— Подожди, пока мы не попытаемся уйти отсюда, — откликнулся Катред.
Через несколько часов, когда до прихода темноты еще оставалось немного времени, ситуация стала ясна. Отряд Шефа потерял двух человек убитыми — теперь приходилось нести три трупа, — и с полдюжины получили легкие ранения. Угроза арбалетов удерживала финнов на расстоянии, но Шеф полагал, что из выпущенных стрел числом около дюжины лишь одна-две возымели нужное действие. Стрел осталось не так уж много, а финны — великие мастера подкрасться, выстрелить и исчезнуть за деревьями. Отряд зашел глубоко в лес, и долгожданное укрытие оказалось западней. На открытой торфяной пустоши, которую они покинули, дальнобойное оружие решило бы дело. Виды на ночь были невеселые. Пора валить деревья, делать засеку. Хорошо хоть, что наконец-то можно развести костры.
Едва первый дровосек ударил топором по березе, Шеф заметил закрепленный на ее ветвях сверток. Он пригляделся. Длинный сверток. Слишком длинный.
Он показал Торвину, который прятался от стрел рядышком:
— Что это?
Торвин взялся за бороду:
— Я слышал, здесь земля слишком мерзлая, чтобы хоронить покойников. Их вместо этого поднимают на деревья.
— Так мы у финнов в храмовой роще?
— Ну, храма здесь, наверное, нет. Просто погост.
Шеф отозвал дровосека, поискал другие свертки на деревьях.
— Разводите костер, — велел он. — Большой костер. Может быть, финны заплатят выкуп за своих покойников.
Пирууси, глядя на пришельцев, снова засмеялся. Огонь, который развели норманны, высвечивал их, делал легкой мишенью для ночной стрелы. Да, но ведь это его собственную бабушку снимают с ее дерева! Что норманны хотят сделать с нею? Неужели сжечь? Сожженный покойник лишается в другом мире своего тела, он может вернуться в мир живых и преследовать своих нерадивых родственников. С бабушкой и так хватало неприятностей, пока она была жива.
Пора, решил Пирууси, пуститься на хитрость. Он отбежал от запряженных оленями саней, которые пригнали, чтобы увезти убитых, сломал ветку, на которой еще оставались листья, и помахал ею в знак желания вести переговоры, опасливо ожидая выстрела из загадочного оружия.
Шеф увидел, что человек в кожаной куртке и штанах машет веткой, и даже в такой момент с завистью отметил прекрасно выделанную кожу — жены Пирууси много дней жевали ее, чтобы добиться такой мягкости. Он заметил опасливую готовность финна отскочить, отвел в сторону арбалет Фриты, сам сломал ветку и немного вышел вперед.
Финн стоял ярдах в десяти. Пока Шеф раздумывал, на каком бы языке с ним общаться, тот сам решил проблему, заговорив на чистом, хотя и отрывистом норвежском.
— Вы! — крикнул он. — Зачем жечь? Зачем валить деревья, зачем снимать стариков? Вы их сожжете? Они вам не вредят.
— Зачем стрелять в нас? — ответил Шеф в том же духе. — Мы вам не вредим. Вы убили моих друзей.
— Вы убили моих друзей, — эхом откликнулся финн.
Краем глаза Шеф отметил быстрое движение от дерева к дереву слева. И справа. Финн снова заговорил, стараясь отвлечь внимание — пока другие окружали Шефа с обеих сторон. Они пытались захватить заложника, а не вести переговоры. Выйдет неплохо, если они действительно попытаются. Шефу удастся связать боем двух или трех, а Катред кинется на выручку. Берсерк способен достаточно напугать финнов, чтобы они предпочли свободно пропустить отряд через свои земли. И конечно, не исключено, что он, Шеф, в этой стычке погибнет.
В лесу двигалось еще что-то. Не по сторонам, а непосредственно сзади ведущего переговоры финна. Там он оставил сани с двумя впряженными оленями. Животные стояли спокойно, стараясь отщипнуть с земли комочек лишайника или мха. Но позади них явно был еще кто-то.
Шеф не поверил своим глазам, когда из-за карликовой березы появилась громадная фигура Эхегоргуна. Он не мог там прятаться. Комель дерева был от силы в фут толщиной, едва ли толще, чем рука тролля. И все же тот как ни в чем не бывало смотрел на Шефа, явно желая сообщить о своем присутствии. Через мгновение его уже там не было. Но ведь много дней отряд пересекал открытые пустоши, где видна каждая птица и травинка. Как Эхегоргун мог выследить? Даже олени его не почуяли. Они спокойно продолжали пастись.
Финн заметил целеустремленный взгляд Шефа.
— Хо-хо! — заухал он. — Старая шутка. «Оглянись, Пирууси, что там такое?» Я смотрю, а твои люди стреляют, стреляют.
Эхегоргун тихонько подошел к одному из пасущихся оленей, положил ему на голову огромную лапу и ласково свернул шею. Ноги оленя сразу подкосились, он завалился вперед, на мгновение аккуратно придержанный Эхегоргуном. Тот подошел ко второму оленю, ничего не заподозрившему, и с той же ловкостью и неторопливостью свернул шею и ему.
А потом исчез, растворился в тенях берез, будто его и не было, оставив как знак своего появления лишь двух мертвых животных.
Пирууси вдруг понял, что Шеф его не видит, и обернулся словно ужаленный. Увидел двух своих оленей бездвижно лежащими на земле. Его глаза раскрылись, челюсть отвисла, он повернулся к Шефу с выражением ужаса и недоверия на лице.
