— Ну что там? — спрашивал Торвин, у которого левый глаз совсем заплыл.
— Он режет нашего на кусочки, — отвечал Квикка.
«Он режет меня на кусочки», — думал Шеф. Боли он не чувствовал, физической боли, но внутри поднималась паника, как если бы он стоял на подмостках перед тысячной толпой и забыл, что нужно сказать. Он попробовал провести неожиданную подсечку, борцовский прием. Кьяллак расчетливо уклонился и резанул его по колену. Шеф в ответ полоснул по привязанной руке Кьяллака, впервые пустив тому кровь. Кьяллак ухмыльнулся и неожиданно пырнул ножом над их связанными руками, что заставило Шефа мотнуть головой в сторону и, выпустив веревку, отпрыгнуть назад, чтобы избежать мгновенного второго выпада прямо в сердце.
— Учишься, а? — пропыхтел Кьяллак. — Но не быстро. Тебе надо было остаться с мамашей.
Мысль о матери, о ее жизни, искалеченной викингами, заставила Шефа разразиться шквалом ударов, безрассудно ринуться вперед. Кьяллак уклонялся, парочку ударов со звоном отразил своим ножом, выжидал, когда вспышка уляжется. «Как берсерк, — думал он. — Не давай им прицелиться. Уходи с их пути и жди, когда устанут». Он уже чувствовал, что этот прилив сил иссякает.
— Оставаться с мамашей, — повторил он. — Вот сейчас сидели бы, играли себе в бабки.
В бабки, подумал Шеф. Он вспомнил уроки Карли на болоте, вспомнил Хедебю. Снова вцепился в провисшую веревку, рывком натянул ее и неожиданно разрезал. Стон толпы, удивление и презрение в глазах Кьяллака.
Шеф высоко подбросил свой нож, тот завертелся в воздухе. Кьяллак, не спускавший с ножа глаз, машинально посмотрел вслед, на мгновение застыл с задранной вверх головой.
Шеф шагнул вперед, развернулся от пояса, как учил его Карли, и выбросил сжатый левый кулак в энергичном хуке. Он ощутил, как удар отдался в его руке, как кулак с хрустом вмялся в бороду и кость. Кьяллак пошатнулся. Однако это был человек с бычьей шеей, он потерял равновесие, но не упал.
Вращающийся нож скользнул вниз. Шеф, как будто десять лет только тем и занимался, поймал его левой рукой за рукоятку и всадил под задранный подбородок противника. Клинок прошел через бороду и подбородок, через рот и нёбо, остановившись, только когда острие уперлось в свод черепа.
Шеф ощутил, что труп валится, крутанул лезвие и выдернул его. Плавным полукругом он повернулся к толпе, поднял окровавленный нож. Шум рукоплесканий его сторонников, недовольные крики остальных.
— Нечестно! — крикнул один из свидетелей Кьяллака, подходя к камню. — Он разрезал веревку! Это против правил!
— Каких еще правил? — сказал Катред. Без лишних слов он рубанул мечом по кричавшему, располовинив его голову.
С камня Шеф видел, как взметнулись копья, нацелились арбалеты.
Сквозь облака пробился солнечный лучик, упал на окровавленный каменный помост. На этот раз стон толпы был благоговейным. И в тот же миг раздалось клацанье металла. Шеф повернулся и увидел между Священным Дубом и храмом грозный ряд вооруженных всадников, которые отсекали узников от стражи, гнали толпу жрецов по направлению к камню. Он не знал, кто это, но они давали ему шанс. Выпитое зелье еще раз наполнило его воодушевлением и яростью.
— Шведы! — закричал он. — Вам нужен хороший урожай и благополучие! Для этого нужна кровь. Я уже дал вам кровь, королевскую кровь. Идите за мной, и я дам вам еще.
Из толпы раздались голоса, напоминающие о Священном Дубе и великом жертвоприношении.
— Вы годами приносили жертвы, и что это вам дало? Вы приносите неправильные жертвы. Вы должны жертвовать тем, что вам дороже всего. Начнем заново. Я сделаю жертвоприношение, которое намного лучше. — Шеф указал на другую сторону поляны. — Принесите в жертву ваш Дуб. Срубите его и освободите души повешенных. А если богам нужна кровь, дайте им ее. Отдайте богам их слуг — жрецов великого храма.
На другой стороне поляны человек в черной рясе слез с лошади, побежал под призрачно раскачивающуюся крону. В руке человек сжимал топор, выхваченный у разинувшего рот жреца. Приблизившись к Дубу, он занес топор и ударил. Толпа снова ахнула при виде святотатства. Полетели щепки, люди смотрели наверх в ожидании кары небесной. Ничего не произошло. Просто стук металла по дереву от ударов одержимого Эркенберта. Взгляды задумчиво обратились на жрецов. Люди Бруно медленно сгоняли толпу жрецов к камню. Герьолф повернулся к сторонникам Шефа, выждал момент.
— Правильно! — закричал он. — Арбалеты опустить и собраться в круг! Оттар, распорядись своими финнами. Остальные, хватайте жрецов. А ты, — крикнул он Бруно, — останови своего малыша, пока он не поранился! Оцепите Дуб и выделите четырех человек, которые знают свое дело!
Шведы покорно и с изумлением наблюдали, как Герьолф отдает свои ужасающие распоряжения. Прежде чем утро перейдет в день, Дуб Королевства будет сожжен, и в его пламя, как в погребальный костер, бросят его слуг.
