Молот и крест. Крест и король. Король и император — страница 6 из 188

— Итак, он должен уйти, — повторил архиепископ Гюнтер, организатор встречи в Кёльне.

Молчаливые кивки собравшихся вокруг стола.

— Его ошибки слишком велики, чтобы смотреть на них сквозь пальцы, — подтвердил Тевтгард из Трира. — Не только поражение крестоносцев, посланных им против английских провинций…

— Хотя уже одно это знак Божественного нерасположения, — поддакнул известный своей набожностью Хинкмар из Реймса.

— Но еще он позволил прорасти семенам. Семенам худшего, чем поражение какого-то короля. Семенам раскола.

Слово было сказано, и сразу настала тишина. Все знали, что случилось в прошлом году. Когда под одновременным давлением норманнов и собственных епископов юный король западных саксов Альфред объединился с какой-то языческой сектой, прозываемой, как они слышали, Путем. Он успешно разбил викинга Ивара Рагнарссона, а затем и Карла Лысого, христианского короля франков и представителя самого папы. Теперь Альфред беспрепятственно правил в Англии, хоть и деля свой доминион с каким-то языческим ярлом, чье имя звучало неуместной шуткой. Но не шуткой было то, что в отместку за решение папы Николая послать крестоносцев Альфред объявил об отделении Английской церкви от Вселенской и Апостольской римской церкви. Еще меньше походило на шутку лишение Церкви в Англии ее земель и собственности. Альфред позволял проповедовать и служить службы только тем, кто готов был обеспечивать себе пропитание за счет добровольных подаяний паствы. Даже ходили слухи, что новая власть склоняет клириков к ремеслам или торговле.

— Из-за этих поражений, из-за этого раскола он должен уйти, — повторил Гюнтер, оглядывая сидящих. — Я утверждаю, что папа Николай обязан отправиться к Господу. Он стар, но недостаточно. Мы должны ускорить его уход.

Теперь, когда слово было произнесено, воцарилась тишина; князьям Церкви нелегко было говорить об убийстве папы. Мейнхард, архиепископ Майнца, суровый и жесткий, заговорил громким голосом:

— Мы сможем осуществить это?

Священник рядом с Гюнтером пошевелился и сказал:

— Затруднений не будет. В окружении папы есть люди, которым мы можем доверять. Эти люди не забыли, что они немцы, как и мы с вами. Яд применять не советую. Лучше подушка ночью. Если он не проснется, его место будет объявлено вакантным без всякого скандала.

— Хорошо, — произнес Гюнтер. — Хоть я и считаю смерть папы Николая необходимой, ему самому, перед Богом клянусь, я не желаю ни малейшего зла.

Остальные взглянули на него с легким скептицизмом. Все знали, что всего десять лет назад папа Николай сместил Гюнтера и прогнал его с глаз долой за непослушание. Так же он обошелся и с Тевтгардом из Трира, а потом обругал и отверг даже святошу Хинкмара.

— Это был великий человек, который выполнял свой долг так, как понимал его. Я не виню Николая даже за злополучную экспедицию короля Карла. Нет, дело не в Крестовых походах. Но он допустил ошибку. Скажи им, Арно, — обратился Гюнтер к своему помощнику. — Объясни, как мы понимаем дело.

Гюнтер откинулся на спинку и поднял золотой бокал с рейнским вином, от которого так сильно зависели его архиепископские доходы.

Молодой человек пододвинул свой табурет ближе к столу, и его резко очерченное лицо под ежиком светлых волос оживилось.

— Здесь, в Кёльне, — начал он, — мы тщательно изучили военное искусство. Не только в смысле собственно сражений, но также в более широком смысле. Мы попытались рассуждать не просто как tacticus, — употребил он латинское слово, хотя до сих пор все говорили на нижненемецком языке Саксонии и Севера, — но как strategos древних греков. И если мы подойдем к делу стратегически, — (тут Хинкмар поморщился от непривычной смеси латыни и греческого), — мы увидим, что папа Николай совершил роковую ошибку. Он не смог обнаружить то, что мы называем puncrum gravissimum, то есть главную точку — точку приложения главных сил при нападении врага. Он не заметил, что настоящая опасность — опасность для всей Церкви — состоит не в ересях Востока, и не в борьбе папы против императора, и не в морских набегах приверженцев Махаунда, но в малоизвестных королевствах, в беднейших провинциях Британии. Потому что только в Британии Церковь столкнулась с тем, кто хуже врага, — с соперником.

— Он сам с Востока, — сказал Мейнхард презрительно.

— Совершенно верно. Он считает, что все происходящее здесь, на северо-западе Европы, в Германии, во Франции и в Низинных Землях, не имеет большого значения. Но мы-то знаем, что здесь свершится предназначение. Предназначение Церкви. Предназначение мира. Я готов сказать о том, о чем не скажет папа Николай: о новом избранном народе, о единственном бастионе на пути варваров.

Он умолк, его белое лицо зарделось от гордости.