Шеф выразительно посмотрел на подкрадывающихся с обеих сторон финнов, крикнул Фрите с помощниками, чтобы держали под прицелом. Предостерегающе указал на приблизившихся арбалетчиков. Затем подошел к Пирууси, склонившемуся над своими мертвыми оленями.
— Как ты это сделал? — спросил Пирууси.
Неужели старый Пехто, мошенник он или нет, был прав? Есть ли у этого странного человека с одним глазом и со старым копьем какая-то колдовская власть?
Он ощупал сломанные шеи зверей, своих драгоценных бегунов, и снова спросил:
— Как ты это сделал?
— Я этого не делал, — ответил Шеф. — Но понимаешь ли, у меня есть друзья в этих лесах. Друзья, которых ты не можешь увидеть, друзья, с которыми тебе лучше не встречаться. Ты ведь слышал о таких существах?
Очевидно, финн слышал, поскольку стал нервно озираться, словно в любой момент позади могла появиться неведомая тварь и схватить его за горло. Шеф подошел и ткнул его древком копья.
— Хватит стрельбы, — сказал он. — Хватит фокусов. Нам нужен очаг, еда. Дадим золото, серебро. Идем в Ярнбераланд. Ты знаешь Ярнбераланд?
В глазах Пирууси мелькнуло понимание, а также сомнение.
— Я покажу вам Ярнбераланд, — согласился он. — Сначала выпьем вместе. Выпьем… — По-видимому, он затруднялся подобрать слово. — Выпьем напиток видений. Ты, я и Пехто.
Шеф не понял, но кивнул.
Глава 26
Вечером следующего дня Пирууси приволок старику Пехто традиционные подношения: комок соли, мешок пахучего полупрогорклого масла из оленьего молока, кровяные колбаски, щедро сдобренные салом, тщательно очищенную и пережеванную оленью кожу. Он не поскупился и приложил пару мягких сапожек с красными шнурками, чтобы завязывать сверху. Пехто осмотрел дары с отсутствующим, как и полагается, видом и дважды от них отказался. На третий раз он смахнул подарки в угол шатра и велел «старой карге» — своей жене, которой было уже за сорок, — подойти и забрать их.
— На сколько человек? — спросил он.
— Для тебя и для меня. Для одноглазого чужака и его приятеля.
Пехто задумался. Это был самый приятный момент — отказать все равно не в его власти, но, по крайней мере, Пирууси уважил его. И шаман решил не перегибать палку. Ведь подарки действительно были хороши — настолько хороши, что Пехто догадался о какой-то особой причине для такой щедрости.
— Приходи, когда стемнеет, — сказал он.
Без лишних слов Пирууси вышел. Он знал то, о чем старый шаман, при всем своем бахвальстве насчет способности видеть издалека и даже под землей, не догадывался, — одноглазый, когда Пирууси потребовал плату за убитых оленей, без единого слова снял с руки золотой браслет. Правда, оленей он забрал, но их ценные шкуры отдал опять же без споров. Хотя Пирууси и не видел раньше золота — желтое железо, как его называли финны, — но прекрасно знал, как ценят его норманны, с которыми не раз случалось торговать. За браслет такого веса можно купить все его племя вместе с потрохами, не говоря уже о паре оленей.
Однако пришелец оказался не совсем сумасшедшим. Когда Пирууси потребовал плату за двоих убитых соплеменников, тот лишь молча кивнул на своих убитых. Еще Пирууси заметил свирепый взгляд очень большого человека, который носил меч и шипастый щит. Умнее будет с таким воином, отмеченным духами, не связываться. В любом случае смерть оленей оставалась загадкой. Пирууси решил, что одноглазый — могучий норманнский шаман, каких он раньше не видывал. Должно быть, шаман умеет принимать разные обличья и в одном из таких обличий, например в медвежьем, убил оленей, пока его человеческое обличье стояло перед Пирууси.
После напитка видений многое выяснится. Пирууси решительно направился к родному шатру и позвал лучшую из жен, намереваясь самым приятным образом скоротать оставшееся до ночи время.
Шеф вместе с Хундом обходил временный лагерь. Изголодавшиеся люди разожгли костры и стали нетерпеливо обжаривать куски тут же разделанного мяса — два оленя исчезли быстро и без следа. Только после этого путники ощутили в себе достаточно сил, чтобы нагреть камни, бросить их в деревянные котелки и сварить нежнейшего вкуса похлебку. Ведь сначала они поглощали мясо полусырым. Шефу вспомнилось, как он съел кусок свежей печенки и наступило первое опьянение сытостью, сходное разве что с опьянением от зимнего эля. И тогда он понял, что днем раньше не только мечтал о большом ломте хлеба с маслом, но и сожалел, что когда-то отказался от протухшей акульей печенки.
— Что скажешь о настроении людей? — спросил Шеф.
— Просто удивительно, как быстро они оправились, — отвечал Хунд. — Дня полтора назад я боялся за Удда. У него почти не осталось сил. Мы могли потерять его, как потеряли Годсибб, слишком слабую для холодных ночевок. А теперь он трижды плотно поел и отоспался у жаркого костра, и он вполне готов выдержать еще несколько дней пути. Хотя одна вещь меня беспокоит. Некоторые показывали мне раны — старые раны, которые зажили много лет назад, а теперь открылись.