— Разве это делает одноглазого королем шведов? — спрашивали зрители друг у друга.
— Кто знает? — был ответ. — Но он вернул нам солнце.
Глава 31
Братья Рагнарссоны услышали эти новости в своем доме в Бретраборге, Цитадели братьев, городе казарм на острове Сьелланд, в самом сердце Дании. Вознаградив и отпустив вестника — это был их давний обычай, всегда платить за новости, даже неприятные, — братья уединились для совещания. На столе у них в кувшине стояло вино — вино с Юга. Год, несмотря на плохое начало, выдался для них прибыльным. С тех пор как они взяли Хедебю, они шли и плыли от одного мелкого королевства к другому, принуждая всех их королей к подчинению, и каждая победа приносила им войска и союзников для следующей. Торговля между Севером и Югом теперь полностью оказалась в их руках, им платили дань за каждую партию пушнины и янтаря с Севера, за каждую партию рабов и вина с Юга. И все же в одном деле они не преуспели, оно оставалось черным пятном в их мыслях.
— Убил Кьяллака, — сказал задумчиво Хальвдан Рагнарссон. — Я всегда говорил, что он славный парень. Нам надо было воевать на одной стороне. Все испортило то дело с девкой Ивара. Жалко, что мы не смогли образумить Ивара.
Хальвдан сильнее всех братьев дорожил воинскими правилами дренскарпа, всегда хорошо отзывался о Шефе после его победы над гебридцем в хольмганге во время осады Йорка. Его чувства, как знали остальные братья, не влияли на его отношение. Он просто выражал свое мнение.
— А сейчас он, говорят, плывет на юг. И есть только одно место, куда он может направляться, — сказал Убби Рагнарссон. — Сюда. Интересно, какие силы он собрал?
— Судя по известиям, он не собрал даже все силы шведов, — сказал третий брат, Сигурд Змеиный Глаз. — И это хорошо. Я знаю, что мы смеемся над шведами, они старомодны, не ходят в набеги на Запад, чтобы поучиться делу. Но когда они собираются вместе, их становится очень много.
— Ну, пока не собрались. Болтали о добровольцах и о тех, кого он привел с далекого Севера, — о финнах и скогарменнах. Сомневаюсь, что из-за этой шушеры стоит беспокоиться. Меня больше волнуют норвежцы.
Олаф Альв Гейрстадира, узнав от людей Пути, что произошло в Уппсале, ответил тем, что собрал всех способных держать копье в королевствах, которые подчинил себе после смерти брата, и отплыл на Юг сразу, как только сошел лед, чтобы встретить того, кого считал своим королем-сюзереном.
— Норвежцы! — сказал Убби. — И их ведет этот дурак Олаф. Они сразу начнут драться между собой, а он сорок лет просидел дома. Он нам не опасен.
— Он не был опасен, — сказал Сигурд. — Меня беспокоит то, как он изменился. Или его изменили.
Он сидел молча, потягивая вино и размышляя. Его братья переглянулись и тоже замолкли. Из всех них Сигурд лучше других предвидел будущее. Он предчувствовал любое изменение удачи, любой поворот судьбы и предначертаний.
А думал Сигурд о том, что чует неприятности. По его опыту неприятности всегда приходили с той стороны, откуда их меньше всего ждешь, и уж совсем было худо, если жизнь давала тебе шанс что-то изменить, а ты этот шанс упустил. Начать с того, что он и его братья пренебрегли этим человеком, Скьефом или Шефом. Он самолично позволил Шефу отделаться потерей одного глаза, когда тот был полностью в его власти. Затем, встревоженные его способностью доставлять им неприятности, они дважды пытались покончить с ним. Первая попытка обошлась им в потерю одного из братьев. Во второй чуть не погибли сам Сигурд и слава двух других братьев. А парень снова ускользнул от них. Может быть, не следовало останавливать Хальвдана, когда тот хотел полезть в воду и напасть на Шефа. Сигурд тогда мог потерять еще одного брата. Если бы это помогло покончить с их врагом раз и навсегда, дело того стоило.
Сигурд не понимал, не кроется ли за этим какое-то предостережение, какой-то намек, или боги отвернулись от них? Змеиный Глаз никогда не боялся жрецов, не ждал добрых предзнаменований. Однако в нем всегда жила незыблемая уверенность, что старые боги действительно существуют и он их любимец, особенно благоволил к нему Один. Разве не послал он Одину тысячи жертв? И все же Один мог в любой момент отвернуться от своего подопечного.
— Мы запустили стрелу войны, — сказал он. — Во все земли, которыми правим. Чтобы выставили все силы, или пусть пеняют на себя. Знаете, что еще меня беспокоит? — продолжал он. — Положим, этот стол будет Скандинавией, вот Дания, это Норвегия, а это Швеция. — С помощью фляжек и кубков он обозначил на столе приблизительную карту. — Посмотрите, каким путем он прошел. Отсюда на юге, где мы встретились на море с его флотом. Потом на север, в Хедебю. Потом в Каупанг. Затем на дальний Север. А потом он появляется там, где его никто не ждал, по другую сторону от гор Киля. Он сделал круг. Или, лучше сказать, объезд?
Объездом называли путь, который проделывает король, собирая дань, принимая вызовы, утверждая свою власть. Одним из таких маршрутов была шведская Эйриксгата. Путь Шефа был много длиннее, всем объездам объезд.