— Насчет этого вы тут не встретите возражений, Арно, — заметил Гюнтер. — Итак, у Николая должен появиться преемник. Я знаю, — поднял он руку, — что кардиналы не выберут папой человека, у которого есть хоть капля здравого смысла, и мы не можем надеяться, что нам удастся добавить итальянцам ума. Но мы можем добавить им глупости. Думаю, все со мной согласятся: мы употребим деньги и влияние, чтобы был выбран человек, популярный в Риме, из хорошей итальянской семьи и притом полное ничтожество. И кажется, он уже облюбовал себе папское имя: Адриан Второй, как мне сообщили. Более серьезно то, что предстоит сделать поближе к дому. Не только Николай должен уйти, но и король Карл. Ведь он тоже потерпел поражение, причем от толпы крестьян.

— Карла уже нет, — решительно сказал Хинкмар. — Его бароны не простят унижения. Те, кто не был с ним, никогда не поверят, что французских копейщиков могли разбить какие-то пращники и лучники. А те, кто был в Англии, не хотят делить с ним позор. Веревка вокруг его шеи или кинжал под ребрами появятся и без нас. Но этого кто заменит?

— Прошу прощения, — тихо сказал Эркенберт.

Он слушал с величайшим вниманием и в какой-то момент понял, что эти люди, в отличие от помпезного и беспомощного английского духовенства, которому он служил всю жизнь, действительно ценят прежде всего ум, а не чины и звания. Младших выслушивали не одергивая. Любой мог поделиться своими идеями, и их могли принять. А если и отвергали, то с указанием причин и по здравом размышлении. Эти люди единственным грехом считали недостаток логики или воображения. Абстрактные построения опьяняли Эркенберта сильнее, чем винные пары из его кубка. Он почувствовал, что наконец-то оказался среди равных. А главное, он жаждал, чтобы и его приняли как равного.

— Я владею нижненемецким языком, потому что он похож на мой родной английский. Но позвольте мне сейчас перейти на латынь. Не понимаю, кем можно заменить французского короля Карла Лысого. И каких преимуществ достигнут собравшиеся при любом его преемнике. У него два сына, правильно? Карл и Луи. У него было три брата: Людвиг, Пипин и Лотар, из которых в живых остался один Людвиг; и у него, помнится, семь живых племянников, Луи, Карл, Лотар…

— …Пипин, Карломан, Людвиг и Карл, — докончил Гюнтер и коротко хохотнул. — Наш английский друг из вежливости недоговаривает, что ни одного из них не отличишь от другого. Карл Лысый. Карл Толстый. Людвиг Саксонский. Пипин Младший. Кто из них кто и какое это имеет значение? На его месте я бы выразился так: потомок императора Карла Великого, самого Шарлеманя, потерпел поражение. Он не унаследовал доблести предков. Мы ищем нового папу в Риме, а здесь мы должны найти нового короля. Новую династию королей.

Сидящие вокруг стола настороженно посмотрели друг на друга, постепенно осознавая, что все они уже думали о немыслимом. Гюнтер удовлетворенно улыбнулся: его поняли.

Снова набравшись смелости, Эркенберт заговорил:

— Это возможно. У меня в стране королевская династия была низложена. А в вашей — разве сам Карл Великий пришел к власти не благодаря делам своих предков, сместивших богорожденных, которым служили? Их убили, им публично срезали волосы, чтобы показать: нет больше святости. И мы сможем это сделать. В конце концов, что делает короля королем?

За все время лишь один человек не проронил ни единого слова, хотя изредка и кивал одобрительно: это был почитаемый всеми архиепископ Гамбурга и Бремена, что далеко на севере, ученик и последователь святого Ансгара архиепископ Римберт, прославившийся своей храбростью в священном походе против северных язычников. Стоило ему шевельнуться, и все взгляды устремились на него.

— Вы правы, братья. Династическая линия Карла никуда не годится. И вы не правы. Не правы во многом. Вы говорите о стратегии, о punctum gravissimum, о Западе и Востоке, и в мире людей ваши слова могут иметь смысл.

Но мы живем не только в мире людей. И я говорю вам, что папа Николай и король Карл совершили худшую ошибку, чем вам кажется. Я молюсь только о том, чтобы мы сами не допустили ее. Я говорю вам: они не веруют! А без веры все их оружие и все их планы — не больше чем плевелы и сор, которые уносит ветром гнева Господня.

Поэтому я скажу вам, что нам не нужен ни новый король, ни новая династия королей. Нет. Что нам теперь требуется, так это император! Император римский. Ведь мы, германцы, и есть новый Рим! Нам необходим император, чтобы возвеличиться.

Собравшиеся погрузились в разворачивающиеся перед ними видения, храня почтительное молчание. Его нарушил белобрысый Арно, капеллан Гюнтера.

— А как выбрать нового императора? — осторожно поинтересовался он. — И где его найти?

— Слушайте, — отвечал Римберт, — и я расскажу вам. Я расскажу вам о секрете Шарлеманя, последнего действительно великого римского императора на Западе. Я расскажу вам, что делает короля истинным королем.

Глава 2

Пахучий дух опилок и щепы ощущался в воздухе, когда Шеф и его спутники, хорошо выспавшиеся после долгого путешествия из Уинчестера, спустились к верфи. Хотя солнце лишь недавно высветлило восток, сотни людей уже трудились — правили терпеливыми волами, влекущими огромные телеги со строевым лесом, теснились у круглых кузнечных горнов, сновали у канатнопрядильных станков. Стук молотков и визг пил несся со всех сторон, смешиваясь со свирепыми