ил зимой? На человеке была лишь грязная рубаха, настолько рваная, что виднелись космы шерсти на груди.
А узник все ждал, все следил, даже не мигая. Ждал нападения. Надеялся, что сможет дотянуться до того, кто ударит. Он медленно отступал, с идиотической хитростью притворяясь испуганным. Пытался заманить Шефа поближе, на длину цепи.
Что-то шевельнулось в памяти Шефа. Нечесаный, волосы и борода стрижены под горшок, человек казался знакомым. И как ни странно, в его глазах тоже мелькнуло что-то вроде узнавания.
Шеф уселся, соблюдая дистанцию.
— Мы англичане, — сказал он. — И я тебя видел раньше.
— Я тебя тоже, — отозвался каторжник. Он хрипел, как будто уже много дней не подавал голоса. — В Йорке. Я пытался тебя убить, одноглазый. Ты был в первых рядах ворвавшихся в крепость. Стоял рядом с подонком-викингом, огромным таким. Я кинулся на него, и он отбил удар. Я бы убил его, а потом и тебя. Но нам помешали. И теперь ты на земле викингов издеваешься надо мною, предатель! — Его лицо исказилось. — Но Бог будет добр ко мне, как был добр к моему королю Элле. В конце концов я смогу умереть. И Господь освободит мне перед этим руки!
— Я не предатель, — сказал Шеф. — Я не предал твоего короля, наоборот, оказал ему услугу перед смертью. И тебе могу оказать. Услуга за услугу. Но сначала объясни, кто ты и где мы встречались.
Лицо снова безумно исказилось, как будто к груди пленника подступили рыдания, но он решил не проронить ни слезинки.
— Когда-то я был Катредом, старшим телохранителем Эллы, его чемпионом. Я был лучшим воином на всей земле от Хамбера до Тайна. Люди Рагнарссонов зажали меня между щитами, после того как я убил их с десяток. Заковали и продали как силача. — Катред беззвучно рассмеялся, закинув голову назад, точно волк. — И все-таки одну вещь они так и не узнали, хотя заплатили бы за это золотом.
— Я знаю, — сказал Шеф. — Это ты бросил отца Рагнарссонов в змеиную яму, где он умер от ядовитых укусов. Я был там и все видел. Именно там я и встретил тебя. Я и еще кое-что знаю. Это не твоя вина, а дьякона Эркенберта. Король Элла освободил бы Рагнара. — Шеф придвинулся, но не слишком близко. — Я видел, как ты бросил ноготь Рагнара на стол. Я стоял сзади Вульфгара, моего отчима, которого викинги потом сделали хеймнаром. Вульфгар — тот человек, который привез Рагнара в Йорк.
Глаза безумца теперь расширились от изумления и недоверия.
— Я думаю, ты просто дьявол, — пробормотал он. — Послан как предсмертное искушение.
— Нет. Я твой добрый ангел, если ты все еще веруешь в Христа. Мы намерены освободить тебя. Если пообещаешь сделать для нас кое-что.
— Что я должен сделать?
— Сразиться завтра с воином Вигдьярфа.
Голова опять запрокинулась, как у волка, в глазах сверкнула лютая радость.
— Ох, Вигдьярф… — захрипел Катред. — Он меня резал, пока другие держали. С тех пор никогда не подходил близко. И он еще считает себя смелым. Может быть, он выйдет против меня. Однажды. Одного раза мне хватит.
— Ты должен позволить, чтобы мы подошли и сняли кандалы. И ошейник.
Шеф подтолкнул Удда вперед. Коротышка с набором инструментов в руках приближался, будто мышь к коту.
Шаг-другой. Он оказался в границах досягаемости. И Катред схватил его, одной гигантской лапой за лицо, другой — за шею, готовый сломать ее.
— Жалкая замена Вигдьярфу, — напомнил Шеф.
Катред нехотя выпустил Удда, взглянул на свои руки, словно не веря глазам. Карли опустил меч. Удд, трясясь, снова шагнул вперед, близоруко всмотрелся в железяки, примериваясь, как их снять. Через несколько мгновений он опять повернулся к Катреду, взглянул на ошейник:
— Хорошо бы распилить ошейник, государь. Но это шумно. И ему будет больно.
— Поливай напильник маслом. Ты слышал, Катред? Тебе будет больно. Не хватай Удда. Побереги себя для Вигдьярфа.
Лицо йоркширца сморщилось, он сидел неподвижно, пока Удд пилил, капал масло и снова пилил. Догорающая лампа чадила. Наконец Удд отступил:
— Готово, государь. Теперь надо разогнуть.
Шеф осторожно шагнул вперед, а Карли, на самой границе досягаемости, поднял меч. Катред, ухмыляясь, отмахнулся от них, поднял руки, ухватился за концы толстого железного ошейника, потянул. С восхищением Шеф наблюдал, как канатами вздулись мышцы на груди и руках. Прочнейшее железо гнулось, как зеленая веточка. Катред освободился, с шумом отшвырнул ошейник и цепи. Затем преклонил колени, взялся обеими руками за руку Шефа и возложил ее себе на голову, лицом прижавшись к коленям.
— Я твой слуга, — сказал он.
Лампа погасла. Четыре человека в темноте опасливо открыли дверь и вышли под звездное небо. Как тени проскользнули по улицам, подползли к своему лагерю, за стреноженными лошадьми прячась от норвежских караульных. Очаг все еще пылал, поддерживаемый бдительной Эдит.
Увидев женщину, Катред издал горловой звук, будто снова намеревался броситься.
— Она тоже англичанка, — шепнул Шеф. — Эдит, накорми его всем, что найдется. Поговори с ним ласково. По-английски поговори.
