Мгновенно противники пришли в движение, запрыгали друг возле друга. Оскорбленный отец сделал выпад сразу при взмахе судьи, ткнул ниже связанных рук. Но в ту же секунду молодой норманн разжал кулак и отскочил назад, на всю длину своей половины веревки.
Отец тоже отпустил веревку и рванулся к ее концу, свисающему с запястья противника. Если бы удалось схватить, он бы мог притянуть юношу на расстояние вытянутой руки, а то и ближе, и зарезать его. Но чтобы нанести смертельный удар, нужно самому подставиться под такой же. При таком поединке нетрудно убить противника — если ты даешь ему возможность убить тебя.
Старик промахнулся, а молодой уже отступал назад, к самому краю шкуры. Внезапно он сделал выпад и полоснул по предплечью. Счастливый возглас при виде крови, ответная усмешка раненого.
— В этой игре поцарапать легко, — заметил Гудмунд. — Но царапины ничего не решают. Разве что потеря крови, если драка будет долгой — а такое редкость.
Один из соперников все время старался приблизиться и ударить ниже привязанных друг к другу рук, хватаясь и дергая за соединяющую их веревку. Другой не обращал на веревку внимания, держал дистанцию, стремительными взмахами полосуя руки и ноги противника, но следя, чтобы нож не застрял, не задержал его даже на мгновение.
Он слишком этим увлекся. Лысый норманн, весь в крови от дюжины мелких порезов, получил еще один — чуть выше левого бицепса. Но зато схватил левой рукой ударившую его руку, правую руку противника. Принялся яростно ее выкручивать, вопя что-то, — Шеф не мог разобрать слов в шуме толпы. Молодой норманн вскинул левую руку, безуспешно пытаясь в свою очередь захватить правую соперника. Но старик извернулся, пряча нож за спиной, и попробовал ударить снизу, потом сверху, не забывая выкручивать запястье врага.
Пойманному ничего не оставалось, как подпрыгнуть и выбросить ноги вперед, обхватить ими бедра, крутануться вбок и повалить лысого. Когда они рухнули на шкуру, Шеф увидел фонтан крови; ближайшие зрители дружно охнули. Вышли судьи, растащили противников. Шеф увидел, что нож глубоко вонзился в грудь юноши. Когда переворачивали старика, показался и второй нож, торчащий из глазницы.
Зрительницы завизжали и кинулись прочь. Шеф обернулся к Гудмунду, готовый обругать порядок, из-за которого женщина за один удар сердца лишается и мужа, и отца, а ребенок — отца и деда. Но слова застряли у него в горле.
В ложбину спускался Катред с шипастым щитом и мечом. За ним бежали Фрита и Озмод, в двух шагах позади — Удд, все при арбалетах, но с совершенно беспомощным видом. Вскакивая и проталкиваясь им навстречу, Шеф услышал безумные выкрики Катреда на ломаном норманнском языке:
— Ублюдки! Трусы! Привязывают, чтобы не убежал. Держат, чтобы зарезать. Дерись с англичанином, у которого руки развязаны! Чего ты боишься? Одну руку ему привяжи, если хочешь. Скоты, сукины дети! Вот ты, ты!
Изо рта берсерка вылетала белая пена, и зрители расступались, под конец оставив его в обществе двух покойников. Глянув вниз, Катред махнул мечом и глубоко рассек лицо юноши. Он принялся топать и шумно пыхтеть, готовый напасть на всю толпу.
Шеф встал перед ним, выждал, пока в безумном взгляде не мелькнуло узнавание. Узнавание через силу.
— Они не будут драться, — раздельно проговорил Шеф. — Нам придется подождать до лучших времен. А рубить трупы — грязная игра, Катред. Это никуда не годится, ты же ordwiga, herecempa, frumgar, королевский богатырь. Сохрани себя для Рагнарссонов, для убийц твоего короля Эллы.
На лице Катреда отразилось воспоминание о его славе начальника стражи короля Нортумбрии. Он посмотрел на окровавленный меч, на разрубленный труп, бросил оружие и разразился мучительными рыданиями. Удд и Озмод приблизились к нему, взяли за руки и увели.
Утирая пот, Шеф встретил неодобрительный взгляд законника, судьи поединка.
— Осквернение мертвого тела, — начал норманн, — карается штрафом в…
— Мы заплатим, — сказал Шеф. — Заплатим. Но кто заплатит за то, что сделали с живым человеком?
Следующим утром Шеф стоял на узких сходнях, ведущих на нежно любимый Брандом корабль, на его «Морж». «Чайка» Гудмунда, уже загруженная, легонько покачивалась на волне в двадцати ярдах, головы гребцов рядком торчали над планширом. Загрузка кораблей оказалась непростым делом. На каждом, имеющем по восемнадцать весел с борта, — полная команда в сорок человек. К ним требовалось добавить Шефа, Хунда, Карли и Торвина, восемь катапультистов, четырех женщин, спасенных на Дроттнингхольме, Катреда и ватагу беглых рабов, присоединившихся по дороге через Уппланд и Согн, — почти три десятка человек, довольно много для двух узких кораблей.
Но сейчас на месте были не все — пропали Лулла, Фрита и Эдви из команды катапультистов. Что их задержало? Не прячут ли их где-нибудь в округе, предназначив для продажи в рабство, а то и жертвоприношения? При мысли, что его людей могут повесить на храмовых деревьях в каком-нибудь захудалом городке, у Шефа лопнуло терпение.
