулет-молот на груди у Бранда, потом стоящих рядом со своими лошадьми мужчин и женщин.
— Ты в странной компании, — отметил он. — А может быть, и не в такой уж странной. Когда человек вешает на шею такую штуковину, я всегда жду, что следующий его шаг — крещение. И что потом? Он разговаривает с трэллами, помогает им бежать. Сам становится трэллом. Ты уже дошел до этого, Вига-Бранд? Или еще что-то осталось от тебя прежнего?
Бранд соскользнул со своей малорослой лошадки и с топором в руке шагнул вперед.
— Давай покороче, Вигдьярф, — сказал он. — Когда мы виделись в последний раз, ты даже не чирикал. А сейчас возомнил о себе невесть что. К чему все это? Неужто вместе с братьями замыслил нас ограбить? Уж не сомневайся, это многим будет стоить жизни.
Позади него Озмод поднял арбалет, прицелился в ветвистый дуб у церковных дверей и нажал на спуск.
Неуловимый для глаза полет — и эхо удара разносится по замолкшей площади. Озмод неторопливо перезарядил — четыре ловких движения, щелчок, и новая железная стрела легла на свое место.
— Попробуй-ка ее вытащить, — предложил Бранд. — Или у тебя другая задумка? Может, только ты и я, один на один?
— Только ты и я, — согласился Вигдьярф.
— И если я выиграю?
— Свободный проход для всех вас.
— А если победишь ты?
— Мы получаем все. Лошадей, рабов, мужчин, женщин. Для женщин у нас место найдется. Но не для мужчин. Ведь у трэллов, которым позволили думать, что они тоже люди, появляются неправильные мысли. Их отправим на священные деревья, пусть кормят воронов Одина. Может, кого-то и пощадим, убедившись, что он не опасен. Но ты же знаешь, как мы тут обходимся с беглыми. Если не убиваем, то кастрируем и клеймим. Самое надежное средство. Но у тебя есть другой выход, Бранд. У тебя одного. Просто отойди от них. Они не из твоего народа. Отдай их, присоединяйся к нам, и никаких хлопот ни тебе, ни мне. Ты даже получишь долю с добычи.
— Не пойдет. — Бранд подбросил топор и схватил его обеими руками. — Здесь и сейчас?
Вигдьярф помотал головой:
— Слишком много народу хочет посмотреть. Я обещал, что ты согласишься. Сейчас люди собираются со всех хуторов трех долин. Площадку для поединка мы разметили там, у реки. Завтра утром. Только я и ты.
Пока Шеф слушал этот разговор, который сулил ему клеймо, холощение и рабский ошейник, он ощутил затылком знакомую хватку, означавшую, что предстоит видение. На этот раз он не противился. Как и на кургане в Хедебю, его глаза оставались открытыми, он по-прежнему видел маленькую замызганную площадь, деревянный храм, напряженно выжидающих вооруженных мужчин. Но в это же самое время другая картина разворачивалась перед его взором, впитывалась зрением, словно выколотый глаз находился где-то в другом месте и видел так же хорошо, как и уцелевший.
Он увидел большую мельницу, похожую на ту, что Удд показывал ему в Каупанге, с двумя горизонтальными жерновами, лежащими друг на друге, и с засыпным желобом. Но не было ни шестерней, ни бегущей воды. Помещение было сухим, как в знойное лето, пыль стояла столбом — и ни капли влаги, чтобы прибить ее.