Остальные заворочались под одеялами, а Шеф подошел к Квикке:
— Ты тоже с ним поговори, Квикка. Дай пинту эля, если остался. Но сначала потихоньку взведи арбалет. Если он кинется на кого-нибудь, застрели. А я пошел спать до рассвета.
Шеф зашевелился, когда солнце уже поднялось над вершинами гор, окаймляющих долину с обеих сторон. Было холодно, и тонкое одеяло промокло от росы. Несколько секунд не хотелось вставать, вылезать из маленького кокона, нагретого теплом тела. Затем он вспомнил безумные глаза Катреда и сразу вскочил.
Катред все еще спал с открытым ртом. Он лежал, укрытый одеялом, головой на груди Эдтеов, самой старой и заботливой из рабынь. Она уже не спала, но и не шевелилась, рукой обхватив голову Катреда.
И тут он проснулся. Его глаза открылись мгновенно, оглядели изучающего его Шефа, людей, которые разводили огонь, скатывали одеяла, выходили наружу справить нужду. Он увидел Бранда, тоже стоящего, тоже глядящего на Катреда.
Шеф даже не заметил движения Катреда. Он увидел только летящее в сторону одеяло, а Катред, должно быть, одним махом вскочил на ноги из положения лежа; прежде чем Шеф перевел взгляд, он услышал удар и кряканье вырвавшегося из груди воздуха — это Катред плечом воткнулся в Бранда. Оба очутились на земле, перекатываясь раз за разом. Шеф увидел, что большими пальцами Катред давит на глаза Бранда, а Бранд огромными руками схватил Катреда за запястья, стараясь оторвать его от себя. Двое на мгновение застыли — Катред сверху, — не в силах одолеть друг друга. Затем Катред высвободил руку, сорвал с пояса у Бранда нож и вскочил на ноги с прежней сверхъестественной ловкостью. Бранд тоже поднимался, но Катред уже сделал выпад, норовя нанести смертельный удар под подбородок.
Озмод оказался рядом, отбил нож в сторону. Тут же Озмод полетел на землю, сбитый обратным ударом рукоятки. Квикка обеими руками вцепился в удерживающую нож руку. Шеф подскочил, схватил левую руку Катреда, поставил ее на перелом. Все равно что хватать тяжеловоза за бабки, слишком толстые, чтобы удержать. Квикка висел на одной руке Катреда, Шеф на другой, и тут, с покрасневшим от волнения лицом, подоспел Карли.
— Я успокою его! — крикнул он.
Расставив ноги и опустив плечи, дитмаршенец работал обоими кулаками, молотил в незащищенный живот Катреда, направляя удары снизу вверх, чтобы попасть под ребра и добраться до печени.
Катред одной рукой оторвал Шефа от земли, локтем двинул по уху и высвободил руку. Кулак, подобный дубине, опустился на голову Карли, затем Катред яростно лягнул Квикку по ногам, но, не сумев освободиться от его отчаянного захвата, потянулся, чтобы перехватить нож в левую руку.
С трудом поднявшись на ноги и увидев, что Удд старательно целится из арбалета, Шеф закричал: «Стой!» — понимая, однако, что через мгновение либо Квикка будет выпотрошен, либо Катред застрелен.
Бранд рванулся вперед, заслоняя Катреда от выстрела. Он ничего не сказал, не попытался схватить его. Вместо этого подал на протянутых руках свой топор.
Катред уставился на него и, забыв про нож, потянулся за топором. Замер. Квикка, задыхаясь, устало отошел в сторону. Теперь целилось с полдюжины арбалетчиков. Катред их игнорировал, глядя только на топор. Завороженно взял его, проверил балансировку, попробовал удары с правой и с левой руки.
— Я вспомнил, — хрипло пробормотал он на нортумбрийском диалекте. — Вы хотите, чтобы я убил Вигдьярфа. Ха! — Он подбросил топор вверх, и тот кувырнулся в воздухе, сверкая отточенным лезвием. Ловко поймав его, Катред воскликнул: — Убить Вигдьярфа!
Он оглянулся, как будто уже рассчитывал увидеть своего врага, и, подобно лавине, устремился прочь.
Бранд прыгнул ему наперерез, расставив руки, и заорал на примитивном английском:
— Да-да, убить Вигдьярфа! Не сейчас! Сегодня! Все ждут! Сейчас жрать! Приготовиться! Выбрать оружие!
Катред ухмыльнулся, показав пасть с немногими оставшимися зубами.
— Жрать, — согласился он. — Хотел убить тебя раньше, здоровяк. В Йорке. Позже еще попробую. Сегодня убить Вигдьярфа. Сначала жрать.
Он с шумом глубоко всадил топор в колоду для сидения, оглянулся, увидел, что Эдтеов несет ему краюху хлеба, забрал и яростно вгрызся. Она успокаивала великана, как разгоряченную лошадь, поглаживая ему руку через засаленную рубаху.
— О да, — сказал Бранд, глядя на еще держащегося за ухо Шефа, — о да. Этот мне нравится. Теперь у нас есть свой берсерк. Очень полезный народ. Но их нужно верно направлять.
Под руководством Бранда все засуетились, окружив Катреда заботой. Пока он жевал краюху, вольноотпущенники сварили овсяную кашу, подогрели щедро приправленную чесноком и луком похлебку, которую прошлым вечером сварили из цыплят, неосторожно подошедших к лагерю. Под наблюдением Бранда и Хунда Катред ел безостановочно. Ему давали небольшие порции, следя, чтобы он выскреб миску до ее деревянного дна, прежде чем взяться за следующую.