— Выводи всех на берег! — крикнул он Бранду. — И ты тоже, Гудмунд. Мы можем выставить сотню человек. Пойдем через город и будем переворачивать палатки, пока нам не вернут наших людей. А кто станет возражать, получит стрелу в брюхо.
Шеф вдруг осознал, что Квикка и другие реагируют без того оживления, которого он ожидал. Они напустили на себя вид полной непричастности — наверняка что-то знают, но не осмеливаются рассказать.
— А ну, выкладывайте, — сказал Шеф, — что случилось с этой троицей.
Озмод, обычно бравший слово в затруднительных ситуациях, заговорил:
— Тут вышло такое дело. Мы с ребятами прогуливались, смотрели товары. А все здесь только и судачат что о катапультах, арбалетах и прочем. О них все много слышали, но никто не знает, как устроены. Ну, мы, конечно, похвастались, что всё знаем про катапульты и арбалеты, а Удд, можно сказать, сам их и изобрел. Тогда они и говорят — а они нам уже поставили кружку-другую, — говорят: «Вот здорово, а вы, ребята, знаете, как сейчас с этим на юге?» — «Нет», — отвечаем, само собой, ведь мы же не знаем. Тогда они говорят…
— Ну давай, давай, — прорычал Шеф.
— На юге платят большие деньги опытным мастерам, людям, которые умеют строить катапульты и стрелять из них. Большие деньги. Мы думаем, что Лулла, Эдви и Фрита решили отправиться на заработки.
Шеф изумленно посмотрел на Озмода, не зная, как реагировать. Он освободил этих людей. У себя в Англии они уже были землевладельцами. Как можно уйти и наняться к кому-то на службу, оставив своего государя? Но ведь свободными они стали, потому что он освободил…
— Ладно, — сказал Шеф. — Забудь об этом, Бранд. Озмод и вы, парни, благодарю, что остались со мной. Думаю, вы от этого не проиграете. Давайте все на борт, и отплываем. Вернемся в Англию через пару недель, если Тор пошлет попутный ветер.
Тор не посылал, по крайней мере сначала. На всем пути к выходу из узкого фьорда, от места, где встречаются Согн и Гула, и до открытого моря, корабли постоянно боролись со свежим встречным бризом, глубоко просев под тяжестью команды, пассажиров и припасов. Бранд руководил гребцами, меняя за веслами англичан и своих викингов.
— Сейчас свернем за мыс, — пообещал он, — и тогда ветер будет сбоку, можно поставить парус и больше не грести. Что это там впереди?
Из-за оконечности мыса, сторожившего Гула-фьорд, за полмили с небольшим появился корабль. Странный корабль, не похожий на торговые и рыболовецкие, с полудюжиной которых они уже разминулись. Полосатый бело-голубой парус был надут попутным бризом, на мачте развевался вымпел, вытянутый ветром в их сторону, так что увидеть изображение удавалось лишь мельком. Что-то было не так с парусом этого корабля. И что-то не так с его размерами.
— Помоги нам Тор! — воскликнул стоявший за рулем Бранд. — Это корабль береговой охраны Хальвдана. Но у него два паруса! И даже две мачты! Такого я отродясь не видывал. Зачем это им?
Шеф своим единственным, но зорким глазом углядел изображение Хватающего Зверя.
— Командуй разворот, — сказал он. — Уходим отсюда! Это королева Рагнхильда. И ничего хорошего от нее ждать не приходится.
— Корабль у нее большой, но нас двое против одного, мы могли бы сразиться с нею…
— Разворот! — рявкнул Шеф, уловив нечто знакомое в движениях людей на корабле.
Бранд догадался одновременно с ним и послал «Морж» в такой крутой поворот, что гребцы проехались по скамьям.
— По правому борту табань, — командовал он, — греби с бакборта! Теперь греби вместе! Дружно, ударим посильнее! Поднять парус по ветру, кто там у мачты? Нарр, Ансгейр, помогайте! Гудму-у-унд!..
Его голос долетел над водой до отставшей на фарлонг «Чайки». «Морж», подгоняемый теперь попутным ветром, пустился назад по пути, которым пришел.
Шеф наблюдал за преследующим кораблем, — как и ожидалось, тот разворачивался бортом.
— По моей команде резко право руля, — хладнокровно сказал он. — Давай!
«Морж» стремительно повернул. В ту же минуту Бранд крикнул гребцам, чтобы подняли весла, предоставив кораблю идти под одним парусом. Лопасти дружно взметнулись из воды. Нарастающий свист — и три гребца разом повалились со скамей, послышались стоны и проклятия. Обломки весел взмыли и плавно упали в воду. Камень пронесся на голову выше борта, полетел дальше, подскакивая на волнах, прежде чем зарыться и утонуть.
— Ходили разговоры, что они сделали катапульту, — заметил Бранд, — но считалось, что корабль не выдержит отдачи. Должно быть, перестроили каркас и заодно поставили две мачты.
— Но кто стреляет из мула? — недоумевал Шеф, наблюдая, как преследующий корабль пытается сократить расстояние, и настороженно дожидаясь его рысканья, которое предвестило бы новый выстрел. К счастью, погоня не прекращалась и люди Рагнхильды не могли стрелять прямо по курсу. — Наши перебежчики? Но как они там оказались?
— Путь тоже очень интересовался твоими изобретениями, — вставил находившийся рядом Торвин. — Жрецы сделали копии всех машин. Вальгрим имел время соорудить мул и набрать для него команду. Некоторые из его друзей — жрецы Ньёрда, они знают, как перестроить корабль. Что же нам теперь предпринять? Вернуться в Гулатинг и сразиться с ними на земле?